Американская фантастическая проза. Книга 2 (антология) - Шекли Роберт. Страница 3
Писатель отчетливо выраженной индивидуальности, Шекли, используя те же, что и другие фантасты, темы (роботы, контакт, путешествия во времени), решает их совершенно в ином ключе. Чтобы в этом убедиться, достаточно взять любой рассказ писателя, например "Царская воля". Сюжет его — одна из разновидностей контакта, но не с посланцами внеземной цивилизации, а с "нечистой силой". Правда, "сила" эта в рассказе довольно симпатичная, ферра, демон неведомой мифологии. Забавная ситуация — ферра проникает через "лаз" во времени в современный американский магазин электробытовых товаров и таскает оттуда различные приборы для своего повелителя, царя Атлантиды, — решается Шекли остроумно и изящно. Как хорошо нам знаком тип, который запечатлел Шекли в облике ферры: молодой специалист, студентом проявлявший рвение лишь в спортивных залах, устроенный по блату на работу (еще бы, ведь у ферры отец — член Совета преисподней!) и с грехом пополам выполняющий первые "производственные" поручения…
Узнаваемость героев и сюжетных коллизий Шекли считает одной из главных особенностей фантастической прозы. Осовременивая сказку, волшебство, Шекли стремится как бы перебросить мостик для читателя в вымышленный мир, создать иллюзию достоверности. Но при этом писатель вовсе не руководствуется принципом "фантазии без берегов" — напротив, Шекли тщательно отбирает из современной ему действительности жизненные реалии. В обдуманности возникающих на основе этих реалий социальных обобщений убеждает образ мира будущего, встающего со страниц книг писателя.
Шекли выступает против всего, что обесчеловечивает человека. Айзек Азимов однажды сказал, что для писателя, привыкшего "смотреть на вещи с американской точки зрения, оптимистическое видение современного общества неприемлемо. Я использую фантастику для критики общества. Так же поступают, в общем, и все другие американские фантасты".
Технократические концепции общественного развития, согласно которым человечество в будущем должно существовать под надзором "электронных учителей", знающих-де, что лучше для человека, Шекли подвергает осмеянию. В рассказе "Страж-птица" показано, как с треском проваливается одна из подобных теорий. Иначе, убежден писатель, быть и не может: человеческие проблемы не могут быть доверены "какому-нибудь фунту нержавеющего металла, кристаллов и пласта масс… нельзя механизмами лечить недуги человечества…".
Одна из постоянных социальных мишеней Шекли — расизм. В рассказе "Мусорщик на Порее" выведен образ профессора Карвера, автора доктрины "врожденной неполноценности внеземных существ". К счастью для обитателей далеких миров, теория Карвера так и осталась на уровне изысканий в области сравнительной антропологии и не стала "руководством к действию". Но вот в рассказе "Поединок разумов" Шекли рисует иную картину. Враждебный человеку разум, оказавшийся на Земле, стремится к тотальному порабощению всего живого на планете. "Сообщество Квидака", к вступлению в которое призывает людей пришелец, есть не что иное, как фашистский "новый порядок", основанный на идеях генетического превосходства одной расы над другой (примечательно, что Квидак — существо, похожее на скорпиона, — предпочитает животной пище растительную; выразительный штрих, напоминающий о вегетарианстве Гитлера).
Рост насилия и жестокости, становящихся нормой общественной жизни США, нивелировка личности, подгонка ее под единый стандарт — все эти тенденции социальной действительности Америки нашли отражение в повести Шекли "Цивилизация статуса". Последователен протест Шекли против бесчеловечности общественной системы, позволяющей множиться насилию. Писатель выступает и против любых форм подавления человеческой личности, недаром одна из самых сильных сцен повести — финал, рисующий борьбу героя с самим собой, но прежним, принимавшим жестокость мира как данность. Призыв к спасению человека в мире, из которого изгоняется человечность, — такова позиция Шекли.
К теме "выставки зверств" (если воспользоваться названием романа английского фантаста Джеймса Грэма Балларда об иррациональной жестокости американского общества) Шекли обращается неоднократно. "Седьмая жертва", "Бесконечный вестерн" — это рассказы об игре в смерть. В результате беспощадного, патологоанатомически точного анализа американской действительности насилие и жестокость предстают не как изначально присущие человеческой натуре качества, но как общественные характеристики страны.
Беспощаден Шекли и к героям, которые воплощают отвратительные для него свойства: жестокость, человеконенавистничество, душевную черствость. Любимый же герой писателя — типичный "средний американец", не блещущий никакими, казалось бы, особыми талантами, но мужественно и твердо противостоящий бесчеловечности социума, давлению "машинной цивилизации". Неудачники, недотепы, чем-то напоминающие шукшинских "чудиков", они наделены сердцем и душой (а потому порой и паранормальными способностями, как герой рассказа "Заяц"). Окружающему их бездушному миру странны исповедуемые ими принципы: верность долгу, честность, уважение человеческого достоинства, доброта. И в какие бы галактические выси и туманные тысячелетия ни посылал Шекли своих героев, он убежден: эти-то ценности и есть "на все времена".
При этом Шекли, говоря о вещах серьезных, никогда не бывает выспрен или дидактичен. Умение соединить высокую патетику идеи с юмором, не позволяющим ей "залакироваться", — признак большого мастерства. Кстати сказать, многие сцены в известном фильме "Звездные войны" воспринимаются равнодушно (а то и со скукой) именно потому, что сделаны "на полном серьезе", без спасительной иронии.
В основе многих произведений Шекли — ощущение одиночества и несвободы индивида в западном обществе, неустойчивости, абсурдности его бытия. Именно эти мотивы определяют идейное содержание и композицию романов "Обмен разумов", "Пространство чудес", "Варианты выбора". "Что такое реальность?" — спрашивает герой последнего произведения и получает ответ: "Одна из многих возможностей возможных иллюзий". Стремясь запечатлеть разорванность сознания "маленького человека", воплотить хаос буржуазной действительности в формах самого хаоса, Шекли нередко прибегает к композиционной усложненности, стилистическим экспериментам, вследствие чего повествование распадается на отдельные сцены, связанные друг с другом лишь общностью фарсовой стихии. Однако при кажущейся фрагментарности некоторых книг Шекли они обладают той внутренней цельностью, которая, по словам Л. Н. Толстого, заключается в "ясности и определенности… отношения самого автора к жизни, которая пронизывает все произведение". Это отношение вытекает из гражданской позиции Шекли, в основе которой — неприятие машинной цивилизации, подавляющей и разрушающей личность.
Одиннадцать романов, двенадцать сборников рассказов — таков творческий итог работы Шекли в литературе за четверть века. Конечно, любые окончательные определения живущего и продолжающего работать писателя — дело неблагодарное, но некие предварительные оценки мы сделать вправе. Очевидно, что большая — и пока все же лучшая — часть повестей и рассказов Шекли написана в 50-60-е годы. И хотя в последнее время Шекли отошел от фантастики, сюжетная изобретательность, точность социальных характеристик, юмор, то мягкий, то язвительно-насмешливый, уже обеспечили писателю видное место в истории американской фантастики XX века.
С середины 70-х годов в американской фантастике появляется целый отряд молодых одаренных авторов (назовем хотя бы несколько имен: Дэвид Брин, Грегори Бэнфорд, Грегори Бир, Орсон Скотт Кард, Брюс Стерлинг, Джон Варли), пишущих по-новому о новых проблемах стремительно усложняющейся современности. И писатели старшего поколения оказались в роли догоняющих. Одни — например, Урсула Ле Гуин — справились с изменившейся ситуацией, другие нет.