Отражения - Робертс Нора. Страница 41

 Николай укачивал ее и гладил по спине, пока ее рыдания не начали стихать. Она свернулась рядом с ним, как ребенок, и он сильнее прижал ее к себе, бормоча что-то по-русски.

 — Моя голубка. — Он нежно поцеловал ее в висок. — Я был жесток.

 — Да. — Линдси вытерла лицо полотенцем, которое Ник положил ей на плечи. Она была истощенной, опустошенной, и если даже боль еще не прошла, Линдси слишком онемела, чтобы ее чувствовать.

 — Но раньше ты всегда давала мне отпор. — Он взял ее за подбородок. Ее глаза были яркими и влажными. — Мы очень вспыльчивые, ведь правда? — Николай улыбнулся, поцеловав ее в уголки губ. — Я кричу на тебя, ты кричишь в ответ, потом мы танцуем.

 К их общему огорчению, Линдси спрятала лицо у него на груди и снова разрыдалась.

 — Я не знаю, почему так поступаю. — Она глубоко вздохнула, чтобы остановиться. — Ненавижу тех, кто так делает. Просто все стало таким сумасшедшим. Иногда кажется, что этих трех лет просто не было, и ничего не изменилось. Но потом я смотрю на девочек вроде Эллисон Грей. — Линдси всхлипнула, вспоминая балерину, которая будет танцевать партию Ариэль после нее. — Ей двенадцать лет.

 — Двадцать, — исправил Николай, погладив ее по волосам.

 — Глядя на нее, я чувствую себя на все сорок. Кажется, что занятия длятся на несколько часов дольше, чем раньше.

 — Ты же знаешь, что прекрасно справляешься. — Он обнял ее и поцеловал в макушку.

 — Я чувствую себя колобком, — с жалостью произнесла она. — Неуклюжим колобком.

 Николай улыбнулся, но сохранил сочувствие в голосе.

 — Ты потеряла пять фунтов.

 — Шесть, — поправила она его и вздохнула, снова вытирая глаза. — Но у кого вообще есть время на еду? Скорее всего, я просто продолжу таять, пока совсем не исчезну. — Она оглянулась вокруг, ее глаза расширились. — Ник, тебе же нельзя быть здесь, это женский туалет.

 — Я Давыдов, — величественно произнес он. — Я могу ходить где угодно.

 Это заставило Линдси засмеяться, потом она поцеловала его.

 — Я чувствую себя полной идиоткой. Раньше я никогда не разваливалась так во время репетиций.

 — Но это никак не связано с тем, о чем мы сейчас с тобой говорили. — Он взял ее за плечи, теперь его взгляд был очень серьезным. — Это архитектор.

 — Нет, — слишком быстро произнесла она, но Ник лишь поднял левую бровь. — Да. — Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Да.

 — Ты готова сейчас об этом говорить?

 Линдси открыла глаза и кивнула. Она устроилась на изгибе его плеча и позволила молчанию на мгновение повиснуть в воздухе.

 — Он сказал, что любит меня, — начала она. — Я думала, что именно этого хотела всю свою жизнь. Сет любит меня, и теперь жизнь станет идеальной. Но одной любви недостаточно. Раньше я этого не знала. Понимание, доверие… без них любовь обречена.

 Она замолчала, четко вспоминая каждый момент их последней встречи с Сетом. Николай ждал, когда она продолжит.

 — Он не смог справиться с моим возвращением в балет. Он не смог — или не захотел — понять, что я должна это сделать. Сет не поверил, когда я сказала, что это только на одно выступление. Он не поверил, что я не хочу возвращать прошлую жизнь, что хочу построить новую с ним. Он попросил меня не уезжать.

 — Это было эгоистично с его стороны, — заметил Николай. Он уставился в стену напротив и притянул Линдси ближе к себе. — Твой архитектор — эгоистичный человек.

 Линдси улыбнулась, думая о том, как просто было Нику потребовать ее приезда сюда. Похоже, она оказалась между двумя эгоистичными мужчинами.

 — Да. Вполне возможно, в любви должен присутствовать некий эгоизм. Я не знаю. — Теперь она была спокойна, ее дыхание выровнялось. — Если бы он поверил мне, поверил, что я не собираюсь возвращаться к той жизни, где для него не будет места, мы могли бы прийти к взаимопониманию.

 — Могли бы?

 — Есть еще Рут. — Казалось, у нее на сердце стало еще тяжелее. — Что бы я ни говорила, я не смогла уговорить Сета отправить ее сюда. Не смогла заставить его понять, что он не дает Рут стать той, кем она является, и кем еще может стать. Мы часто спорили по этому поводу. Последний спор вышел особенно жестким.

 Линдси сглотнула, чувствуя, как боль начинает возвращаться.

 — Сет очень любит ее и очень серьезно воспринимает свои обязательства. Он не хочет, чтобы она столкнулась с трудностями того образа жизни, который мы здесь ведем. Он считает ее еще слишком юной, и… — Линдси прервали русские проклятия, которые она прекрасно знала. Это немного улучшило ее настроение, и она устроилась поудобнее рядом с Ником. — Это ты так считаешь. Конечно, для человека со стороны все выглядит по-другому.

 — Есть только одно верное мнение, — начал он.

 — Мнение Давыдова, — добавила Линдси. Она обожала его за эту абсолютную уверенность.

 — Разумеется, — согласился он, но она слышала насмешку в его голосе.

 — Человек, не имеющий отношения к танцам, может с этим не согласиться, — пробормотала она. — Я понимаю, что он чувствует, и от этого становится еще тяжелее, наверно потому что я знаю — Рут суждено быть здесь, не смотря ни на что. Он чувствует… — Она прикусила губу, вспоминая слова Сета. — Он считает, что я хочу использовать ее, чтобы продолжить свою карьеру. И это самое худшее.

 Давыдов какое-то время молчал, переваривая все, что Линдси рассказала ему, затем добавил свои собственные ощущения касательно Сета Банниона.

 — Я думаю, что такое мог сказать только мужчина, которому причинили боль.

 — Я больше не видела его после этого. Мы оставили друг друга с болью.

 — Весной, когда твои танцы закончатся, ты вернешься обратно. — Он повернул ее лицо к себе. — И тогда ты снова увидишь его.

 — Я не знаю. Я не знаю, смогу ли. — Ее глаза были полны печали. — Возможно, будет лучше оставить все как есть, чтобы мы снова не причинили друг другу боль.

 — Любовь причиняет боль, ptichka, — сказал он, пожав плечами. — Балет причиняет тебе боль, и любовь причиняет тебе боль. А теперь умой свое личико, — быстро произнес он. — Пора снова танцевать.

 Линдси смотрела на себя в зеркале у станка. Сейчас она стояла одна в репетиционном зале на высоте пяти этажей над Манхэттеном. Уже почти настала ночь, и за окнами было темно. Из CD-плеера лилась медленная фортепианная музыка. Повернувшись, Линдси начала поднимать левую ногу, которая казалась совершенно прямой от бедра до кончиков пальцев, как одна длинная линия. Не сводя глаз со своего отражения, она завела ногу назад в позе аттитюда, затем медленно встала на кончики пальцев. Она держалась ровно, не позволяя мышцам дрожать, затем старательно проделала все в обратном порядке и повторила такое же упражнение со второй ногой.

 С момента ее взрыва на репетиции прошла почти неделя. С тех пор она каждую ночь приходила в репетиционный зал, когда все уходили. Этот дополнительный час напоминал ее телу, что от него требуется, и позволял еще какое-то время не думать о Сете. Глиссе, прыжки, повороты. Ее разум приказывал, ее тело подчинялось. Через шесть недель она впервые за три года выйдет на сцену. В последний раз в своей жизни. Она будет готова.

 Линдси начала мучительно медленный гранд плие, зная о каждом задействованном сухожилии. Ее леотард уже был мокрым от пота. Она снова поднялась, какое-то движение в зеркале нарушило всю ее концентрацию. Линдси уже хотела прикрикнуть на нарушителя, но тут ее зрение сфокусировалось.

 — Рут? — Она повернулась, когда девушка побежала к ней. Заключенная в тесные объятия, Линдси вспомнила их первую встречу. Тогда она коснулась плеча Рут, но была отвергнута. Сейчас Линдси ответила девушке таким же объятием, думая о том, что они с Рут прошли долгий путь. — Дай мне посмотреть на тебя. — Отстранившись, Линдси взяла в ладони ее лицо. Она было живым и улыбчивым, глаза потемнели и засверкали. — Ты замечательно выглядишь. Просто замечательно.

 — Я скучала по тебе. Я так скучала!

 — Что ты здесь делаешь? — Линдси взяла Рут за руки и, чтобы согреть, автоматически начала растирать их. — Сет. Он с тобой? — С надеждой и страхом она посмотрела на дверь.