Слова, которые мы не сказали - Спилман Лори Нелсон. Страница 5

– Нет, – качаю я головой. – У меня было ощущение, что я попала в западню. Сразу отправила ответ на письмо Питерса. Как еще я должна была поступить? Разве у меня есть выбор?

– Выбор есть всегда, Анна. Запомни, и никогда не забывай об этом. Право выбора – наивысшее право.

– Хорошо, я могла бы сказать Майклу, что отказываюсь от уникального предложения только по одной причине: надеюсь, что мы когда-нибудь станем семьей. Так? И что бы я получила? Подтолкнула Майкла к желанию сбежать от меня навсегда?

Словно стараясь успокоить, Дороти гладит меня по руке, а потом выпрямляется.

– Ты гордишься мной? Я ведь даже ни разу не упомянула имя своего сына.

Не могу сдержать смех.

– До этого мгновения.

– У Майкла были основания так себя повести. Возможно, он страдает из-за того, что ты переезжаешь в тот же город, где живет твой бывший.

– Если и так, я никогда об этом не узнаю, – пожимаю я плечами. – Он ничего не спросил о Джеке.

– А ты собираешься с ним встретиться?

– С Джеком? Нет, конечно. Нет! – Достаю из сумки мешочек с камнями. Мне хочется сменить тему и не обсуждать Джека с его же матерью.

– У меня еще кое-что для тебя есть. – Кладу ей на ладонь бархатный мешочек. – Это Камни прощения. Ты о них слышала?

Лицо Дороти светлеет.

– Разумеется. Начало всему положила Фиона Ноулс. На прошлой неделе она выступала по радио NPR. Ты знаешь, что она написала книгу? А в апреле приедет в Новый Орлеан.

– Да, я слышала. Вообще-то я училась с ней в школе.

– Ты никогда мне не говорила!

Рассказываю Дороти о полученных камнях и письме Фионы.

– Бог мой! Так ты одна из тех тридцати пяти? А я впервые об этом слышу.

Я отворачиваюсь и оглядываю дворик. Мистер Уилтшир сидит в инвалидном кресле под кроной огромного дуба, а Лиззи, любимица Дороти, читает ему стихи.

– Я не думала ей отвечать. Разве можно двумя камушками заставить простить два года издевательств?

Дороти молчит, но мне кажется, она считает, что можно.

– Ладно. Мне надо написать свои предложения, и я выбрала историю Фионы. Она сейчас популярна, а тот факт, что я среди тридцати пяти избранных, придает всему личностную окраску. Это должно вызвать зрительский интерес.

Дороти кивает.

– Поэтому ты отправила ей камушек?

Я опускаю глаза.

– Да. Не буду отрицать. У меня были скрытые мотивы.

– Все дело в предложении работы. А они захотят это снимать?

– Не думаю. Скорее, это тест на мою профпригодность. И мне хочется их поразить. Даже если я не получу работу в Чикаго, могу использовать эту идею здесь, если, конечно, Стюарт согласится. По теории Фионы, я должна добавить еще камушек в мешочек и отправить тому, кого обидела я. – Я кладу светлый камешек, полученный от Фионы, в бархатный мешочек и добавляю еще один. – Что я и делаю. И прибавляю свои искренние извинения. Прости меня, Дороти.

– Я? За что?

– Да, ты. – Вкладываю мешочек ей в руку. – Я знаю, как ты любила наш дом «Эванджелин», прости, что не могла заботиться о тебе так, чтобы ты могла остаться. Следовало бы нанять помощницу…

– Дорогая, не говори глупости. В той квартире не было места для второго человека, а здесь мне очень хорошо. Я счастлива, и ты это знаешь.

– И все же прими от меня эти Камни прощения.

Дороти вскидывает голову, и ее невидящие глаза смотрят прямо мне в лицо.

– Ты хитришь. Хочешь поскорее передать кому-то камни, чтобы был готов сюжет для канала? Чего ты добиваешься? Считаешь, я и Фиона подходим для того, чтобы замкнуть Круг Всепрощения?

– Разве это так плохо? – удивленно спрашиваю я.

– Плохо, потому что ты выбрала не тех людей. – Она кладет мешочек мне на колени. – Я не могу принять их, есть люди, которые больше заслуживают, чтобы ты попросила у них прощения.

Перед глазами появляется лицо Джека и в следующее мгновение разлетается на тысячи острых осколков. Прости меня, Анна. Да, я переспал с Эми. Всего раз. Это больше не повторится. Клянусь тебе.

Я вздыхаю и закрываю глаза.

– Прости, Дороти. Я знаю, ты считаешь, что я сломала жизнь твоему сыну тем, что разорвала помолвку, но нельзя всю жизнь ворошить прошлое.

– Я не имела в виду Джексона. – Дороти четко произносит каждое слово. – Я говорю о твоей матери.

Глава 4

Я бросаю мешочек ей на колени, словно одно прикосновение к нему может обжечь.

– Нет. Уже слишком поздно говорить о прощении. Есть вещи, о которых лучше не вспоминать. Если бы отец был жив, он бы согласился со мной. Он любил повторять, что поздно косить поле, когда оно перепахано. Если только не хочешь увязнуть в грязи.

Дороти шумно переводит дыхание.

– Я знаю тебя с того дня, как ты сюда переехала, Анна. Девочка с большими мечтами и большим сердцем. Я все знаю о твоем отце и том, как он растил тебя один с десятилетнего возраста. А вот о маме ты ничего не рассказывала. Только упомянула, что она предпочла вам другого мужчину.

– Я не желаю ничего о ней знать. – Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Меня злит, что женщина, о которой я ничего не слышала последние десять лет, вызывает во мне такую бурю эмоций. Фиона сказала бы, такова «тяжесть обиды». – Мама сама все решила.

– Возможно. Но мне всегда казалось, что это только часть правды. – Дороти отводит взгляд и качает головой. – Прости, я должна была поделиться с тобой своими мыслями раньше. Меня всегда это тяготило. Даже казалось, что я не делаю этого, потому что боюсь тебя потерять. – Она берет мою руку в свои ладони. – Ты должна помириться с мамой, Анна. Время пришло.

– Я простила Фиону. Теперь два камня я должна передать тому, у кого хочу получить прощение, а не тому, кого хочу простить.

Дороти пожимает плечами.

– Даровать прощение или просить. Я не думаю, что для камней это имеет значение. Смысл ведь в восстановлении гармонии в отношениях, так ведь?

– Послушай, Дороти, ты ведь не знаешь всего, что произошло.

– Мне кажется, что и ты тоже.

Я молчу и смотрю на нее.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Помнишь, когда твой отец был здесь в последний раз? Я тогда еще жила в «Эванджелин», и вы все пришли ко мне на ужин.

В тот раз папа приезжал в последний раз, хотя тогда мы этого и не предполагали. Он был загорелый и выглядел прекрасно, как всегда был в центре внимания. Мы сидели на балконе в квартире Дороти, пили вино и вспоминали веселые истории.

– Да, помню.

– Я уверена, он уже знал, что скоро покинет этот мир.

Загадочность в ее голосе и бездонные, невидящие глаза наводят на меня ужас, кажется, даже волосы на голове зашевелились.

– Мы с твоим отцом остались наедине, когда вы с Майклом ушли, чтобы принести еще бутылку вина. Он сказал мне кое-что. Он тогда много выпил, но хорошо, что так получилось. Мне показалось, ему надо было с кем-то поделиться.

Я жду, затаив дыхание.

– И что он сказал?

– Он сказал, что твоя мама до сих пор присылает тебе письма.

Я с трудом выдыхаю. Письма? От мамы?

– Не может быть. Думаю, всему виной алкоголь. Она почти двадцать лет мне не писала.

– Ты уверена? А у меня сложилось впечатление, что твоя мать многие годы не оставляла надежды с тобой связаться.

– Папа сказал бы мне. Нет, не может быть. Мама и слышать обо мне не желала.

– Но ты мне призналась когда-то, что сама разорвала ваши отношения.

Вспоминаю день своего шестнадцатилетия. Папа сидит напротив меня в ресторане «Мэри Мак» и широко улыбается, счастливо и открыто. Он кладет локти на стол, покрытый белой скатертью, и смотрит, как я открываю коробочку с подарком – подвеской с бриллиантами и сапфиром, слишком экстравагантное украшение для подростка.

– Это камни из кольца Сьюзен, – говорит он. – Я сделал эту вещицу для тебя.

Я смотрю во все глаза и вспоминаю мамину шкатулку с украшениями. В день, когда она уходила, папа заявил, что кольцо по праву принадлежит ему и мне.