Сердце старого Города (СИ) - Вель Софья. Страница 5

Старушка помолчала, позволяя видению разгореться ярче, девочка зачарованно рассмеялась кружеву образов, плясавшему по стенам утлой избушки.

— Город помнил времена, когда ремесло кудесника было так же обычно, как восход Солнца или танец журавля. Он оставался последним оплотом древней магии, наследием Старшей крови, нитью, связывающей волшебство и обыденность, настоящее и прошлое. Когда дружба между людьми и Старшими угасла, и Сила исчезла из нашего Мира, только Излаим сохранял частичку утраченного, оберегая главное сокровище. Великий дар…

Старушка прервалась, образы растаяли, замершая девочка с трепетом заглянула в темно-синие глаза.

— Судьба, Солео, Судьба у каждого своя».

Солео тряхнула головой, отгоняя так некстати возникшее наваждение. Заметив движение охотницы, ящерка спряталась в цепкой траве. Солео с досадой провела рукой по теплому плитняку, камень раскрошился известью. Добычу она упустила, было жаль, какое-никакое лакомство. Сегодня ящерка могла стать единственной едой.

Угловатым движением горе-охотница заправила за ухо спутанную прядку русых волос и рассерженно фыркнула: эти глупые и безумные сны, из-за них все несчастья! Днем она жила, не отдаваясь реальности, а по ночам ее мучили грезы. Невозможно прекрасные, или наоборот, отталкивающие, образы преследовали ее. Солео нигде не встречала похожих, только в смутных, стертых снах-воспоминаниях. Нелепые фантазии откровенно мешали жить. Но что у неё было, кроме снов? Приют?

Солео повела плечами.

Чуть меньше пятнадцати лет назад, Солео нашли в лесной глуши. Охотники суеверно осеняли девчушку знаком Творца и плевали через плечо. Их страх можно было понять: прежде на месте леса были земли проклятого барона. Говаривали, что сами черти уволокли барона в ад вместе со всеми жителями окрестных деревень. Земли барона заросли дремучим лесом. Найти там ребенка, казалось бесовским наваждением. Все же, охотники сжалились над малышкой, решив, что девочка заблудилась.

Солео помнила, что отчаянно просила отвести её к бабушке, живущей где-то неподалеку, — она попросту потерялась. Увы, охотники не поняли её. Плачущую и отбивающуюся лесовичку довезли до ближайшего города, где и отдали на попечение Собора. Солео попала в первый приют.

Но лесовичка не прижилась в монастырском доме призрения — дикарку из «Проклятого леса» чурались, а сама Солео все пыталась убежать обратно к бабушке. Дурную репутацию она заслужила благодаря хождениям во сне и странной привычке при этом бормотать на неведомом языке. Насельницы монастыря видели в ребенке демона из Темных Миров… И при первой же возможности от «бесноватой лесовички» избавились, отослав в соседний город. Так Солео начала странствия из приюта в приют.

«Вот бы найти родной лес! — поначалу часто мечтала девочка, — вернуться к бабушке и ее красочным сказкам про лесных фей, тинтинет, урлов и, конечно же, эльфов, живших некогда в мире и согласии с людьми». Но шло время, воспоминания о фантастическом детстве меркли, менялись. Солео уже не помнила имени первого города, так много их сменилось. Она поверила в правоту надзирательниц — не было никакой избушки и бабушки. Как можно жить в чаще леса, да чтоб звери дикие не съели? И

печений «имбирных» не было, попросту не могло быть! Откуда у нищей старухи, живущей в лесу, мука, масло и пряности для такого лакомства?

Только вот на кончике языка все держался терпкий аромат и сливочный вкус. Солео не пробовала ничего вкусней. Даже когда ухитрялась выклянчить рогалик или плюшку у доброго пекаря, лакомство не шло ни в какое сравнение с воспоминаниями о печенье, а приютская жизнь никак не напоминала бабушкины сказки из волшебных снов.

Монотонные дни тянулись бесконечной лентой, складываясь в годы. Уже несколько лет Солео провела в приюте, где терпели и непонятную абракадабру чужого языка, и ночные хождения. Солео привыкла считать приют домом, окончательно разуверившись в воспоминаниях о полубезумной старухе, живущей где-то в лесу.

А потом случилась беда. Солео до сих пор не понимала, как так вышло? Но факт оставался фактом — Солео украла.

Преступница была уже достаточно взрослой, чтобы понести наказание, но еще слишком юной, чтобы быть отданной в руки светских властей. Мать-настоятельница с позором отлучила Солео и от любимых ею занятий в школьных классах— единственной радости в приюте, и от посещений служб, в которых Солео нуждалась всей душой — воровке негоже думать о подвиге монашества. Настоятельница благословила девушку присоединиться к «переселенцам» — ссылаемым в пустующие земли отрокам и отроковицам: малолетним ворам, путанам и даже убийцам. Настоятельница напутствовала пионеров — новая жизнь, новое имя, прощение и отпущение всех прежних грехов.

Когда переселенцы отъехали от Большого Тракта, Солео почудилось как некогда раньше, когда не смогла вернуться к бабушке, она пересекла черту. Солео потеряла направление. Спроси ее, и она не ответила бы, где Большой Тракт — за лесом, или перед ним. Места казались вырванными, отрезанными от всего остального мира. Большой Тракт огибал их петлею, дорога заросла ковылём. И тем сильнее было удивление по прибытию на место.

К горизонту, на сколько хватало глаз, тянулись пологие холмы. Их густым ковром разнотравья покрывала степь. Невероятный, реликтовый лес подступал к полям зеленым морем, шуршащим на ветру. На границе холмов и леса серебряной змеей вилась река, достаточно широкая и полноводная, чтобы не пересыхать летом, и в меру глубокая, бегущая с юга.

Казалось, край благословлен Создателем быть возделанным человеком. Однако, нигде не было видно и следа плуга. Только внимательный глаз мог приметить чрезмерную правильность очертания степи, едва читаемый след от межи, или заросшее травой пепелище, некогда бывшее домом.

Если о «Проклятом лесе», где нашли Солео, ходили небылицы, то о местах новой ссылки слагались настоящие легенды. Сюда боялись заглядывать даже разбойники. По неясным слухам, последними на этих землях жили кочевые народы. Но их станицы были уничтожены. То ли демонами ада — за плохую службу, то ли, напротив, кочевников постигла кара небес за поклонение поганым богам. Версии разнились в зависимости от воли интерпретатора. Но в одном варианты сходились — все жители ушли в одну ночь.

На новом месте сироты кое-как поставили шалаши, в которых не было даже очага. Единственная печь находилась в походном домике сестры-надзирательницы. Но сестра Бригитта, женщина крупного сложения и необычайной грубости души, не пускала греться даже младших: двух мальчишек лет десяти, да прибившуюся по дороге цыганскую девчушку, прозванную Волчонкой. На пути в край поселения цыганская девчонка целыми днями сидела у костра и бормотала что-то на неведомом языке, зыркая исподлобья ярко-синими глазами, над ней смеялись все, кроме Солео.

«Бесноватая» жалела дикарку, казалось, никогда прежде не евшую хлеба. Девочка делила скромный паек с цыганским найденышем. Пайка было мало даже на одного. По словам Бригитты, у них было целое лето, чтобы вырастить себе пропитание. Солео не понимала, как горстка подростков сможет это сделать? И плодоносный край здесь не поможет — время сеять давно прошло, да и семян им почти не дали.

Голодное урчание в животе и близость леса натолкнули Солео на мысль, что она может научиться охотиться. Лес простирался до самого горизонта, зверей там видимо-невидимо. Только вот оружия у Солео не было.

Сестра Бригитта смертельно бледнела при одном только упоминании о ноже. Два матерых охранника, нанятые Бригиттой еще в дороге, каждый день «шмонали» подростков на предмет самодельных заточек. И Солео ненавидела эти досмотры больше всего: что один, что другой всякий раз бесстыдно облапывали тощенькие кости сироты. На счастье, в отряде были девушки, сосланные за любовь к «легким» деньгам. Юные чаровницы без труда нашли общий язык с охраной, поэтому ели сытнее и спали в тепле. Но Солео выворачивало от мысли о подобном, даже голод не мог заставить покориться чужой прихоти.