Василиса Предерзкая - Маргарита Блинова. Страница 9

– Извиняйте, госпожа ведьма. Врагов у меня нет, дела в Древотяпске идут не то чтобы бойко, а то, что конкуренты зубоскалят за спиной, токмо они всегда…

Остаток фразы если и был, то оказался неразборчив за хрустом костей трансформирующегося тела. Прямо на глазах серая густая шкура стала кожей, конечности уменьшились, а волчья пасть втянулась и перестроилась.

Я видела на практическом занятии полный оборот. Была знакома с принципом перестроения тела, но сейчас удивленно протерла глаза, отказываясь верить, что передо мной стоит рыжебородый…

– Кузьмич. Ты что… гном?

– Ну да, – сказал тот с такой легкостью, словно истинные оборотни среди подземного народца такая же обыденность, как пробка на въезд в Кота-по-Шеям. Поправил на себе мой плащ, прикрывая наготу, и принялся с утроенным энтузиазмом жать мне руку.

– Вот спасибочки, госпожа ведьма. Вот удружили. Вы не думайте, я добром за добро отплачу. Хотите деньгами, хотите натурой, хотите…

– Спасибо, не надо. – Я решительно вырвала свою руку из мозолистых лапищ гнома-оборотня, забрала корзинку с пирожками, закинула на плечо ученическую сумку и, не прощаясь, покинула подворотню.

Подумать только. Гном – и при этом истинный оборотень!

Нет, не то чтобы я не верила, что любовь не знает запретов и ограничений, но все же…

Смутное тревожное ощущение, что кто-то смотрит в спину полоснуло по натянутым нервам. Я резко обернулась, но никого на ночной улице не было. Даже немногочисленные окна домов, выходящие на эту сторону, оказались чинно занавешены.

Однако настырная паранойя не ушла, а, наоборот, как будто усилилась.

Развернувшись, я двинулась в сторону красной башни магической школы, неосознанно все ускоряя и ускоряя шаг и с трудом удерживаясь от того, чтобы не сорваться на бег.

Чужой взгляд буравил мою спину до конца улицы, но стоило между крыш домов мелькнуть знакомым с детства воротам, как паранойя ушла, а вместе с ней и настойчивое ощущение недружелюбного присутствия.

«Пора. Пора пить валерьяночку», – мимоходом подумала я, толкая ворота школы.

Остановка шестая

Магическая школа

Это только ночной Древотяпск хранил сонную тишину, изредка нарушаемую звуком шагов патрулирующей стражи. За воротами магической школы жизнь кипела в котелках травниц, кричала в переходах и коридорах, отчаянно стенала в комнатах, что «Не сдам, вот точно не сдам!», и сквозь зубы проклинала тот день, когда решила стать наставником для молодых и неокрепших умов.

Поздоровавшись со сторожем на входе, я мелкими перебежками миновала двор, где мои одногруппники отрабатывали спаренный удар из двадцать второго билета, проскользнула в холл и тут же присела, пропуская над головой чей-то ботинок.

– Васька, прости, я не в тебя.

От лестницы уже прыгал, поджав под себя босую ногу, Иванушка.

С Аленушкой они родились близнецами. И если внешнее сходство было на лицо и на светло-русый цвет волос, то в остальном эти двое отличались, как солнце и луна. Иванушка обогнал сестрицу в росте, обзавелся мужественным размахом плеч, свидетельствующем о многочасовых тренировках на полигоне, и чисто внешне казался старше. Но в том-то и дело, что казался.

Внутри улыбчивого Иванушки жил и преспокойно здравствовал тот еще беспечный балбес.

Я разогнулась, подняла валяющийся ботинок и перекинула другу.

– В кого целился?

Тот ловко поймал обувку, но вопреки ожиданиям не стал натягивать на положенное ей место, а повторно прицелился.

– Вон в ту горгулью.

Иванушка швырнул ботинок. Тот по красивой дуге взлетел вверх, стукнул подбитой серебром пяткой каменную горгулью по носу и шлепнулся вниз.

– Эх, опять промазал, – расстроился парень, пятерней взлохматил свои буйные кудри и, не дожидаясь закономерного «Зачем?», ответил:

– Если накануне экзамена закинуть ботинок в пасть горгульи над входом, то обязательно вытянешь первый билет. Примета такая.

Я посмотрела на мрачную горгулью. На убежденного Иванушку. Вздохнула.

– Учить не пробовал?

– Тебя Аленушка покусала? – делано испугался друг и заметил корзинку. – О, пирожки!

Пришлось пожертвовать голодному охотнику за удачей пару пирожков с картошкой и один сладкий, а уже после подниматься по лестнице и сворачивать к общежитию, где было чуточку поспокойнее.

Выпускной экзамен всегда ставили на середину лета, когда мелкота разъезжалась на каникулы по домам, а ученики средних классов – на летнюю практику. Раньше мне казалось, это делали для того, чтобы никто не знал, что их ждет на десятом году обучения, и с большим прилежанием штурмовал скучные фолианты. На деле же поняла: будь здесь еще кто-то, кроме выпускников, школа не выстояла бы.

Из-за дверей комнат доносились неразборчивые речитативы повторяемых заклинаний, проклятья и (вот уж действительно внезапно!) молитвы во славу Триединого. Я даже немного постояла возле последней, удостоверяясь, что мне не послышалось, и только потом двинулась дальше.

Все по-разному переживали неизбежный стресс перед экзаменом. Кто-то глушил его зубря, как Аленушка, кто-то уповал на удачу и везение, как Иванушка. Я так вообще согласилась поучаствовать в бракоразводном празднике, ну а кто-то…

Дверь одной из комнат распахнулась, являя сперва голову, а потом и всего Демьяна.

– Васька, как хорошо, что ты вернулась! – обрадовались мне, как родной.

Иванушка и Демьян были уникумами нашего выпуска.

Иванушка никогда не учил, предпочитая ночью накануне экзаменов кричать в форточку: «Халява, приди!», прятать счастливую серебрушку под правую пятку, кидать в пасть горгулье ботинок и каждый год изобретать все новые и новые способы привлечь на свою сторону удачу.

Демьян в приметы не верил. Он тоже никогда не учил, предпочитая выбирать проверенные годами рыночные отношения и подкуп звонкой монетой.

Обоих всякий раз ловили на попытке списать, вызывали к доске без подготовки, где оба не иначе как со страху без запинки отвечали на вопросы билета и вываливались из аудитории с заветной тройкой.

Причем везло только им. Любой, кто пытался присоединиться в погоне за удачей или вложить пару золотых в успешную сдачу экзамена, неизменно терпел крах. Вот почему я сразу отрезала:

– Нет, Демьян, я не буду скидываться с тобой на взятку и подкупать учителей. Да и не возьмет ее никто.

– Обижаешь! – Без пяти минут маг-практик скривил обиженное лицо и выдал свой план: – Знакомый моего знакомого знает аспиранта, который может открыть нам утром класс и дать подсмотреть, как лежат билеты.

– А толку? Они ж заговоренные, – напомнила я. – Ни уголок примять, ни отметку поставить ты не сможешь.

– Зато смогу зарисовать, где какой лежит, – расплылся в победной улыбке Демьян. – Ну что? Ты в деле? Всего-то и надо пять золотых.

Я снова тяжело вздохнула и повторила:

– Учить не пробовал?

– Да ну тебя! – демонстративно обиделся Демьян, будто я только что сказала ему нечто крайне неприличное, и спрятался в комнате.

Дойдя наконец до конца коридора, я без стука распахнула дверь.

– Привет, Аленушка, – поздоровалась я, бросая ученическую сумку на стол возле своей кровати.

Комната у нас была стандартно маленькой, как и все комнаты в общежитии школы. Письменный стол на двоих, два стула, две кровати да шкаф – вот и все, что влезало в нее.

И если на моей половине царил идеальный казенный порядок, то Аленушка уже успела разложить свои вещи. Часть стола подруги была заставлена флакончиками со снадобьями, заготовками и сборами. По центру стоял котелок размером с кастрюлю, на подоконнике буйно цвели растения в горшочках, а потолок над кроватью был завешан вениками из душистых и не слишком трав.

Сама Аленушка сидела на полу, облокотившись спиной на бортик кровати, окруженная раскрытыми учебниками, как воевода дружиной. При моем появлении она подняла голову, сфокусировала мокрые от слез глаза и возрыдала: