Махинации самозванца - Романов Илья Николаевич. Страница 51

– Ваден… Прийди в себя… – шёпот непонятно откуда.

– Гумус, что происходит?

– Ваден… Ты сошёл с ума… Бьёшь всех, кто рядом… Мужчин, женщин, девушек…

– Каких ещё девушек?

– Ты прорывался от комнаты Равура напрямую… Сносил всех…

– И?..

– Там были рядом…

Всё понятно… А что?! Я никогда не бил женщин. Это всё врут, что я способен на такое! Я не могу ударить женщину априори! Подчёркиваю, не могу ударить женщину! Могу ударить тварь, независимо от пола и возраста.

В общем, так получилось… Они сами виноваты…

Я смутно помню последующее. Не потому, что я был пьян. Господи, если бы вы знали, каково это выходить из себя. Это же не просто так есть такое выражение в русском языке. И как много в этих словах смыслов, что выходят за границы общепринятого понимания… Я тупо сидел на одной точке во дворе дома. Ушёл в себя. Сидел и улыбался. Кто не понял, почему я улыбался, то тому и пояснять не буду. Кто понял, тому объяснения лишние.

Судя по кочеванию солнца по небу, прошло около двух-трёх часов. Мои за это время собрались. Гумус, как я подозреваю, взял не только вещи, но и припасы с кухни на наших семь рыл, восемь – считая Ивара. Купцы уже давно не с нами, мутят что-то в столице своё, так что их в расчёт не берём. А что? Равуру его припасы уже не нужны, а нам ещё пригодятся.

– Куда? – спросил мелкий, заметив, что я вроде пришёл в себя. Он вывел Колбаску из конюшни и уже какое-то время отсвечивал с конём рядом со мной.

– Будто ты не знаешь! Туда же, куда обычно меня заносит…

– А как же слова… Ну его на… этих жрецов… Что бы я ещё раз к нему приехал…

– Не твоего ума дело. Едем в Странный город…

Глава 4

О прошлом, что перекраивает настоящее, и прочей мишуре столичного дворянства

Само собой, мы поехали по самому краткому пути, через Весёлый с его постоянными борделями, кабаками, ипподромами, притонами торговцев зелёной пастой и прочим. После Весёлого города был Злой город.

В город второго кольца мы прибыли на удивление без лишних придирок от стражи Злого города. Возможно, из-за того, что по количеству, обмундированию и прочему мы полноценное рыцарское копье. В общем, не пьяная шантрапа из мелких, пьяных дворян, развлекающихся в соседнем Весёлом городе. А может, потому, что мне в моём пограничном состоянии сознания в сумерках показалось знакомым лицо десятника, что нас впускал в городские ворота Злого.

Тихо проехали библиотеку и королевский архив. Миновали сыскной департамент. И на удивление на пустом месте до нас докопались на выезде из Злого города в Странный. Чем-то мы им не понравились. Смотрят зло, уверенно. Цепляются к мелочам.

«Ну, гады, держитесь. Сейчас я вам устрою!» – в отголосках сознания мелькнула мысль, прежде чем я переключился в визуальный, покадровый режим сознания.

Впрочем, ничего непоправимого и не произошло. Ивар выпал из своего безмятежного состояния, опередил меня. В секунду спешился и что-то прошептал десятнику стражи. Они переглянулись и мигом нас пропустили, забыв про свои прежние претензии.

– Ивар? Что ты им сказал-то?

– Не твоё дело, – усмехнулся он непонятно чему. – Ты слишком недолго был в гвардии, чтобы что-то по-настоящему знать…

Он замолчал. Как-то странно посмотрел на меня. Так, с прищуром. Как-то с пренебрежением. Так, как будто смотрит на ребёнка. Усмехнулся через силу. Словно не надо мной усмехнулся, а над собой. Именно над собой усмехнулся. Я на чутье таких нюансов весьма горазд.

– С тебя выпивка и ба-а… дамы, – резко поправил он себя.

– Выпивка само собой, – резко отреагировал я на неожиданность, мгновенно выйдя из своей меланхолии. – А вот баб не будет! Будет настоящая дворянка! А не шваль бордельная!

Сказал. Пообещал и сам понял, как лоханулся. Где же такую найдёшь. Надо же понимать, что под «дамами» у этого романтика «в мозгу прошито» совсем другое. То, что в реальности редко. Незлобивая, немеркантильная, неиспорченная девушка дворянского сословия. А где такую искать?

То, что девушка тоже должна быть дворянкой, важно. Разница культур – зачастую непреодолимая граница. С дурой говорить не о чём. Крестьянки, мещанки, обслуга внешне могут быть милыми, но разница культуры рано или поздно возьмёт своё…

От слов Ивара я немного ошалел. Вот, я ответил то, что он хотел услышать. То, что его могло успокоить, хотя внешне он ведёт себя очень спокойно. Само слово «баба» настолько нетипично для него, что я невольно среагировал на автомате…

Как же тебя, братишка, подломило за последнее время. Идеалист и романтик стремительно превращается в циника, похабника и всякого подобного мне.

Видать, отчисление из части с волчьим билетом и наёмники не прошли для тебя просто. Самое худшее, что я в тот момент каким-то образом прозрел, что ему нет ради чего жить…

Наверное, дама сердца, с которой я сдуру познакомил его в компании мажоров Адруса, забрала его сердце. Хуже того. Забрала сердце и насрала в душу.

Что ж. Всё как обычно. Сам на эти грабли неоднократно напарывался в юности… Что-то его надломило. Конкретно, что надломило? И он в этом никогда не сознается, не то что мне, но и самому себе. А если сознается, то перестанет быть собой. Станет просто куском мяса. Забудется. Сопьётся. Убьёт в ярости. Выйдет один против толпы в одиночку. И это только самые лучшие варианты ломки мужского сознания. Про остальные даже вспоминать не буду…

Как всё знакомо. Как-то всё происходит одинаково. Разные миры, разные культуры, а суть мужчины одна. Мутируем после жизненных разочарований в нечто подобное мне. Пьяное, непотребное, злобное и циничное. И это ещё не предел. Предела я не знаю. Хоть и видел их на пределе. Тех, у кого уже нет предела. Они гораздо хуже. Их почему-то принято называть злодеями, отбросами общества, мразью… А все они такие же…

После первого надлома и слома идёт второй надлом и слом, третий слом… Потом, когда от души уже одна пыль – это уже не люди. Но всё начинается с первого надлома.

Ты не прав, Ивар. Ты сам пока этого ещё не понимаешь! Тебя уже ломает. По мелким оговоркам это можно понять. Какова бы ни была причина, ты не прав. Я не дам тебе сломаться…

В таких вот мыслях мы доехали до таверны, где обычно колдует жрец Халмар.

Смотрю на своих парней. Они смотрят в ответ на меня настороженно. «Волосатый огурец» вам. Мы здесь не потому, что я в очередной раз приехал за дозой, а потому что тут относительно дёшево, и меня тут относительно хорошо знают.

Я подсознательно презираю торчков. Это уже не люди. Уже не люди. И я никогда не буду одним из них, что бы ни уверяли остальные. Я слишком хорошо знаю их среду изнутри, чтобы такое заявлять. Быть рядом и не быть подобным – видимо, это моё проклятье…

Мы вошли в таверну. Ивар смотрит на меня со смесью презрения и надежды в глазах. Откуда презрение – не знаю. Кто его знает, что у него творится в голове. Но вот откуда надежда, я знаю. Дайте человеку, усомнившемуся в своих идеалах…

Ещё раз, идеалы. Идеалы – это не то, с кем выпить, посрать… А идеалы… Дайте человеку, усомнившемуся в своих идеалах, надежду, что он только оступился, что всё как прежде…

С кем же… мне тебя знакомить, Ивар, если у меня все связи в столице через мажора, второго сынка графа Адруса. А его окружение связи самые похабные. Не удивлюсь, что дворянкам из его круга общения ты просто наскучил своей напыщенной манерой подражания героям из книжных романов.

– Ивар. Буди меня. Завтра к ней поедем, – неожиданно для самого себя высказался я. – Давно пора вас познакомить… Если я умру… Присмотришь за ней…

На этом я, скинув все дела на Могра и Гумуса, полез на второй этаж таверны спать. А что. Мне тут не впервой… Примерные цены я тут знаю, и мои тоже знают. Так что, думаю, без меня такие мелочи сами разрешат…

Проснулся я рано. Чуть ли не с рассветом. Снилась всякая чушь. Непонятная, «невминозная», невнятная. У порога двери спит, свернувшись калачиком, Гумус. Нашёл где заснуть, дурачок.