Путь ислама. От Пророка до Еврохалифата - Мосякин Александр Георгиевич. Страница 61

Леворадикальный переворот во Франции не удался. Но прочих целей «студенческой революции» удалось достичь. Была реформирована французская система высшего образования, следствием чего стало дробление Сорбонны – гигантского университета – на 20 автономных подразделений. Были изменены принципы преподавания и качество студенческого быта. Добилось своего и ЦРУ. В конце апреля 1969 года ушел в отставку Шарль де Голль. Формально – за неудачную административную реформу, фактически – за май 1968‑го и удар по НАТО.

Тогдашний конфликт при всей его революционности был поверхностным сотрясением толщи одной субкультуры. Там были все свои. Не случайно многие вожаки и герои той «революции» позже стали преуспевающими политиками и буржуа. Конфликт же, который обнажили события осени 2005 года, гораздо глубже и шире. При всей его внешней криминальной личине это был конфликт цивилизаций в том виде, как его описали Шпенглер, Тойнби и Хантингтон. Конфликт богатого, либерально-индивидуалистического, дряхлеющего и вымирающего Севера и бедного, но биологически сильного, сохранившего природные инстинкты, а потому размножающегося и агрессивного Юга. Особую глубину и драматизм ему придают религиозный аспект и игра на нем экстремистских сил. Хотя, конечно, у тех событий были конкретные социально-экономические, политические и мировоззренческие причины.

Французское государство при всей его замкнутости, бюрократичности и сегментации с середины XIX века принимало и ассимилировало эмигрантов. Поэтому, когда в начале 1960‑х годов в стране начался научно-технический и промышленный бум, поглотивший местную молодежь, было решено распахнуть двери для мигрантов из бывших французских колоний – из стран Магриба (Алжира, Марокко, Туниса) и черной Африки, так как малоквалифицированных рабочих рук в стране не хватало. Кроме того, крупный бизнес был заинтересован в притоке дешевой рабочей силы, которая повышала конкурентоспособность его продукции. Завоз гастарбайтеров был вынужденной мерой, и ничего страшного в ней нет, если бы не ряд ошибок, допущенных французской властью и обществом.

В мигрантах из арабской и черной Африки коренные французы видели чернорабочих, официантов, уборщиков мусора, мелких торговцев, но никак не квалифицированных промышленных рабочих, инженеров, врачей, адвокатов и менеджеров. Эти люди должны были обслуживать богатые французские города, выполнять дешевую работу. И не более того. Отсюда их «птичьи» политические права и небольшая зарплата, хотя и несравнимо более высокая, чем на их исторической родине. То есть проводилась политика создания и воспроизводства многочисленного слоя деклассированных элементов. А деклассированный элемент психологически неустойчив и легко поддается сторонним влияниям. Это социальная гремучая смесь, и она опасна.

Вторая крупная ошибка была допущена во время президентства Валери Жискара д’Эстена (1974–1981), который был политическим консерватором, но экономическим либералом. и, как истинный либерал, он разрешил мигрантам воссоединение семей и ввоз во Францию многочисленных родственников, что умножило массу деклассированных элементов, которых государство обеспечить работой уже не могло. Для этих людей возвели в пригородах дешевые блочные многоэтажки, дали гражданство, приличные социальные пособия и махнули на них рукой, оставив наедине со своими проблемами и породив отчуждение от французского общества, которое чувствовали уже отцы нынешних погромщиков, а дети и внуки ощущают вдвойне.

Во Франции существуют три категории вида на жительство: карта полноценного француза, карта резидента (прожившего в стране больше 10 лет) и карта пребывания, которую надо возобновлять ежегодно, проходя медицинскую проверку на СПИД и прочее. Обладатели этих карт имеют разные гражданские и политические права, разные социальные пособия и зарплату, хотя все считаются французами. Налицо завуалированная сегрегация, поскольку в две последние категории попадают бывшие граждане и неграждане Франции, выходцы из Северной и черной Африки.

Сегрегация наблюдается и в расселении граждан разного сорта. С середины XIX века французские города расслаивались «по вертикали». Первые этажи зданий занимали магазины и офисы, над ними располагались квартиры богатых жильцов, а наверху (вплоть до чердаков) селились малоимущие граждане, студенты, художники и артистическая богема. Причем для жильцов элитных нижних этажей и «верхотуры» в домах были разные входы. Когда в начале 1960‑х годов во Францию хлынул поощряемый правительством поток мигрантов из бывших французских колоний, то их не стали расселять в городах на верхних этажах зданий, а отвели для них пригороды, где по типовым проектам возвели дешевое многоэтажное жилье.

Со временем пригороды Парижа и других французских городов превратились в мультикультурные гетто, наподобие существовавших когда-то в Европе еврейских гетто или негритянских гетто, кои поныне являются спутниками американских городов. Зарплата их обитателей была втрое ниже, чем у «белых» французов, а уровень безработицы – в три раза выше. Эта разница существует поныне. Зато в эмигрантских районах вещают более 150 кабельных телеканалов на арабском языке, проповедующих отнюдь не идеалы Просвещения и Великой французской революции. Будучи отчужденными от гражданского общества и его институтов, обитатели мультикультурных гетто со временем установили там свои законы и порядки, превратив их в зоны беззакония, куда боятся соваться даже стражи порядка. В этих зонах де-факто правит не французский закон, а криминальные группировки и идеологи радикального ислама, прививающие арабской молодежи ненависть к образу жизни страны, гражданами которой они являются.

«Государство словно забыло об этих неблагополучных кварталах, где социальные структуры испытывают острую нехватку финансирования, – написала в дни «пожара Парижа» газета Liberation и привела слова отца магрибского семейства, который сказал, что «нынешнее поколение молодежи в пригородах – это поколение потерянных детей, которые родились вне страны их родителей и поэтому им кажется, что они живут не в своей стране. Все эти волнения – плата за то, что тридцать лет молодежью не занимались вообще». «Эта констатация, – признала газета, – применима ко всем секторам социально-экономической жизни пригородов, таким как транспорт, занятость, образование, жилищный комплекс, окружающая среда. Молодежь чувствует, что она не в своей стране, а французское государство махнуло на нее рукой и забросило эти территории – наши пригороды».

Это была третья крупная ошибка французской власти и общества, которые, исповедуя теорию мультикультурализма [180], не замечали того, что созданные ими мультикультурные зоны представляют собой скрытую форму сегрегации выходцев из мусульманской и черной Африки. По сути, эти зоны – мины замедленного действия, которые когда-нибудь взорвутся. И осенью 2005 года они взорвались.

К тому времени в многодетных семьях отчужденных мигрантов выросли армии взращенных улицей молодых людей, которых взяли на попечение сначала криминальные группировки, а затем религиозные радикалы, прибывшие из Северной Африки и Ближнего Востока. На окраинах французских городов пустили корни разные исламистские организации, более всех – «Братья-мусульмане». Они начали правильно, с их точки зрения, воспитывать «беспризорную» мусульманскую молодежь, готовя из нее кадры для джихада. Эти проповедники стали учителями для молодых людей и, пользуясь своим влиянием, создали в пригородах французских городов (как и в самих городах) параллельную систему власти, что проявилось во время бунта осени 2005 года.

Уже через несколько дней после начала массовых беспорядков лидеры местных «Братьев-мусульман» обратились к французским властям с предложением погасить волнения. Какое-то время власти колебались, ведь принятие такого предложения означало признание за неформальной организацией властных полномочий, но потом согласились. И «мусульманские братья» на определенных условиях (каких – неизвестно) начали гасить очаги молодежного бунта. По их призыву сначала в парижском пригороде Клиши-су-Буа в ночь с 4 на 5 ноября, а потом в других местах, как по взмаху дирижерской палочки, беспорядки прекращались. «Братья-мусульмане» демонстрировали свою силу. Когда власти шли на их предложения, бесчинства глохли, а когда не шли, то пожары расползались по всей стране. Эту подноготную конфликта французские власти и массмедиа не афишировали, но она имела место.