Цесаревич Вася - Шкенев Сергей Николаевич. Страница 10

– Добрый день! Вам что-нибудь посоветовать?

Вася посмотрел на Лизавету, и та не подвела:

– Нам нужно два букета для моих ровесниц от этого вот молодого человека. Первое свидание. И одеты они будут…

Красный принял заинтересованный вид, но постарался отключить мозг и приготовился к длительному ожиданию. Четырнадцать минут тут явно не хватит.

Удивительно, но Лиза и в самом деле уложилась в отведённое время, что можно было считать если не восьмым чудом света, то уж, во всяком случае, во втором десятке. Успели заехать и за Верочкой, и за Катей, появившись у офицерского собрания на Дворцовой набережной точно в срок.

Ожидавший Василия курьер узнал его по фотографии, которую держал в руке, но на всякий случай уточнил перед вручением конверта с билетами:

– Господин Красный?

– Да, это он, – подтвердила Вера Столыпина и протянула руку. – Давайте.

– Прошу простить, сударыня, – курьер спрятал конверт за спину. – Велено отдать лично.

– Но мы…

– Прошу простить, но приказ! – конверт перекочевал к Василию, после чего на свет божий появилась бумага с печатью. – Господин Красный, распишитесь здесь… вот здесь… и ещё тут. Время и подпись разборчиво, будьте добры. Ага, спасибо. Честь имею!

– Моему дедушке со службы тоже так приносят, – негромко заметила Лиза, провожая взглядом удаляющегося курьера. – Вася, тебе билеты кто доставал?

Василий пожал плечами, что стало почти уже привычкой:

– Да так, по случаю…

Вера с Катей не были столь проницательны и поторапливали дружным дуэтом:

– Пойдёмте же скорее! Вася, ну что ты застыл?

– Я застыл? – улыбнулся Красный. – Эскадрон, шашки подвысь! Рысью марш-марш!

Так со смехом и шутками добрались до гардероба, где Василий мысленно поблагодарил Алексея Максимовича за добрый совет. Куда ни глянь, всюду лампасы, ордена и аксельбанты, а если кто и в вицмундире гражданской службы, то по меньшей мере действительный статский советник. Гимназист бы здесь смотрелся новорождённым ягнёнком в волчьей стае. Надо понимать – премьера!

– У нас какие места? – спросила Катя Орджоникидзе, не отрываясь от ростового зеркала на ближайшей колонне.

– Не знаю, – ответил Василий и вскрыл запечатанный сургучом конверт. – Сейчас посмотрю.

– Тут есть кому посмотреть, – Вера решительно взяла Красного за руку и потянула к стоявшему у входа в зрительный зал служителю: – Лизонька, Катюша, не отставайте!

Служитель заглянул в извлечённые из конверта билеты и вытянулся во фрунт, звонко щёлкнув каблуками:

– Сей момент провожу, ваши сиятельства! Извольте пройти за мной! – и повёл всех четверых к уходящей наверх широкой мраморной лестнице с красной ковровой дорожкой. На втором этаже открыл перед Василием украшенную монограммой «ИВ» дверь ложи и поклонился. – Сию же минуту распоряжусь насчёт официантов.

– Мамочки… – Вера Столыпина прижала ладони к щекам. – Это же…

Капитан Родионов в душе Василия Красного замысловато выругался с применением лётных и технических терминов. Судя по всему, генерал Власик поручил организацию доставки билетов кому-то из подчинённых, а тот постарался выполнить указание начальства с всевозможным тщанием.

– Это императорская ложа, – согласилась с Верочкой Лиза Бонч-Бруевич. – Это же Артём Сергеев билеты достал, да?

– Разумеется! – Вася охотно поддержал устраивающую его версию. – А вы что подумали?

– Ты нас так больше не пугай, – покачала головой Вера и первой вошла в ложу. – Ой, а здесь миленько.

Красный точно помнил, что отец никогда не посещал этот кинотеатр, предпочитая просмотры новинок в домашней обстановке и узком кругу, так что рекомендации по обустройству императорской ложи давал дед. Именно поэтому здесь присутствовал резной буфет с множеством разнокалиберных бутылок за стеклом и большой электрический ледник «Руссо-Балт». Остальной мебели совсем немного – десяток стульев работы мастерской Гамбса, дубовый стол на те же десять персон и ломберный столик под зелёным сукном. Что Верочка миленького нашла? Разве что фотографический портрет Матильды Кшесинской в неглиже после второго омоложения, но его Вася сразу же положил на столик изображением вниз.

До начала просмотра фильма ещё десять минут, которые заявившиеся официанты в белых фраках предложили скоротать за лёгким перекусом.

– Всё свежайшее, ваше сиятельство, не извольте сомневаться!

– А эклеры? – спросила неравнодушная к сладостям Верочка.

– Мороженое венское хочу! – заявила Катя. – У вас есть венский пломбир?

– Такого не держим, – оскорбился один из официантов. – У нас самое лучшее, а не заграничное.

Василий решил притушить разгорающийся спор о вкусах и сам сделал выбор:

– Лимонад, микояновские эклеры, а мороженое на ваше усмотрение. Катя, прояви патриотизм!

Этот довод подействовал на всех девочек, и возражений не последовало. Действительно, как можно есть непонятный венский пломбир, если хладокомбинаты всё того же графа Микояна половину своей продукции продают в Европу? А вот из Европы может ли быть что доброе? [3]

После мороженого, но перед эклерами с лимонадом, прозвенел звонок, и в зале погас свет. Пришлось оставить пирожные в покое и пересаживаться лицом к экрану, где уже появились титры. Эклеры в темноте – mauvais ton!

Верочка Столыпина тут же устроилась справа от Красного, Катя поспешила занять место слева, а слегка растерявшаяся Лизавета после некоторого раздумья присела на стул сзади. Буквально через минуту Василий почувствовал, как на его плече появилась дополнительная тяжесть, а до щеки дотронулось маленькое горячее ухо.

– Мне так лучше видно, – объяснила Лиза недовольно заворчавшим подругам, осознавшим ошибку в выборе места.

Красный застыл, боясь пошевелиться, а капитан Родионов из глубины его души разразился бурными аплодисментами. Так бы и продолжал аплодировать, если бы не начался фильм, вызвавший недоумение расхождением сюжета с оригиналом из другого мира. Куда-то подевался пастух Костя, но вместо него появился одарённый ветеринар Константин Яковлевич, тайно влюблённый в племянницу влиятельного сановника, увлекающуюся музыкой и вокалом. Талантливая домработница Анюта тоже пропала, причём без замены другой героиней. Вот пьяное стадо, заявившееся на званый ужин, было. Поросята на рояле играли, бык в саксофон дудел… нет, не смешно.

Но девочки хохотали во весь голос, и Красный очень надеялся, что к концу фильма тоже поймёт глубокий смысл происходящего на экране. И тут неожиданно показ остановили на половине, и в зале загорелся свет.

– Антракт, – вздохнула Лиза, с явной неохотой убирая голову с плеча Василия.

– Какой ещё антракт? Это же не театр.

– Именно театр. Кинематографический, – пояснила Вера Столыпина. – Прогуляемся?

– Куда?

– Куда угодно. Или ты намерен сидеть как сыч и не высовывать носа? Нет, Вася, на светских мероприятиях так не делается. Изволь сопровождать нас!

– Как скажете, сударыня, – Красный церемонно поклонился, чтобы скрыть улыбку. – Приказывайте, о свет очей моих!

– «И в сердце льстец всегда отыщет уголок», – ответила Вера. – Образ дамского угодника тебе, Вася, совсем не подходит.

– Да?

– Уж поверь мне на слово.

Ох уж эти светские мероприятия и связанные с ними условности! Вот с этими нужно раскланяться и поговорить о погоде, с этими о родителях и общих знакомых, с теми просто поздороваться и пройти дальше, а здесь непременно расцеловаться и осыпать друг друга комплиментами, чаще всего незаслуженными и лицемерными. Но положение обязывает! Тем более появление Верочки Столыпиной, Кати Орджоникидзе и Лизаветы Бонч-Бруевич в вечно пустующей императорской ложе не осталось незамеченным и требовало объяснений.

За первые двадцать минут антракта Василия представили девятнадцати аристократическим семействам, и в конце концов он не выдержал, нашёл взглядом известного конструктора дирижаблей Николая Николаевича Поликарпова, в одиночестве скучающего у барьера оркестровой ямы, извинился перед девочками и решительно направился к нему.