Вне насилия - Кришнамурти Джидду. Страница 21

Может ли это когда-либо произойти? Всё наше существование разбито на фрагменты. Мы разделены внутри себя, мы противоречивы. Мы живём в разделении — это реальный факт. Один фрагмент из множества других фрагментов полагает, что он способен наблюдать. И хотя за счёт множества связей он получает власть и авторитет, но это всё равно лишь один фрагмент из множества других фрагментов. И этот один фрагмент смотрит и говорит: «Я понимаю; я знаю, что такое правильное действие».

Так как мы разделены, разбиты, противоречивы, между различными фрагментами существует конфликт. Вы знаете это как факт, если вы наблюдали за этим. И мы приходим к выводу, что с этим ничего нельзя сделать, что ничего нельзя изменить. Как из этого разделения создать целое? Нам понятно, что для того чтобы жить гармоничной, упорядоченной, здравой, разумной жизнью, эта фрагментация, это разделение на «ты» и «я» должно прийти к концу. Но мы пришли к заключению, что это невозможно, — это мёртвый груз «того, что есть». Поэтому мы изобретаем теории, мы ожидаем «милости» от чего-то божественного — как бы его ни называли, — чтобы оно пришло и чудесным образом принесло нам избавление. К несчастью, этого не происходит. Или вы живёте в иллюзии, придумывая миф о высшем «я», об Атмане. Это даёт возможность бегства.

Нас легко склонить к побегу, потому что мы не знаем, как из этого разделения сделать целое. Мы говорим не об объединении, поскольку оно подразумевает, что кто-то это объединение осуществляет: один фрагмент соединяет вместе другие. Надеюсь, вы видите трудности, связанные с тем, что мы разделены на множество фрагментов, сознательных и бессознательных. И мы пробуем множество способов. Один из наиболее модных способов— поручить психоаналитику сделать это за вас; или вы анализируете себя сами. Пожалуйста, послушайте внимательно: сушествуют анализирующий и то, что анализируется. Мы никогда не задавались вопросом, кто такой этот анализирующий. Очевидно, что он является одним из множества фрагментов, и он же пытается анализировать всю структуру человека. Но ведь и сам анализирующий — будучи фрагментом — обусловлен. Его анализ имеет несколько аспектов. Прежде всего, любой анализ должен быть завершён — иначе он превращается в камень на шее анализирующего, когда тот начинает анализировать следующий случай, следующую реакцию. Так что память о предыдущем анализе лишь увеличивает бремя. Анализ также предполагает наличие времени; реакций, ассоциаций и воспоминаний, которые надо проанализировать, так много, что на это уйдёт вся ваша жизнь. И к тому времени, когда вы полностью проанализируете себя, — если такое вообще возможно, — вы уже будете одной ногой в могиле.

Это одно из проявлений нашей обусловленности: идея, что мы должны анализировать себя, смотреть на себя интроспективно. В этом анализе всегда есть цензор — тот, кто контролирует, направляет, формирует; существует постоянный конфликт между анализирующим и предметом анализа. Так что вы должны видеть это — не как теорию, не как что-то, что вы накопили как знание; знание превосходно на своём месте, но не тогда, когда вы пытаетесь понять всю структуру вашего существа. Если вы используете знание, полученное путём ассоциации идей и накопления, путём анализа, как средство для понимания себя, тогда вы перестаёте изучать себя. Чтобы изучать, нужна свобода наблюдать без цензора.

Мы можем видеть, как это происходит в нас на самом деле, будучи «тем, что есть», ночью и днём, бесконечно. Если увидеть истину этого — именно увидеть истину, не составить мнение, — увидеть тщетность, зло и напрасную трату энергии и времени, весь процесс анализа приходит к концу. Надеюсь, вы делаете это в тот момент, когда слушаете эти слова. Потому что через анализ продолжается бесконечная цепь ассоциаций; поэтому человек говорит себе: «Измениться невозможно; этот конфликт, это страдание и это смятение — они неизбежны; такова уж жизнь». И человек становится механичным, склонным к насилию, жестоким и глупым существом. Когда человек действительно наблюдает это как факт, он видит истину этого; он может увидеть истину этого, только если на самом деле видит то, что происходит, — «то, что есть». Не осуждайте то, что есть, не рационализируйте его — просто наблюдайте. А наблюдать можно только тогда, когда в вашем наблюдении нет никаких ассоциаций.

До тех пор пока существует анализирующий, должен существовать цензор, порождающий всю эту проблему контроля, регулирования, управления. Я не знаю, осознавали ли вы когда-нибудь, что с момента рождения и до самой смерти мы постоянно контролируем, регулируем себя. Все эти «должен» и «не должен», «следует» и «не следует». Контроль подразумевает приспособление, подражание, следование определённому принципу, идеалу, что в конце концов приводит к этой ужасной вещи под названием респектабельность. Почему человек вообще должен контролировать? — это не означает, что вы полностью утратили всякий контроль. Необходимо понять, что входит в контроль, что с ним связано. Сам процесс контроля порождает беспорядок; но и его противоположность — отсутствие контроля — также порождает беспорядок.

Человек должен исследовать, понимать, наблюдать всё, что входит в контроль и что с ним связано — и увидеть в отношении этого истину; тогда он будет жить жизнью, в которой есть порядок, но нет совершенно никакого контроля. Беспорядок появляется в результате противоречия, вызываемого центром, анализирующим, той сущностью, которая отделила себя от всех прочих фрагментов и старается навязать то, что она считает правильным.

Поэтому человеку нужно понять эту особую форму обусловленности: мы все связаны контролем и формируемся контролем. Не знаю, спрашивали ли вы себя — почему вы вообще что-либо контролируете, регулируете? Вы ведь действительно контролируете, регулируете, управляете, не так ли? Почему? Что заставляет вас контролировать? В чём корень этого подражания, приспособления, подчинения? Очевидно, что одним из факторов является наша обусловленность, наша культура и санкции, даваемые нашей религией или обществом в форме фраз типа «вы должны сделать это» и «не делайте этого». В этом контроле, управлении, всегда присутствует воля, являющаяся формой настойчивого желания, которая контролирует, формирует, направляет. Пожалуйста, пока вы слушаете, наблюдайте это; на самом деле наблюдайте, и вы увидите, как появляется нечто совсем иное. Мы контролируем себя, своё настроение, свои желания, свои потребности, так как это всегда безопасно. В контроле, со всеми его подавлениями и противоречиями, со всей его борьбой и конфликтом, заключена величайшая защита; появляется определённое ощущение безопасности. Он также даёт нам уверенность в том, что мы никогда не потерпим неудачу.

Где есть разделение на контролирующего, управляющего, и контролируемое, управляемое, нет добра и добродетели. Добро несовместимо с разделением. Добродетель — это состояние ума, в котором нет разделения, а потому и контроля, включающего в себя разделение. Контроль подразумевает подавление, противоречие, усилие, потребность в безопасности, и всё во имя добра, красоты и добродетели; но само по себе это — отрицание добродетели, и потому беспорядок.

Итак, может ли человек наблюдать без разделения, без наблюдающего, противостоящего наблюдаемому, без приобретённого наблюдающим знания, которое отделяет его, когда он смотрит? Ибо наблюдающий — враг добра, несмотря на то, что он желает порядка, пытается выработать правильное поведение, жить мирно. Наблюдающий, отделяющий себя от наблюдаемого, — источник всего, что не есть добро. Видите ли вы всё это? Или вы просто интересно проводите субботний день? Знаете, что всё это значит? — когда ум больше не анализирует, а действительно наблюдает, видит непосредственно и потому действует непосредственно? Это значит, что в уме нет вообще никакого разделения — это целостный, единый, а потому здоровый ум. Именно невротик вынужден контролировать себя; когда он достигает уровня полного контроля над собой, тогда, становясь окончательным невротиком, он уже не способен двигаться, он несвободен.