Искупление (СИ) - "LoudSilence". Страница 18

Даже чертов Фред радуется, смотря на меня, словно Чешир, и то и дело перекладывает карты в стопке настольной игры о волшебном королевстве с драконами-завоевателями и волшебными фигурками.

— Как ты себя чувствуешь? — первым решается на этот вопрос глава семейства мистер Уизли, который свернул газету, чтобы хорошенько меня видеть, и тем самым прервал неловкую тишину гостиной.

Я неосознанно напрягаюсь и бросаю мимолетный взгляд то на ладони, сжимающие чашку чая, то на камин и, решившись, отвечаю простое «лучше».

Делаю глоток, прикрыв веки. Он приятно обжигает и успокаивает. Все продолжают заниматься своими делами, и в какой-то момент Фредерик окликает меня своим обворожительным голосом, о котором я не вспоминала, казалось, сотни лет:

— Герм, — я испуганно всматриваюсь в маску его умиротворенного лица, прекрасно ощущая каждой клеточкой кожи, что все люди в этой комнате прилагают особые усилия сохранять свежесть духа. — Хочешь поиграть с нами?

Когда смысл сказанных слов до меня доходит, к горлу подкатывает тошнота.

— Я буду играть с тобой, как с игрушкой, пока ты не сломаешься.

Мой животный страх от слов, сказанных ею, не может скрыться от Фреда, и он заметно напрягается.

Глупый Фред, ты так странно ведешь себя в последнее время. Куда делась эта хваленая заносчивость после того как ты осознал, что я ужасная не от прекрасной жизни.

— Я помою кружку, — вскакиваю с места и мчусь на кухню, совсем забыв про плед, отчего чувствую еще больший дискомфорт. Чьи-то взгляды иголками впиваются в мое тело, оставляя неприятный осадок.

На кухне полутемно — это к лучшему. Я дрожу осиновым листом, обхватывая свое тело руками: то ли хочется спрятаться от этого мира, а то ли согреться. Нервное. Как бы я ни старалась, что-то бессознательное сидит внутри моих воспоминаний, скандируя голосом Беллатрисы самые мерзкие фразы, от которых хотелось хочется бежать в эпилептическом припадке.

В груди все еще что-то туго сдавливает легкие, держит сердце в тисках, впуская шипами ядовитую субстанцию, несет ее по венам во все уголки тела. У меня заканчиваются силы терпеть этот кошмарный беспорядок в голове, это биполярное многоголосие, срывающее башню. А на ногах я только пятнадцать минут от силы.

Мороз проходит по коже, когда чьи-то шаги приближаются все скорее, а я прячу голову в ободок тонких рук, только бы вновь не чувствовать себя в опасности. Не чувствовать ничего. Пожалуйста.

Страх кипит во мне, достигая своего апогея, а тело не подчиняется контролю.

Нужно научиться держать себя в руках прежде, чем готовиться к схватке со всем вселенским злом с Лестрейндж в его главе.

— Тише, Герм, — ласковый голос Фреда оседает рядом вместе с ним. Он укрывает меня пледом с головы до ног, обнимая за плечи. - На этих выходных поживешь у нас. Так будет лучше для всех. Потом вернемся в Хогвартс. Попробуем все исправить, самая умная ведьмочка столетия.

Он пытается меня успокоить, но я не слышу и половину слов. В этой нежной темноте я лишь вижу ее два злобных глаза, пожирающие меня изнутри:

— Я убью их всех, грязнокровка. Убью твоими же руками.

Берегитесь. Опасность во мне растет прямопропорционально моей слабости в эти секунды.

Бегите. Спасайтесь. Не ведите себя так дружелюбно.

Не любите меня.

Что для этого нужно сделать? Перестать любить вас?

Да никогда.

Притвориться? Я, кажется, готова на этот шаг.

Ради вас точно.

Ради тебя, Фред, понимаешь?

— Я понимаю тебя, Герм, — он будто бы читает мысли, а я задыхаюсь все сильнее в его импровизированных объятиях.

И как перестать тебе верить, Уизли, от которого сегодня тянет запахом горячего шоколада?

========== Глава 8. ==========

Фред просидел со мной на теплом деревянном полу порядка десяти минут, не произнеся больше ни единого слова, — он отчаянно делал вид, что ничего не происходит. Что ситуация штатная и не нуждается в объяснениях, пока я плачу, с головы до ног запутанная в хлопковом пледе. Что все по обыкновению просто и даже немного глупо, чтобы быть источником повышенного внимания.

Я в целом никогда не была источником твоего внимания, Фред, да?

Я не хотела чувствовать тепло его тела, его широких ладоней, которые непривычно мирно покоились на моих запястьях, напоминая что-то отдаленно отвратительное и вызывающее тошноту. Его приятный запах, оцениваемый галактическими суммами, любимый всеми фибрами души, сейчас смешался с холодным железом крови — я не могла перестать закусывать губы и щеки, чтобы избавиться от надоедливого чувства чего-то непонятого, но подсознательно принятого.

Мои внутренние барьеры отталкивали Фреда всеми возможными им силами, вторя словам Беллатрисы. И дело было даже не в искрометной любви, потушенной его участливой безучастностью во всем, что теперь касалось меня. Каким-никаким, но он был мне другом. И точно чувствовал свою ответственность за все те вещи, виновницей которых была я сама. Дело даже не в этом, черт подери.

В последнее время я не просто испытывала опасность, но и излучала ее, тайно боясь той внутренней агрессии, которая вспыхивала во мне долгими больничными ночами. И тот липкий страх не был моим чистым ядом — смесь его дарила исцеление и искушала с каждым разом все больше. Я восторгалась этой сумасшедшей силой, рисуемой у меня в подсознании, приходя в себя после двухчасового, как транслировали врачи за стенами, истерического смеха. На несколько секунд я обладала властью, что просачивалась сквозь клетки, подогревая венозную кровь. И я кричала непростительные, видя перед глазами всех своих обидчиков — даже мертвые не были исключением.

И между непростительными — шепотом — ее имя. И ее слова ее же тоном.

Рано или поздно ты станешь моей игрушкой.

В те ночи я едва ли разбирала, что есть сон, а что реальность.

И в последующие дни это чувство питоном обвивалось вокруг шеи, ломая мне кости с откровенно новым поступательным мучением.

Ты думаешь, ты нужна этим рыжим Уизли? Общество самой умной волшебницы века — и к тому же героини войны — претит им, как и всем остальным. Вот так откровение, не правда ли?

Сейчас я вспоминаю прошедшие дни с усталой озлобленностью на весь мир — поддержка друзей такая искренняя и в то же время бессмысленная, что хочется поскорее сбежать из временной обители и запереться в одиночной камере моих криков и ругательств. Никто из них не виноват, что я слепо отвергаю любую помощь, уверенная — долги посмертно не отдаются. Никто из них не виноват и в том, что я все еще не могу взять себя в руки и мыслить здраво.

Во мне кричит моя больная эмоциональность. Во мне живут ее глухие проклятия, которые я впитала, как губка, а с ними и страх за тех, кто все еще жив. Кто все еще меня любит. Кого все еще люблю я, несмотря на череду сомнительных отторжений.

— Я бомба замедленного действия. Но я не могу позволить себе уничтожить все, во что свято верю до сих пор. Не смею, — как мантры повторяю себе в судорожном трепетании, уставившись в идеально гладкий потолок.

После инцидента на кухне мы сделали вид, что дружно обо всем забыли и плавно перевели все ранящие темы в мирное русло. Фред казался веселым и послал меня в гостиную, приготавливая себе кружку какао:

— Хватит киснуть здесь со мной, Гермиона. Возвращайся к нашим, а то подумают еще, что я пришел тебе слюнки подтирать.

Твой задор калечит меня, Фред. Я снова перехожу на тот этап, когда не хочу воспринимать твои шутки.

Однако я его послушала. Свернула источник тепла в четыре части, чтобы удобней было нести, и пошла в сторону звонких голосов, иногда придерживаясь кончиками пальцев за стены недлинного коридора. В гостиной тем временем имитировали разношерстную деятельность: Молли, протирала листья у комнатных растений, не полагаясь в этом щепетильном деле на магию, а над ней дружно смеялись все остальные. Женщина всегда возилась с зелеными друзьями, пытаясь снять напряжение. Неужели я так обременяю вас своим поведением?