Супермодель и фанерный ящик. Шокирующие истории и причудливая экономика современного искусства - Томпсон Дональд. Страница 39

Так как улаживание дела обошлось «Сотби» очень дорого, Рупрехту пришлось уменьшить текущие расходы, сократить штат и в 2003 году продать манхэттенскую штаб-квартиру «Сотби» за 175 миллионов долларов. Это помогло. Компания восстановила дивиденды в 2006 году и в 2008 году вернула себе проданное здание за 370 миллионов.

Сразу же после этого грянул финансовый кризис, и в мире искусства наступила рецессия. Продажи обоих аукционных домов упали с 4,9 миллиарда долларов в 2008 году до 2,3 миллиарда в 2009-м. Лоты предлагались по гораздо более низким ценам. Спад свидетельствовал не только о неготовности покупателей платить практически любые деньги, но и общем нежелании коллекционеров рисковать и отдавать работы на торги.

Рецессия в искусстве закончилась к середине 2010 года. Оба аукционных дома почти завершили преобразование своих бизнес-моделей: сокращение штата, понижение окладов и бонусов, уменьшение количества выездных показов и роскошных приемов. Им так и не пришлось идти на более серьезные шаги: закрывать целые отделения и иностранные представительства или переезжать из роскошных зданий, которые они занимали в Нью-Йорке и Лондоне.

Положительным моментом для обоих домов были частные продажи, объем которых более чем утроился в период с 2008 по 2013 год. Они приобрели популярность среди тех консигнантов, которые нуждались в деньгах, но не хотели разглашать, что они распродают активы, и тех покупателей, которые не хотели показывать, что тратят крупные суммы денег, в то время как принадлежащие им компании увольняют работников. По словам Рупрехта, рост частных продаж свидетельствует о том, что компания старается отойти от модели «односложного сторонника единственного канала [продаж]».

Практика ценовых гарантий и скидок с премии покупателя для некоторых консигнантов снова вернулась к 2010 году и расширилась в 2011 и 2012 годах. Это был знак того, что оба дома снова не желали отдать важные консигнации в руки конкурента.

Хотя во время экономического спада средние цены на современное искусство резко упали, цены на произведения самого лучшего, музейного, качества не снижались и даже росли. В 2010 и 2011 годах состоялись три продажи, побившие все аукционные рекорды для предметов искусства. Это были «Шагающий человек I» Джакометти (1960), проданный за 65 миллионов фунтов (100 миллионов долларов) в феврале 2010 года; «Обнаженная, зеленые листья и бюст» Пикассо (1932), проданная три месяца спустя за 106,5 миллиона долларов (70 миллионов фунтов); и «Крик» Эдварда Мунка (1895), который стал самым дорогим лотом в мае 2011 го да, когда ушел за 119 миллионов долларов (73,9 миллиона фунтов). Эти рекордные цены в разгар продолжающейся рецессии снова ярко показали, как мало связано поведение покупателей в верхнем сегменте рынка современного искусства с общим здоровьем экономики.

Когда Рупрехта спросили о конкуренции между «Сотби» и «Кристи», он просто ответил, что его компания большую часть сил тратит на налаживание связей с отдельными семействами на протяжении долгого времени. «Мы надеемся и дальше сохранять хорошие отношения, где нам не приходится соревноваться с конкурентом, кто из нас быстрее выхватит пистолет». Обычно считают, что на долю десяти самых состоятельных клиентов «Кристи» и «Сотби», потративших самые крупные суммы, приходится 10 процентов их дохода от мировых продаж, и не только предметов искусства, но и драгоценностей, вина и недвижимости. Среди этих клиентов королевская семья Катара, российские олигархи и руководители американских хедж-фондов.

На самом деле у аукционного дома довольно ограниченные возможности по налаживанию отношений с клиентами. Большинство консигнаций попадает в зал продаж благодаря четырем обстоятельствам: смерти, разводу, долгам и личному решению. Четвертый вариант связан с переменами у коллекционера: новым увлечением, ремонтом в доме или просто стремлением к прибыли.

Что касается смерти, долгов и личного желания, то оба аукционных дома надеются на преданность консигнантов задолго до того, как что-либо подобное случится. В случае развода переговоры о консигнации обычно ведут юристы, которые должны из соображений надлежащего исполнения обязанностей узнать, что предлагают разные аукционные дома. Около 25 процентов лотов, выходящих на вечерние аукционы современного искусства, поставляют дилеры, которые в большинстве своем обращаются к обоим домам.

В битву за консигнацию иногда включается и «Филлипс». Если речь идет о значительной работе, «Филлипс» может победить, как правило, если предложит более высокую гарантию или какое-то особое преимущество — например, изображение лота на обложке каталога. «Филлипс» конкурирует в области нового искусства, начинающих художников с уверенными перспективами; он позиционируют себя как номер один в этом сегменте. Коллекционер из Майами Дон Рубелл соглашается: «[ «Филлипс»] хорошо продает именно актуальное искусство; мы забываем, что некоторые художники, которых мы сейчас видим на «Сотби» и «Кристи», впервые продавались там».

Иногда «Филлипс» проводит торги, которые приносят мало прибыли или вообще не приносят никакой, исключительно ради престижа. 13 мая 2010 года нью-йоркское отделение «Филлипс» предложило 22 работы от имени ML Private Finance, аффилированного предприятия банка Merrill Lynch. Средства должны были пойти в счет выплаты 21-миллионного долга коллекционера Хэлси Майнора перед Merrill Lynch.

Торги принесли 19,5 миллиона долларов. «Филлипс», как сообщалось, обещал ML 108 процентов с продажной цены всех проданных лотов. Эта значит, что «Филлипс» не взял комиссии с консигнанта и отказался от 8 процентов премии покупателя. Валовую прибыль аукциона составила разница между 8 процентами и премией покупателя — около 12 процентов. Она не покрыла бы расходов на каталог и рекламу.

Такие экстравагантные условия возникли потому, что ML просил суд, чтобы аукцион провел «Кристи», а Майнор просил «Филлипс». «Филлипс» сделал предложение, которое «Кристи» не смог перебить. «Филлипс» добивался такой возможности ради престижа провести торги коллекции одного консигнанта, хотя неясно, какую выгоду принесла известная история «несостоятельности» самим предметам искусства или бренду аукционного дома.

«Кристи» и «Сотби» влияют на ценообразование в области современного искусства как благодаря прозрачности цен, так и принципам продажи предметов искусства, а в итоге создается, как говорят экономисты, эффект храповика. Храповик поворачивается только в одну сторону и удерживает колесо, не давая ему повернуться обратно. Эффект храповика в экономике означает, что цены могут повышаться, но практически никогда не понижаются.

Концепцию храповика легко понять на примере рынка рабочей силы: когда экономика здорова, зарплата всегда повышается и никогда не понижается. Эффект храповика в искусстве проявляется, когда два коллекционера на аукционе «Кристи» торгуются за Жана-Мишеля Баския и увеличивают его цену вдвое против галерейной, и новая цена становится ориентиром для всех галерей, так что потом ни один консигнант не хочет продавать его картины ниже этой цены.

Храповик работает и по-другому. Если рекордная цена Франца Клайна составляет 9,3 миллиона долларов, почти вчетверо больше рекордной цены Сая Твомбли, 2,4 миллиона, и Клайн неожиданно уходит за 40,4 миллиона (что произошло на торгах «Кристи» в ноябре 2012 года), сколько же тогда будет стоить следующая за ним картина Твомбли сравнимого качества? На торгах «Кристи» его «Без названия» (Untitled, 1969) появилась через 17 лотов после рекордной продажи Клайна и получила максимальную цену 5 миллионов долларов. Как сказал один журналист, когда начинается прилив, он много чего прибивает к берегу.

Еще один пример эффекта храповика — это когда на вечернем аукционе появляется лот с эстимейтом и резервной ценой выше, чем у большинства проданных недавно аналогичных лотов, но почти не вызывает интереса. Аукционист будет брать цену с потолка, пока не дойдет до резервной и не перейдет к другому лоту, либо непроданный лот уйдет к тому, кто предоставил гарантию. Если это происходит два или три раза подряд в том или ином аукционном доме, работы этого художника больше не принимаются для продажи на вечерних аукционах. Это значит, что индекс аукционной цены, как правило, только повышается; художники, чье творчество понижается в цене, выбывают из обоймы.