Окно на северную сторону (СИ) - "Mia_Levis". Страница 22

- Я больше не могу. Я умру так, - с губ сорвался очередной всхлип, но Авиан упрямо продолжил: - Мне нужно это. Пожалуйста. Мне... Мне нужно... Я прошу вас, - последние слова прозвучали совсем тихо, словно шелест опавших листьев на легком ветру, но к тому времени в камере установилась такая тишина, что каждый слог прозвучал совершенно отчетливо.

- Тихо-тихо, не плачь, - Далиан, лежащий рядом, стер ладонями слезы и низко склонившись быстро забормотал: - Ты все правильно решил. Никто тебя не осудит, никто не расскажет. Все забудется, как страшный сон. Все забывается, мальчик. Не бойся.

- Он это сказал! Офигеть! - Эльман напоминал восторженного щенка, когда поднялся со своей койки и погладил Авиана по щеке. Тот интуитивно прижался к ласкающей ладони, мазнул потрескавшимися губами по запястью. Зеленые глаза Эльмана мгновенно потемнели, дыхание перехватило, и он потянул Авиана на себя. Впрочем, стащить его не удалось: Далиан ударил альфу по рукам и сердито зашипел:

- Даже не думай, похотливая скотина! Ты неадекватен, это же первый раз у него. Ты причинишь ему боль. Нейт, Хесс, скажите что-нибудь! - Эльман раздраженно рыкнул, скидывая руку беты, но по крайней мере и Авиана отпустил. Натаниэль и вовсе отвернулся к стене и накрылся одеялом так, что только светлый затылок было видно. Он был разочарован. Собой, этим малодушным мальчиком, ситуацией, которая так сложилась.

- Иди сюда, парень, - Хесс наоборот испытал какое-то облегчение. Он передумал много вариантов за последние сутки и пришел к выводу, что Авиану действительно лучше остаться здесь. Позже его можно будет увезти, сменить обстановку, найти нормального мужа, а тюрьма и эта первая течка и правда сотрутся из памяти, спрячутся где-то на задворках сознания. А вот если предать дело огласке, решать вопросы через Департамент, то даже связи родителей не помогут, потому что общественное мнение играло громадную роль. Одно дело замять досужие сплетни и искаженные факты, и совсем другое - пытаться обелить имя омеги, которого публично опозорили. Именно огласки стоило опасаться больше всего, а значит необходимо было дождаться родителей Авиана, а тем временем помочь ему пережить первую его течку. Поэтому Хесс отстранил недовольного Эльмана, который, впрочем, неохотно, но признал, что для первого раза больше подходят более опытные сокамерники, и теперь только жадно смотрел на раскрасневшегося Авиана.

Часть 10.2

Мои уважаемые читатели, я почти год на КФ. И впервые я столкнулась с такими противоречиями, как в прошлой главе. Не знаю, радоваться мне или огорчаться из-за таких противоположных взглядов на пейринг с Авианом, но, думаю, это достойный повод, чтобы объяснить некоторые моменты.

Если вы посмотрите на шапку, то заметите, что там нет жанра "романтика", не говоря уже о "флафф". Представление о том, что первый секс, первый мужчина - это что-то такое сказочное, волшебное и трепетное не свойственно этой работе, как и мне самой, как личности. Секс - физиологическая реакция, по крайней мере на данном этапе, в этой работе. Если вы примете это как аксиому и осознаете, что ни Натаниэль, ни Хесс, ни Эльман НЕ любят Авиана в данный момент, то вам будет значительно проще. Любовь будет потом. И будет Авиан любить своего первого мужчину или сто первого, я еще не знаю.

Дабы не вводить вас в заблуждение, скажу, что данная глава на 99,99% из Авиана и Хесса. Думаю, все понимают, что они будут делать. Спасибо всем, кто читал до этого и сейчас покидает меня! Спасибо всем, кто остается! Любя и уважая вас!

- Тише, сейчас будет легче. Ну же, терпи! - голос Хесса слабо пробивался сквозь шум крови в ушах, и как Авиан ни пытался, он совершенно не мог сконцентрироваться на словах, понять их значение. Все это было таким неважным, отступало под безумным натиском острого желания. Единственное, на что оставались силы, - слепо тянуться вперед, хватать пальцами воздух и всхлипывать. И когда Авиан наконец-то почувствовал под спиной сильные руки Хесса, поднимающие его с койки, он уже не думал ни о чем - ни о месте, ни о времени, ни о последствиях. Главной целью стало избавиться от страданий, а методы не имели значения. Да и выбора в данной ситуации не было...

Еще мгновение, и вот Авиан уже уткнулся носом в грудь альфы, потерся щекой, вдохнул запах, что мгновенно отозвался нервной дрожью во всем теле. Зубы, казалось, раскрошатся от силы, с которой он их стиснул, но, по крайней мере, он сдержался от крика, когда коснулся разгоряченной кожей прохладных простыней на койке Хесса. На короткое мгновение в сознание снова прорвались человеческие эмоции, не отравленные гормонами и жадной потребностью, и Авиан еще успел отметить, что теперь перед глазами не трещины на потолке, а металлическая сетка второго яруса, где лежит Натаниэль, а напротив Эльман, который будет наблюдать каждую секунду. Стыдно, грязно и так до боли отвратительно... Не как в романтических сказках, а словно в сценарии дешевого фильма ужасов, где нет места ничему светлому.

Впрочем, все сомнения быстро погасли. Они, как кристаллики льда, растаяли в измученном лихорадкой теле, сменились очередной вспышкой похоти, скрутившей внутренние органы в узлы. Из горла вырвался приглушенный всхлип, и Авиан поспешил перевернуться на бок, к стене, прижать дрожащие колени к животу, сжаться как можно сильнее. Для этого была еще одна причина, кроме физической боли: Хесс уже снял рубашку и принялся расстегивать штаны. И хотя Авиан уже видел его голым, знал, насколько он огромен и не раз на собственной шкуре ощущал всю силу альфы, но ни разу до этого он не планировал заниматься с Хессом сексом. А сейчас в парне зрела жгучая смесь смущения и того недоверчивого опасения, возможно ли это вообще. Не станут ли его страдания только больше, а боль - острее? Авиан, конечно, знал, что омеги созданы для этого, и он должен был с легкостью принять в себя альфу, но знание не вселяло особой уверенности. В конце концов, он был не совсем нормальной омегой, учитывая задержку развития, и теперь страх, что ничего не выйдет, что громадный член Хесса просто разорвет его, все больше затапливал, зрел и пускал корни. Это все вызывало такие противоречия, что хотелось просто умереть, только бы не принимать решение, не проходить через этот кошмар.

Спустя мгновение койка прогнулась, скрипнула, и Авиан оказался прижатым к каменной стене. С Далианом было легко помещаться, с Хессом же это оказалось почти нереальным - он вжался каждым изгибом в тело омеги, обжег горячим дыханием затылок, переплел руки на животе. Мышцы мгновенно сократились, явственно проступили ребра, по которым Хесс провел кончиками пальцев. Авиан прикусил язык, ощутил, как во рту разливается соленый привкус крови, а перед глазами рассыпаются разноцветные искры. Это было больно! До спазмов, до истерии больно вот так ощущать прикосновение чужой кожи к своей, чувствовать, как к ягодицам, все еще обтянутым тонкой тканью белья, прижимается возбужденный член. Но ожидаемого желания отстраниться не возникало, наоборот, Авиан невольно заерзал, потерся задницей о пах альфы, обхватил его ладони своими дрожащими пальцами. Хесс рыкнул, немного толкнулся вперед, оставляя между омегой и шероховатой стеной буквально дюйм, а потом тихо прошептал на ухо: