Слеза (ЛП) - Кейт Лорен. Страница 18

— Джип, Эврика. — Рода постучала носком туфли.

Эврику беспокоила вмятина в траве от ее голых пальцев ног.

— Спроси отца. Он внутри.

Даже спина Роды надулась, когда она повернулась в сторону двери и рывком открыла ее.

— Трентон?

Оставшись одна поздней влажной ночью, Эврика залезла внутрь кармана кофты и вытащила кошелек, который вернул ей Эндер. Она посмотрела в складку и заметила маленький квадратик облицованного листка блокнота среди семидолларовых банкнот. Он аккуратно нацарапал черными чернилами:

Эндер. Местный номер телефона. И слово: Извини.

Глава 8

Наследство

Эврика жевала ноготь большого пальца, уставившись на свои болтающиеся колени под лакированным дубовым столом в освещенном конференц-зале. Она боялась этого дня четверга, с того момента, как отца вызвали в офис Дж. Пола Фонтенота, эсквайра из юго-востока Лафайетта.

Диана никогда не говорила, что у нее есть завещание. И Эврика не могла представить, что ее мать и юристы дышали одним и тем же воздухом. Но они были здесь, в офисе юриста Дианы, собрались, чтобы выслушать чтение завещания, зажатые между другими родственниками Дианы — дядей Эврики, Бо, и ее тетей Морин. Эврика не видела их с момента похорон.

Ну, не то, чтобы похоронами. Ее семья называла это панихидой, потому что тело Дианы до сих пор не нашли, однако все в Нью-Иберии называли час в церкви Святого Петра похоронами, либо из-за уважения, либо из-за невежества. Граница размыта.

В тот момент лицо Эврики было изрезано, запястья в гипсах, барабанная перепонка гремела после аварии. Она не слышала ни что говорил священник, ни того, что ее подняли со скамьи, пока все не прошли мимо увеличенной фотографии Дианы, которая подпиралась закрытой корзиной. Они собирались сжечь бестелесную корзину по плану, за которую много лет назад заплатила бабушка. Что за пустая трата.

Одна в изумрудном святилище, Эврика подкралась к фотографии, изучая линии улыбки вокруг глаз Дианы, в то время как она облокотилась на балкон. Эврика сделала это фото в Греции прошлым летом. Диана смеялась над козой, которая лизала белье, развешанное для сушки во дворе внизу.

«Он думает, что оно не высохло», — говорила Диана.

Неожиданно чахлые пальцы в гипсе схватили края рамки. Эврика хотела заплакать, но ничего не чувствовала сквозь плоскую, глянцевую поверхность фотографии. Душа ее матери ушла. Ее тело все еще находилось в океане — раздутое, синее, съеденное рыбами, каждую ночь преследующее Эврику.

Эврика стояла там, одна, ее горячие щеки находились на стекле, до тех пор, пока не пришел отец и вырвал раму из ее рук. Вместо этого он взял ее и повел к машине.

— Ты голодна? — спросил он, потому что еда — это средство, через которое отец все улаживал. От этого вопроса ее стало тошнить.

Не было никакого званого вечера, как после похорон бабушки, единственного другого человека, с кем Эврика была близка. Когда бабушка умерла пять лет назад, у нее были настоящие похороны в стиле Ново-Орлеанского джаза: мрачная музыка на первой линии на пути к кладбищу, затем радостная музыка, играющая на пути в Сазерак для празднования ее жизни, на второй линии. Эврика вспомнила, как Диана собрала людей на похоронах бабушки, организовывая тост за тостом. Она вспомнила, что думала в то время о том, что не смогла бы справиться со смертью Дианы с таким размахом, не важно, насколько старой она будет или насколько спокойными будут обстоятельства.

Как потом оказалось, это было все неважно. Никто не хотел ничего отмечать после поминок Дианы. Эврика провела остаток дня в своей комнате, пялясь в потолок и думая, когда она сможет найти в себе силы двигаться вновь, в то время как ее посещали поистине первые суицидальные мысли. Они чувствовались словно вес, спускающийся на нее сверху, словно ей не хватало достаточно воздуха.

Три месяца спустя, она находилась здесь, при чтении завещания Дианы, без сил. Конференц-зал был большим и солнечным. Тонкие стеклопакеты открывали вид на безвкусные квартиры в стиле лофт. Эврика, отец, Морин и Бо сидели вокруг одного конца огромного стола. Двадцать вращающихся кресел пустовали на противоположной стороне комнаты. Все ждали юриста Дианы, который, согласно его секретарше, был «на вызове», когда они пришли в офис. Она поставила пенопластовые чашки со слабым кофе перед семьей.

— О, милая, твои корни! — Тетя Морин вздрогнула по ту сторону от Эврики, и дунула в чашку, делая глоток.

На мгновение Эврика подумала, что тетя говорит про семейные корни, единственные, которые интересовали ее в этот день. Она предположила, что эти вещи связаны; корни, поврежденные смертью Дианы, нанесли оскорбительный рост других корней на ее голове.

Морин была самой старшей из детей семьи Де Линь, старше Дианы на восемь лет. У обеих сестер была одинаковая чистая кожа и жесткие рыжие волосы, впадины на плечах, зеленые, зернистые глаза за очками. Диана унаследовала грузовик большего класса; Морин получила большую грудь и надевала блузки с опасно глубоким вырезом, чтобы выставить свои фамильные ценности на показ. Наблюдая за тетей по ту сторону стола, Эврика осознала, что самым главным отличием между сестрами являлось то, что Диана была красивее. Ты можешь смотреть на Морин и видеть неправильную Диану. Она являлась лишь жалкой пародией.

Волосы Эврики были влажными из-за душа после пробежки этим днем. Команда в четверг пробежала круг в шесть миль по лесу Евангелии, но Эврика пробежала свой собственный одиночный круг через лиственный кампус университета.

— Я с трудом могу смотреть на тебя. — Морин щелкнула зубами, рассматривая мокрые светлые волосы Эврики, собранные вправо, что усложняло для тети увидеть ее лицо.

— Копия, — пробормотала Эврика.

— Малышка, это ненормально. — Тетя покачала головой. — Пожалуйста. Приходи в «Американские прически». Я сделаю тебе поистине хорошую прическу. За счет заведения. Мы же семья, не так ли?

Эврика взглянула на отца за поддержкой. Он осушил чашку кофе и всматривался в нее, будто мог читать оставшиеся капли кофе, как чайные листья. Судя по его выражению, не похоже, что капли сулили что-то хорошее. Он не слышал не единого слова Морин, Эврика позавидовала ему.

— Перестань, Мо, — сказал дядя Бо своей старшей сестре. — Здесь происходят более важные вещи, чем волосы. И мы тут собрались по поводу Дианы. — Эврика не удержалась от представления волос Дианы, которые мягкими волнами погружались под воду, словно волосы русалки, словно волосы Офелии. Она закрыла глаза. Она хотела остановить свое воображение, но не могла.

Бо был средний ребенком. Он был привлекательный, когда был молодым — темные волосы и широкая улыбка, точная копия своего отца, который, как женился на Сахарке (бабушке), получил прозвище Сахарный папочка.

Сахарный папочка умер до того, как Эврика стала достаточна взрослой, чтобы запомнить его, но она любила просматривать его черно-белые фотографии на каминной полке бабушки, представляя как звучал бы его голос, какие истории он рассказывал бы ей, если он до сих пор был жив.

Бо выглядел истощенным и худощавым. Его волосы утончались на затылке. Как и у Дианы, у него не было стабильной работы. Он много путешествовал, большинство мест автостопом. И однажды даже как-то встретил Эврику и Диану на археологической раскопке в Египте. Он получил в наследство от Сахарка и Сахарного папочки маленькую ферму рядом с Нью-Иберией, недалеко от дома Брукса. Это было местом, где Диана останавливалась всякий раз, когда находилась в городе между раскопками, поэтому Эврика также проводила там много времени.

— Как успехи в школе, Рика? — спросил он.

— Все хорошо. — Она была уверена, что провалила контрольную по математике этим утром, но зато она нормально сдала тест по землеведению.

— Все еще бегаешь?

— В этом году я — капитан, — соврала она, когда отец поднял голову. Сейчас было не время раскрывать, что она ушла из команды.

— Рад за тебя. Твоя мама тоже по-настоящему быстрый бегун. — Голос дяди Бо вздрогнул, и он отвел взгляд, будто пытаясь решить извиняться ли за то, что он использовал настоящее время при описании сестры.