Сказительница - Нортон Андрэ. Страница 4

Эйдрис осторожно передала жене фермера Прис, ее спящую маленькую дочь, потом приподнялась, чтобы выглянуть из телеги. Даже в свете полуденного солнца приближающийся город казался темным от старости; его круглые серо-зеленые башни пригибались к земле, как будто стоят здесь с тех пор, как сама земля была сотворена. Эс – большой город и предназначен быть не только столицей, но и крепостью. Высокая стена полностью охватывала его.

Когда телега фермера подкатила к воротам, два хорошо вооруженных стражника внимательно осмотрели и телегу, и людей. Убедившись, что под домоткаными половиками, которые привезли на продажу Каткус и Леона, ничего не спрятано, разрешили проезжать.

Телега застучала по мощеным улицам, а Эйдрис с удивлением оглядывалась. В таком большом городе ей еще не приходилось бывать. Жители Высшего Халлака не любят городов, а в своих странствиях по древнему Арвону Эйдрис сталкивалась только с деревнями.

Вблизи древние, поросшие мхом камни башен возвышались внушительно, их покрывала патина возраста, и девушка подумала, каково притронуться к ним рукой. Когда телега почти остановилась на крутом повороте, сказительница поднесла руку, потом отвела ее. Сами камни, казалось, отталкивают любопытную руку. Неужели она на самом деле ощутила волшебство, защищающее город?

– Мы приехали, менестрель, – объявил Каткус, натягивая поводья у входа на рыночную площадь. – Удачи тебе на твоем пути. – Молодой человек в прощальном приветствии поднес руку к краю соломенной шляпы. – Спасибо еще раз за то, что усыпила Прис, когда у нее вечером заболел живот.

– Спасибо вам за компанию и за то, что подвезли, – ответила Эйдрис, выбралась из телеги и попрощалась с Каткусом, Леоной и Прис.

Молодой женщине не нужно было спрашивать дорогу к замку: крепость волшебниц – самое заметное и внушительное здание города, с круглой башней, возвышающейся над всеми остальными сооружениями. Эйдрис прошла по улицам, полным народа; арфу и дорожный мешок она повесила на спину. По дороге она разглядывала встречных жителей города, тех, кто называет себя Древней Расой.

Они все необычно высоки и серьезны. Держатся гордо, ходят с прямой спиной, как солдаты. Волосы черные, как и у нее, но ни завитки, ни волны не смягчают жестких линий длинных овальных лиц с заостренными подбородками. Живые глаза преимущественно различных оттенков серого цвета. Лица гладкие, без морщин. (Даже в Долинах, в Высшем Халлаке, хорошо известно, что люди Древней Расы не стареют, пока смерть не оказывается всего в нескольких временах года.)

Вид этих людей живо – и болезненно – напомнил Эйдрис о ее матери. Странно думать, что она их отдаленная родственница. Элис часто рассказывала дочери, как ее родители бежали из Эсткарпа, но причины бегства при этом никогда не обсуждались.

Стражник в чиненной, но хорошо начищенной кольчуге вышел из сторожки у ворот замка.

– Какое у тебя дело… – он пристально посмотрел на ее символ, – сказительница?

– Я хочу встретиться с кем-нибудь из волшебниц, – ответила она, напрягаясь под его равнодушным взглядом. – Несколько минут, не больше.

Он продолжал разглядывать ее.

– А по какому делу?

– Для лечения, – ответила Эйдрис после секундного колебания, пытаясь подавить нетерпение. «Я пришла так издалека! Благословенная Гуннора, дай мне силы!»

– Мне говорили, что я могу посоветоваться с колдуньей о лечении.

– Как тебя зовут?

– Эйдрис.

– Подожди здесь. – Он повернулся и исчез в огромных, почерневших от времени воротах. Вернулся он через несколько минут. – Завтра утром. Прежде чем солнце коснется стены города.

– Большое спасибо, – ответила она, сдерживая облегченную улыбку. – Я приду.

Этим вечером в «Серебряной подкове» она пела в основном веселые баллады, сказания о чудесных происшествиях, о добром волшебстве и любви. Трудно было настроиться, когда мрачный старый фермер попросил спеть печальную «Жалобу солдата». Эйдрис пела, а когда устал голос, играла на флейте. Когда посетители «Серебряной подковы» разошлись по домам, молодая певица подсчитала, что заработала достаточно чтобы покрыть все затраченное за четыре дня пути.

Рассвет едва осветил восток, когда она проснулась, не в силах спать дольше. Позавтракав овсянкой и козьим молоком, Эйдрис надела на спину мешок и пошла по извивающимся улицам к крепости. Солнце едва поднялось над далеким горизонтом, а она уже ждала, спрятавшись в двери напротив поста стражника.

Два часа ожидания тянулись, как перетянутая струна, но наконец она встала, отряхнула плащ и перешла через уже оживленную улицу.

На посту стоял другой стражник, но, заглянув в список, он приказал ей оставить у него посох и указал на темный вход. Эйдрис потянула тяжелую, обитую кожей дверь и оказалась в длинном каменном коридоре. Перед ней стояла молодая женщина в платье туманно-серебристого цвета, с серебряной сеточкой на темных, как ночь, волосах. Ни слова не сказав, опустив серые глаза, женщина поманила сказительницу за собой.

Эйдрис пошла за девушкой – один взгляд на круглое лицо подсказал ей, что эта девушка на несколько лет ее моложе, – вначале по одному коридору, потом по другому и наконец по третьему. Все коридоры абсолютно пустые, стены из потемневшего от времени камня, все освещены рядами бледных шаров в металлической оправе.

Впервые увидев эти шары, Эйдрис едва сдержала удивленный возглас. Она уже видела такие фонари в прошлом, но только в одном месте. Они свисали со стен и потолков ее дома, древней крепости Кар Гарудин. Зная о том, какая древняя эта крепость, Эйдрис оглядывалась с большим уважением и даже страхом. Очень древнее место.

Молодая волшебница остановилась перед другой дверью, гораздо меньшей. Открыв ее, она знаком предложила Эйдрис зайти и последовала за ней.

За столом, усеянным свитками, сидела женщина. Ее ястребиное лицо (лицо человека из Древней Расы) ничего не говорило о возрасте, но проницательный взгляд заставил молодую посетительницу поежиться. На женщине такое же платье, как на проводнице Эйдрис, но вдобавок на ее шее висел на цепи туманный камень лунного серебристого цвета.

Волшебница слегка отодвинула кресло и долго сидела молча. А когда наконец заговорила, в голосе ее послышался деревенский выговор. Однако повелительная манера держаться свидетельствовала, что деревенское детство давно ею забыто. Она не представилась, но это не удивило сказительницу. Назвать другому свое подлинное имя значит пробить брешь в своей защите и Силе.

– Сказительница Эйдрис, – сказала наконец женщина, – ты ищешь излечения? Для кого? Для себя самой? Мне ты показалась здоровой.

– Нет, не для себя, – ответила Эйдрис, стараясь себя не отводить взгляд. – Для одного человека из моей семьи.

– И ты пришла издалека? – Волшебница встала, вышла из-за стола, прошла по каменным плитам пола и остановилась непосредственно перед сказительницей. Эйдрис на полголовы выше ее, но в этой женщине чувствовалась привычка властвовать, которая устраняла эту разницу в росте. – Ты пахнешь морем, а башмаки твои видели немало земель. Разве в вашей области нет целителей?

– Да, у нас есть свои Мудрые Женщины, – призналась Эйдрис. – Но никто из них не сумел помочь, потому что больны дух и мозг, а не тело.

Волшебница слегка покачала головой.

– Действительно плохо, девушка. Мало кто из целителей может вылечить такое. Кто заболел и как это случилось?

Эйдрис глубоко вдохнула. Воспоминания обожгли ее.

– Это случилось шесть лет назад, я была еще подростком. Мы были… в поиске… и пришли к месту древней Силы. Говорят, это оракул, который позволяет увидеть то, что больше всего хочешь. Но когда Джервон заглянул в него, Сила ударила его. С тех пор он как малое дитя, ест, когда его кормят, идет туда, куда ведут…

– Он? – в глазах волшебницы сверкнула гневная искра. – Ты хочешь сказать, что мужчина пытался воспользоваться Силой? Хочешь, чтобы я помогла тому, кто вмешался в непостижимые для его пола дела?

– Да, я хочу помочь своему отцу Джервону. – Эйдрис запнулась, думая, где совершила ошибку. – Мне говорили, что вы умеете лечить…