Путь ислама. От Пророка до Еврохалифата - Мосякин Александр Георгиевич. Страница 42

Вот что рассказал об эволюции левых партий председатель фламандской партии Vlaams Belang [133] Том ван Грикен: «Дети «старых социалистов» превратились в буржуазную богему, которая распивала шампанское в ресторанах, лакомилась черной икрой и рассуждала о мировой революции в духе Троцкого. Они совершенно потеряли связь с действительностью и со своими избирателями. Рабочий класс и фермеры также утратили доверие к социалистам и стали голосовать за правые партии. Возникла проблема. Для сохранения власти понадобились новые избиратели. Вот тогда европейские социалисты сделали ставку на мигрантов. Они не только подлизывались к ним, обещая полную поддержку государства, но и на деле стали поощрять массовую миграцию в страну. В Бельгии был принят закон: любой человек, даже не знающий местного языка, но проживший в стране три года (пусть и нелегально!), имеет право голоса. Это немыслимо, но это сработало! Арабы в мусульманских коммунах шли голосовать, не зная ни слова на местных языках, но с бумажкой в руке с написанным именем» [134].

Выгоду этого процесса быстро поняли в Саудовской Аравии и других исламских странах и по своим причинам (мы их еще назовем) стали выталкивать мусульманскую молодежь в Европу. Главным пунктом приложения сил стала Бельгия, точнее сказать, ее южная часть – франкоязычная Валлония и столица Брюссель. Выбор был сделан в силу географического положения этой страны и особого положения там мусульман. В 1960‑х годах в Валлонии процветали традиционные отрасли экономики – добыча угля и черная металлургия. Неплохо жившие валлонцы не хотели браться за тяжелую или грязную работу, и для нее правительство Бельгии завезло из Турции и Марокко десятки тысяч гастарбайтеров. Турки обосновались очень компактно и как-то вписались в новую бытовую среду, не вынося свои конфликты за пределы общины. С марокканцами оказалось сложнее. Получив разрешение на ввоз родственников, они перевезли со своей родины целые деревни и малые города, превратив места своего проживания в Бельгии в густонаселенные гетто. Их жители сохранили свои семейные узы и соседские связи, религию и связанный с ней устои быта, не обращая внимания на тот факт, что они уже живут в другой стране.

Таким образом, к середине 1970‑х годов в Бельгии был создан плацдарм для приема новых мусульман. И когда к этому возник интерес у бельгийских левых политических сил, массовая миграция развернулась, а с нею начался процесс демографической и политической исламизации Европы. Он пришелся на время правления короля Бодуэна I [135]. Король бельгийцев и правительство Бельгии подписали важные нефтяные контракты с Саудовской Аравией, в обмен на которые страна широко распахнула двери для миграции с Ближнего Востока и других мусульманских стран, создав для мигрантов наилучшие условия жизни. Им разрешили привозить своих родственников хоть до седьмого колена, соблюдать свою религию, семейные традиции и устои быта. В Бельгию из Саудовской Аравии стали присылать имамов ваххабитского толка, а Бельгийское государство взяло на себя частичное финансирование исламских культурных, образовательных и религиозных учреждений [136], хотя официально в Бельгии религия отделена от государства. В Брюсселе была открыта первая в современной Европе соборная мечеть [137].

Валлония и Брюссель начали быстро исламизироваться. Жившие в Брюсселе фламандцы стали покидать его. Сейчас их осталось не более 70 тысяч на миллионный город, зато за последние десять лет население Бельгии за счет мигрантов выросло с 10 до 11 млн человек. В Брюсселе образовались большие районы, где не действуют ни бельгийские, ни европейские законы, а работает шариатское и криминальное право. Самый известный из них – Моленбек, превратившийся в рассадник криминала и экстремизма. Виновны в этом местные политики. Вот что поведал советник мэра Моленбека Айт Йеттинг: «Рядом с нами находится самая большая мечеть в Моленбеке, имам которой уже тридцать лет живет в Бельгии и не говорит по-французски. Он не знает страну и не хочет ее знать. Кого он воспитает? И таких имамов большинство. Главная вина за то, что Моленбек превратился в рассадник терроризма, лежит на франкоязычной Социалистической партии Бельгии. Двадцать лет социалисты правили Моленбеком, а местный мэр Филип Моро имел тесную связь с мечетями. Когда в конце восьмидесятых множество марокканцев и турок получили бельгийские паспорта, они получили и возможность голосовать. Социалисты стали немедленно заигрывать с ними. Они закрывали глаза на всё, что творится здесь. Филип Моро приходил в мечети, и имамы разрешали ему произносить пропагандистские речи прямо с кафедры (минбар). Он обещал мусульманам всё – пособия, бесплатные квартиры, лишь бы они голосовали за социалистов» [138].

В итоге Бельгия преобразилась. Столица страны и ЕС ныне больше похожа на город в Магрибе, нежели в сердце Европы. Всюду арабы, реже – выходцы из других областей Азии и африканцы. Последние 12 лет самое популярное имя среди новорожденных мальчиков – Мухаммед. Христианские церкви пустуют, а мечети заполнены. В Бельгии, как и во всем Евросоюзе, церковь отделена от государства. Христианская церковь. Зато мечети и исламские образовательные центры финансируются из госбюджета. То есть фактически ислам признан в Бельгии государственной религией! А христианские храмы? «Для того чтобы их поддерживать официально, нам придется внести христианство в конституцию страны как государственную религию, а значит, придется выйти из ЕС. А ведь именно Брюссель является столицей Евросоюза», – пояснил Том ван Грикен [139]. Налицо дискриминация людей по религиозному признаку. В Бельгии официально не празднуют Рождество, оно под запретом. Там празднуют что-то вроде зимнего карнавала, но елок не ставят, потому что мигранты их жгут. Ван Грикен по сему поводу саркастически изрек: «Мы теперь празднуем «зимний фестиваль», чтобы не оскорблять чувства верующих мусульман. Слово «Рождество» запрещено!»

Но гораздо хуже другое. Бельгия, Брюссель и особый район Моленбек превратились в мировое гнездо терроризма. Вот что сказал по этому поводу известный бельгийский политолог профессор Пьер-Эммануэль Томанн: «Террористы всегда использовали преимущества географического положения Бельгии. Маленькая богатая страна с раздутым и неповоротливым бюрократическим аппаратом, отличные дороги, большие порты, трафик оружия, снисходительная полиция. А рядом огромные города – Париж, Лондон, Амстердам, и добраться до них можно за считаные часы. А главное – никакого контроля на границах. И если вам надо спрятаться, то лучшего места не найти» [140].

С ним согласен бывший член Европарламента Филипп Клэйс: «Здесь очень привлекательная среда для международной организованной преступности. «Калашников» можно купить прямо на улице. Суды мягкие. Даже если полиция хватает преступника, то суд его отпускает: «О, давайте дадим ему еще один шанс! Он еще может исправиться. У него было тяжелое детство». Разумеется, позиция «добро пожаловать, террористы, главное, не совершайте преступлений в Бельгии» была неофициальной, но удобной, поскольку избавляла от ответственности. Начиная с убийства в 2001 году министра обороны Афганистана легендарного Ахмада-шах Масуда абсолютно все крупные мировые теракты так или иначе имели связь с Брюсселем, с районом Моленбек» [141].

Бельгия, Брюссель, Моленбек – это крайние пункты губительного процесса. Но то же самое происходит во всех развитых странах Европы, где левые и либеральные партии, борясь за своего избирателя, создают режим наибольшего благоприятствования мигрантам, подвергая шельмованию и травле всех, кто ему противостоит. Процесс идет волнообразно, но неумолимо. Европейские лидеры, не страдающие особой любовью к человечеству, упорно проводят политику массовой миграции, которая выгодна им, хоть и убийственна для их народов и стран. К левым и либералам присоединились правоцентристские партии Европы. «Мама Меркель», как называют канцлера ФРГ мигранты, широко распахнула для них двери страны, хотя она возглавляет не левую или либеральную партию, а Христианско-демократический союз. Этот феномен объясняется тем, что в процессе «мигрантизации» Европы заинтересована брюссельская евробюрократия и стоящая за ней теневая глобалистская элита, в основном англосаксонская.