Аферист (СИ) - Майоров Сергей. Страница 44

Надо всё-таки взяться за хламьё и на помойку вынести. Привлеку-ка я к выполнению этой миссии… да хоть девчонок-комсомолок. А силовую поддержку им окажут замполитовские солдатики. Взвод мне сюда не нужен, а отделение попрошу. Мальчики перед девочками покрасуются, девочки мальчикам глазки построят. А я им ещё совместный культурный выход устрою и кафе-мороженое. Всем хорошо. И кстати, Брюханенко по кумполу настучу, какого хрена яма посередь двора красуется. Я дважды на этой неделе здесь был и не видел, чтобы кто-то что-то рядом с ней делал. Пусть зилок мне подгонит для вывоза барахла. Дам мебельщикам заказ, пусть потрудятся. И будет у меня нормальная берлога, а не это убожество, куда девушку стыдно привести.

Кстати, о девушке. Пока я набирал номер Аллы, рука вспотела не хуже сегодняшнего Брюхана. Моё персональное проклятие всё ещё в силе.

— Редакция газеты «Правда», — раздался её голос.

Я прикрыл глаза и прислушался к внутренним ощущениям. Пульс и давление нифига не в норме.

— Говорите, — настойчиво потребовала женщина на том конце провода.

— Это я, — с трудом протолкнулись слова из горла.

— Егор? Как хорошо, что ты позвонил. Извини, я вчера вспылила, наговорила тебе… Когда мы сможем встретиться? Кажется, ты был прав, в отделе по культуре кое-что известно про твой последний материал.

— Не по телефону. Сейчас приеду, — пообещал я.

С Розочкой не погуляю, но дело прежде всего. Общение с Аллой идёт в довесок, причём непонятно, в плюс или в минус.

Дорога до остановки проходила через пустырь. С одной стороны помойка, с другой глухая стена гаражного кооператива. Был и приличный путь вокруг ограды детского сада, через перекрёсток с магазинами, но когда это наши люди ходили в обход там, где можно срезать? Тем более бояться в стране Советов некого. Детные родители ходили через детский сад, если кому за хлебушком — через магазины. Мне надо было побыстрее — поэтому через помойку.

На пустыре стоял рафик характерной окраски медицинской службы. Скорая. На первый взгляд машина и машина. А если подумать, что скорой делать в таком месте? Кому это стало плохо на помойке? Нехорошее предчувствие сжало сердце. Кто? Генка? Соседки? А с фига ли мне расстраиваться из-за случайных людей? Алла мне только что отвечала из редакции, а тем, с кем я знаком как майор Казаков, на этом пустыре делать нечего. Как и самой скорой. Пока я шёл с ней на сближение, успел придумать пяток вариантов объяснения. Но тревога всё не уходила.

— Здравствуй, Егор, — окликнул меня мужик из салона, когда я поравнялся с рафиком. — Не узнаёшь?

Я аж приостановился. Опаньки! А этот тут что делает? И где коренные обитатели скорой?

— Здорово. Какими судьбами? — постаравшись не выдать себя голосом, быстро оглянулся я. От дальнего угла пустыря ковыляла бабка с мусорным ведром, а больше никого. Вечером, как назло, все прогуливаются по парадным улицам.

— Садись, поговорить надо.

— Говори, раз есть, что сказать, — вынес я встречное предложение.

Мужик был ни кто иной, как тот самый хрен из приёмной председателя областного совета. Который был очень удивлён при встрече со мной в форме майора. Я прямо чувствовал, что неспроста он тогда сбежал. И что такое хотела мне сообщить Алла? Не про него ли?

— Садись по-хорошему, — повторил мужик напряжённо, пытаясь что-то достать из кармана. Он явно нервничал, а искомое доставаться не хотело.

Острое чувство опасности плеснуло одновременно с тем, как я сделал шаг навстречу. Немного не успел дотянуться, как из кармана показался ствол. Нервно дёрнув рукой, мужик показал на сиденье напротив.

— Ух ты! Настоящий? — не двинулся я с места, просчитывая варианты. Не пристрелил сразу, значит есть шанс. Дайте мне только этот ствол в руки.

— Садись, кому сказано. Не доводи до греха, — с паникой в глазах повторил мужик.

Он отчаянно трусил, но на нервах мог и пальнуть. Однако ему не труп мой нужен, а я живой. Иначе к чему эти разговоры. А я тоже не пальцем делан. Мне бы только на миг его отвлечь, а там посмотрим, кто кого.

— Ну если так настаиваешь, конечно. Ты его хоть с предохранителя снял? — усмехнулся я, плавно придвигаясь и заглядывая сбоку, а сам внимательно отслеживая его реакцию.

В ту секунду, когда против воли его взгляд переместился на руку, я кинулся вперёд. Грянул выстрел, взрывая плечо болью, но мне хватило инерции броска, чтобы вцепиться в его кисть и заломить её, заставляя разжать пальцы. Всё, мы на равны…

Удар сзади по голове стал решающим в схватке. Добрый доктор подоспел? Череп, может, и не проломил, но боеспособности мне не прибавил.

И тут на пустыре заверещала бабка:

— Караул! Человека убивают! Милиция!

— Чего застыл? Помоги мне, пока сюда полгорода не сбежалось, — раздался незнакомый голос, обладатель которого втаскивал меня в машину. Я успел садануть по нему ногой, но тут чья-то рука схватила меня за самую рану. Темнота залила всё вокруг, и меня просто вырубило.

В себя я пришёл от возни и ругани, которая разразилась надо мной почему-то шёпотом. Больно, млин! Помирать было легче, етить-колотить. Ругались два уже знакомых голоса из машины.

— Чего ты трясёшься, как баба? За ноги хватай и потащили в дом.

— Я не могу, он весь в крови, меня сейчас стошнит. Может он уже мёртвый.

— Напомнить, кто в него стрелял? Возьми себя в руки и помоги мне.

— Я не хотел. Это случайно получилось. Он мне едва пальцы не переломал. Кажется вывих.

— Кончай ныть. Давай его затащим в дом, пока кто-нибудь не увидел.

— А где хозяева? Пусть Жора тебе поможет.

— Сейчас он нам так поможет, мало не покажется. Тебе ещё с Калыгиным объясняться, почему мы журналиста в таком состоянии привезли.

— Давай-ка ты останешься, вместе будем думать, что теперь делать.

— Нет, Петя, машину надо срочно отогнать в гараж. Хватит и того, что та полоумная бабка всё видела: и нас с тобой, и скорую на пустыре.

— Да она слепая наверняка. Мало ли скорых в городе.

— Много. Но когда их придут считать, надо, чтобы эта стояла на своём месте. Ясно?

— Чего вы копаетесь? — раздался новый голос — прокуренный и какой-то лающий. — Хрена себе! Что с ним?

— Жора, тут так получилось. Пётр в него выстрелил.

— Он живой? Несём в дом, там все разговоры.

И моё бренное тело понесли, нещадно встряхивая и беспокоя без того наболевшие раны. Мудаки, вы чего творите? Совсем конченные? Я даже глаза открыл, хотя собирался подольше послушать их разговоры, пока они думают, что я без сознания. В первый миг мне показалось, что сейчас снова вырублюсь — до того было черно перед глазами. А потом дошло, что на улице уже стемнело. Это сколько же мы сюда добирались? И где мне повезло очутиться? Какой-то частный сектор, в отдалении лают собаки. Деревня? Хреново. Но могло быть хуже. Могли вывезти в лес и закопать. А так, похоже, я им всё ещё для чего-то нужен.

— Не сюда, налево давай. Осторожнее, тазик. — пролаял всё тот же неприятный голос, когда что-то грохотнуло железным тоном. — Не на кровать. Всё кровью уделаете. На пол клади.

— Одеяло хоть какое кинь.

— Я тебе как кину! Вы… лять… мать… о*ели! Привезли ко мне полутруп, и ещё указывать будете?

— Ну как знаешь. Я пошёл машину отгонять, разбирайтесь сами.

— Куда это ты намылился? Что с ним делать теперь?

— Может, мы его в больницу лучше увезём?

— Ага, а сами в милицию сдаваться. Ты соображаешь вообще? Огнестрельное ранение.

— А что было делать, если он не стал садиться в машину.

— Тебе, ска, ствол не для того в руки дали. И что мы будем делать, если он сдохнет?

— Да ну, что с ним сделается, живучий, падаль. В прошлый раз вы нас уверяли, что всё. И что? Вот он, голубчик, живее всех живых.

— Это ты называешь, живой⁈ Да у тебя вся машина в кровище, и сам ты в ней с головы до ног! И этот того и гляди концы отдаст. А если не отдаст, его придётся добить, потому что такой свидетель нам точно не нужен.