Запретный предел (СИ) - Шевченко Андрей Вячеславович. Страница 30

Дилль молча поклонился. Королева подошла к ложу и взяла иссохшую руку Юловара. Она хотела что-то сказать, но в этот момент архиепископ Одборгский душераздирающе застонал и начал рвать на себе ворот белой рясы. Присутствующие удивлённо и даже испуганно смотрели на церковника, глаза которого закатились, а из носа потекла струйка крови.

— У него, похоже, припадок! — Адельядо бросился к архиепископу, но был отброшен неведомой силой. — Демоны, это ещё что такое?!!

То, что отбросило гроссмейстера, также отодвинуло и врачевателей. Мейс, отупевший от усталости, всё пытался протянуть ладони к королю, но его руки натыкались на невидимую стену. Около короля остались только бьющийся в припадке архиепископ и Линда, продолжавшая держать мужа за руку.

Монахи прекратили бубнить молитвы и превратились в статуи, не отрывая взгляда от архиепископа. Дилль схватил за руку Илонну и на всякий случай оттащил её подальше от королевского ложа. Изумлённая происходящим вампирша даже не сопротивлялась. Адельядо, Мернаэль и Вальдени несколько раз попробовали пробиться сквозь невидимую стену, чтобы оказать помощь архиепископу, но с таким же успехом они могли толкать и стену замка.

Побагровевшее лицо Одборга вдруг посветлело. Нет, оно не посветлело, а само стало излучать свет. Дилль даже глаза протёр, словно это могло рассеять наваждение. Нет, действительно, архиепископ постепенно превращался в статую света. Лицо, шея, затем кисти рук начали источать тёплый золотой свет, на который невозможно было смотреть не щурясь. Внезапно архиепископ схватил руку Линды, и королеву тоже окутало сияние.

Дилль глядел на размытые светом фигуры церковника и королевы до тех пор, пока из глаз не покатились слёзы. Он отвернулся — в глазах плясали зайчики, как если бы он долго смотрел на солнце. Остальные тоже отворачивались, не в силах выдержать яркого свечения.

— Что это? — Илонна сильно сжала руку Дилля.

— Похоже на свет Единого, — сказал он. — Помнишь, в церкви во время венчания? Неужели он внял молитвам?

— Скорее всего, — буркнул стоящий рядом гроссмейстер. — Давно мог бы вмешаться, а не доводить до крайностей.

Дилль изумлённо посмотрел на Адельядо — тот говорил о Едином, словно об обычном мастере-врачевателе.

Золотой свет вспыхнул и погас. Все тотчас обернулись. Дилль увидел архиепископа, лежавшего без сознания, Линду, держащую руку короля, и… он даже вздрогнул. Юловар пришёл в сознание и невыразимым взглядом смотрел на свою королеву. Он по-прежнему был истощён, Единый не придал его мышцам силу и упругость, но Диллю было понятно, что с этого мгновенья неведомая некромаговская зараза перестала убивать Юловара. Король еле заметно сжал руку Линды и тихо сказал:

— Я не мог говорить, но всё слышал. Я люблю тебя больше жизни.

Слёзы катились из прекрасных глаз Линды, они только молча кивнула и рухнула на колени, вознося благодарственную молитву Единому.

— Так, мы все здесь лишние! — громко сказал гроссмейстер. — Мернаэль, помоги мне поднять Одборга. Вальдени, тащи отсюда Мейса. Дилль, Илонна — на вас врачеватели. Господа монахи, немедленно освободите помещение.

Монахи, принявшиеся было опять молиться, с негодованием посмотрели на раскомандовавшегося гроссмейстера, но подчинились. Гвардейцы, охранявшие вход, и несколько придворных, которых не пустили внутрь, с удивлением смотрели на выходящую толпу. Один из стражей с беспокойством спросил:

— Что случилось? Уж не…

— Не беспокойся, гвардеец, — пропыхтел Адельядо. — Единый внял молитвам архиепископа Одборгского и королевы Белинды и вернул королю разум и жизнь. Его Величество отныне вне опасности.

— Слава Единому! — прошелестело среди придворных. — Король выздоровел!

— Так, солдаты, ну-ка, несите его святейшество в какие-нибудь приличные покои. Мы с Мернаэлем слишком стары, чтобы таскать его на себе.

Передав на руки гвардейцам бесчувственного архиепископа, Адельядо с облегчением вздохнул и сказал:

— Ну вот, жизнь короля вне опасности, лич уничтожен, теперь можно подумать и о том, как выиграть войну.

— Ты не забыл, что Тирогис уже осаждён тилисцами? — саркастично спросил Мернаэль. — А мироттийцы на подходе.

— Я прекрасно это помню. Поскольку здесь и сейчас мы лишние, предлагаю вернуться в пажеские казармы для обсуждения наших дальнейших планов. Адепты, — Адельядо посмотрел на Дилля и Илонну, — идите за мной, у меня к вам есть несколько вопросов.

— С вашего позволения, мастер, я пока задержусь здесь, — невозмутимо сказал Дилль. — И ещё у меня к вам личная просьба — не могли бы вы распорядиться, чтобы мне выдали невыплаченную стипендию и мои наградные за участие в боях?

— Чего-о? — мастер Мернаэль даже головой потряс, надеясь, что ослышался. — Ты соображаешь, что говоришь, адепт?

— Мне нужно отдать сто золотых оксов лекарю, который ухаживает за Гунвальдом, — спокойно пояснил Дилль. — И, если уж Его Величество теперь не отправится в клоаку, а наши врачеватели обессилели, я бы хотел отнести вниз каршарца. Не думаю, что муары откажут ему в помощи.

Мастер Мернаэль начал набирать дыхания для резкой отповеди нахальному адепту, но гроссмейстер только согласно кивнул.

— Хорошо, я распоряжусь насчёт золота. Когда вернёшься… — Адельядо посмотрел на Илонну и поправился: — Когда вернётесь, расскажете, как всё прошло. Мы вас ждём в столовом зале пажеских казарм.

Дилль тоже посмотрел на Илонну.

— Ты пойдёшь?

— И ты ещё спрашиваешь?

— Тогда будем ждать, когда выйдет королева и распорядится насчёт носильщиков. Гунвальд далеко не пёрышко, и носильщики понадобятся самые сильные.

Глава 12

Стены Тригорода горели, но пока оставались неприступными. Гномские огневики методично и не торопясь посылали огненные заряды: стреляли и залпами, и поодиночке. Арбалеты подземельцев превосходили по дальности оружие защитников города, чем гномы успешно пользовались. То и дело между защитными зубцами крепостной стены вспыхивали ослепительные взрывы, убивавшие и калечащие солдат и разрушавшие деревянные навесы. Иные огненные заряды перелетали стену и приземлялись внутри города, но большого вреда не приносили — все постройки, что стояли поблизости к стене, уже сгорели.

Рохмиро с перебинтованной левой рукой и плечом глядел сквозь бойницу на яркие росчерки, летящие к городу. Гномы никуда не торопились. Коротышки-огневики, когда ими не руководили командиры, устраивали соревнования — кто точнее выстрелит, или кто дальше забросит огненный заряд. А гномские пехотинцы ни разу не сунулись штурмовать Тригород, и с самого начала осады только и делали, что пили своё крепкое гномское пойло, жарили украденных коров и овец да устраивали поединки на топорах.

Стоящий рядом с Рохмиро солдат из бывшего Аркенирского полка крепко выругался, когда неподалёку в каменную кладку ударил огненный заряд. Отколотое каменное крошево полетело во все стороны, один из кусочков царапнул солдата по щеке.

— Ублюдки коротконогие! Чего им не сиделось у себя в Подгорье?

Рохмиро хотел сказать, что гномы попросту воспользовались тяжёлым положением Ситгара, но промолчал. Незачем сеять сомнения среди солдат — и без того меж защитников ходят разговоры, мол, незачем гибнуть в Тригороде, а лучше оставить город и благополучно уйти. Гномы уже не раз и не два присылали переговорщиков с предложением сдать город, взамен обещая не трогать ни солдат, ни мирных жителей, если те уйдут. Рохмиро в который раз в голову пришла мысль, что напрасно король так по-братски относился к вероломным коротышкам. Наступил удобный момент, и гномы напали, презрев многовековую дружбу. И теперь они пытались отжать ситгарцев к югу, до основания разрушая северные города людей.

Рохмиро мрачно оглядел предместья Тригорода — все дома с внешней стороны крепостной стены, водяная мельница, поселения были уничтожены, поля истоптаны и выжжены, скот перебит. Сколько ещё продержится Тригород без помощи? Месяц, два? А потом наступит голод. И зима. Конечно, гномы не окружили Тригород полностью — они сосредоточились на главных воротах и постепенно выводили их из строя, а вокруг города шныряли их патрули. Эти патрули не пытались замкнуть кольцо осады — они просто выжигали посевы и уничтожали скотину вокруг осаждённого города. Тактика их была понятна — перекрыть доступ любого продовольствия.