Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - Кригер Борис. Страница 39

– Ты – материалист? – захохотал я.

– Представь себе, – еще звонче засмеялся Спиноза, – в соответствии с советской философской традицией специфичность моего пантеизма настолько высока, что меня принято было рассматривать как материалиста!

– Они бы почитали твою «Этику», – уже серьезно сказал я, – им бы и в голову не пришло, что Спиноза —материалист. Ведь все твои доказательства и теоремы, в том числе о присутствии творческого начала в природе, в той или иной мере базируются на внечувственном, высшем образе Бога, как мы с тобой его понимаем.

– Приятно встретить родственную душу, – улыбнулся Спиноза и церемонно пожал мне руку. Я достал сигареты, и мы закурили.

– Барух, – сказал я задумчиво, – не кажется ли тебе, что сколько мы ни бьемся, разъясняя людям очевидности, все бесполезно? Они просто не желают нас понимать. Им и так хорошо – с кипами, кобурами, телефонами… Не кажется ли тебе, что иногда ты вещаешь в пустоту?

– Именно этим ощущением я и страдал всю свою жизнь, – снова вздохнул Спиноза. – Мое учение о человеке должно было помочь людям отыскать такую «человеческую природу», которая свойственна всем людям. И нужно это для того, чтобы мы пришли к высшему человеческому совершенству. К лучшему, на что способен человек! Я стремился направить все науки, начиная от механики и медицины и кончая моральной философией и учением о воспитании детей, к этой простой и естественной цели. Но для этого необходимо не только изменить науки, пронизанные гнилью человеческого несовершенства. Следует, по-моему, образовать такое общество, какое желательно, чтобы большинство как можно легче и вернее пришло к максимальному совершенствованию самих себя.

– Барух, – сказал я, – когда я слушаю тебя, мне кажется, что это говорю я сам! Философия должна быть прежде всего учением о человеке, концентрироваться вокруг блага человека, нравственного обновления человека и тесно связываться с изменением общества на разумных и добрых началах.

– В моей философии, – отвечал мне Спиноза, – центральную роль играет понятие свободы. Без истинной внутренней свободы человек не может достигнуть своего человеческого совершенства.

– К сожалению, Барух, свобода понимается превратно, – забеспокоился я. – Взгляни на современное определение свободы: «the power to act or speak or think without externally imposed restraints» [65]. Такое впечатление, что все люди рождаются сформированными, так сказать, состоявшимися философами, и все, что им нужно, это дать им действовать, или говорить, или думать без внешне навязанных ограничений. Это не свобода. Это издевательство. Дай тупоумной массе действовать свободно, и мы получим такое, от чего ужаснулись бы даже самые законченные диктаторы. Свобода, Барух, по-моему, должна включать в себя обучение человека различным возможностям действий и мыслей, и лишь убедившись, что человек хорошо понимает, о чем идет речь, можно предоставить ему свободу выбора. Мне кажется, что в мире скачут уродливые тролли, выхватывают слова у философов, извращают их и, как жеманные обезьяны, несут эти, некогда живые слова толпе, этой человеческой каше, которая становится еще угрюмее и страшнее, приправленная оборванными, мертвыми философскими мыслями…

– Ах, Боря, если бы ты знал, как донимают меня эти злые тролли, ворующие мысли, убивающие их и несущие их толпе… Так, обо мне говорят, что я несу человеку фатализм. Удивительно, что при всей моей природной оптимистичности мое учение о предопределении считается абсолютно лишенным малейшей надежды. Эти тролли кричат, что если даже самоопределяющаяся субстанция ограничена в свободе самореализации тем, что уже осуществила ее (самореализацию), то что же говорить о человеке, который, как один из модусов, определяется этой субстанцией… Свобода ведь мной определяется не как независимость, а как не принужденность к определенным действиям. Человек благодаря наличию разума может, не выходя за пределы своих ограничений, обретать определенную свободу самореализации, и эта ограниченная свобода может проявляться лишь только в познании! Конечно, Боря, свобода не должна пониматься просто как независимость… Ибо неразумная свобода есть явление страшное, обязательно разрушительное и противное самой цели существования Мироздания, хотя я утверждаю: общее мнение людей, что как они сами, так и все прочие вещи имеют какую-то цель существования, ошибочно. Более того, и Бог также не имеет цели. По моему мнению, возникновение этого предрассудка вызвано тем, что, не зная причин своего существования, люди стремятся к своей личной пользе. Естественно, что они начинают считать такую личную пользу своей целью. Все естественные вещи, которые их окружают, воспринимаются ими как средства для своей пользы. Судя о Боге с антропоморфической позиции, они распространяют свое понятие о цели и на Бога. Естественный эгоцентризм человека, который также распространяется на Бога, приводит к тому, что цель видят в существовании человека лишь постольку, поскольку он верит в Бога и оказывает ему почести. Соответственно такая антропоморфная концепция цели приводит к тому, что как цель человека рассматривается почитание Бога, а как цель Бога – устроение всего для наилучшей пользы людей (чтобы его почитали) и наказание людей, если они его почитают недостаточно. Ложность такого представления я доказываю, опираясь на уже доказанные мной свойства всемирной субстанции. Я утверждаю, что она (а она и есть Бог) не наделена волей и, следовательно, не может иметь и цели. Отрицание случайности естественно полагает, что все в природе определяется не какой-то абстрактной целью, а простой последовательностью причинно-следственной цепочки. Основное доказательство сторонников теории божественной воли состоит в том, что зачастую сочетание причин, приведших к данному следствию, слишком невероятно, чтобы произойти само по себе, без вмешательства божественной воли. Я же утверждаю, что ссылка на божественную волю есть asylum ignorantiae (убежище незнания) и все это прекрасно может быть объяснено, если знать всю совокупность причин, которые воздействуют на происходящее в данном случае. Естественным итогом неправильного представления о цели Бога и человека становится, с моей точки зрения, возникновение целой группы понятий-антонимов: хорошее – плохое, справедливое – несправедливое, полезное – бесполезное. Соответственно каждое из этих понятий рассматривается в преломлении отношения к ним человека. Я считаю неправильным, что человек выступает как критерий качеств (или атрибутов), применяемых к природе, как ее основные атрибуты, поскольку человек склонен к антропоморфизму, склонен к неправильной оценке ситуации, и суждения человека сугубо индивидуальны, а нахождение правильного суждения как среднего из частных зачастую подобно нахождению средней температуры всех больных в больнице – что совершенно бессмысленно. Таким образом, все способы, которыми обыкновенно объясняют природу, составляют только различные роды воображения и показывают не природу какой-либо вещи, а лишь состояние способности воображения. Отсюда непосредственно следует, что ранжировать природу по степени совершенства, определяя последнюю как меру соответствия вещи человеку, есть грубейшая ошибка, вызванная подменой понятий.

– Барух, я с тобой совершенно согласен. Если че ловек осознает свое место, свои ограничения, то только тогда он сможет подняться к истинной свободе, которая доступна человеческому естеству. И тем самым станет наиболее совершенным в духовном плане, в своей теле сной оболочке, ибо сознательный выбор иллюзий – не иллюзия, а единственная истина, доступная нам!!!

В аллее послышались шаги и раздраженные крики. Группа «свободных людей», не найдя Спинозу, возвращалась обратно… Мы немедленно поднялись и побежали по аллее по направлению к выходу из парка. Сажая Спинозу в автобус, я проронил:

– Барух, ты да Декарт – мои самые близкие друзья. Берегите себя…

– Боря, – сказал Спиноза, не отпуская мою руку, – без тебя я не могу жить, ибо мои мысли предназначены тебе, а без моих мыслей я лишь состарившийся идиот, получивший образование в семиклассном еврейском училище, где преподавались только еврейское богословие и древнееврейский язык…