Щебечущая машина - Сеймур Ричард. Страница 12

Б.Ф. Скиннер был не только бихевиористом, как его единомышленники, среди которых Павлов, Торндайк и Уотсон, но еще и пылким сторонником социальных реформ. Скиннер воспринимал отказ от мифа свободной воли и превращение общества в лабораторных крыс, поведение которых будет тщательно формироваться с помощью стимулов, как утопию. Это немного отличало его от политиков и ученых того времени, которые считали, что бихевиоризм поможет сохранить социальный порядок и победить Соединенным Штатам в холодной войне против России. Гарвардские бихевиористы были тесно связаны с вооруженными силами США, и во время Второй мировой войны Скиннер сам сотрудничал с военными. Одним из важнейших экспериментов его жизни стал проект «Пеликан», где он использовал свою теорию «оперантного обусловливания» для обучения голубей, которые должны были лететь на самолете и скидывать смертоносные бомбы таким образом, чтобы пилоты оставались вне опасности. На удивление программа оказалась успешной, но на практике так и не применялась. Тем не менее в годы холодной войны Скиннер скептически относился к распространенным антикоммунистическим убеждениям того времени и за критику испытаний ядерного оружия попал под подозрение властей. Его куда больше интересовало реформирование американского общества, нежели советского.

Чтобы реформировать американское общество, Скиннеру пришлось разрушитьего губительные, как он думал, мифы о «свободе» и «воле». Он считал эти идеи полным вздором: они не описывали обозреваемой реальности. То же самое касалось и других терминов, определяющих психические состояния. В своей книге «Наука и человеческое поведение» Скиннер настаивает, что эмоции – это «вымышленные причины» [14] и ненаучный способ описания поведения. Все эти состояния можно назвать поведением, вызванным хорошими или плохими стимулами: «положительным» или «отрицательным» подкреплением условного рефлекса. Например, испытуемый объект чувствовал досаду, если не получал привычное подкрепление. Одиночество – всего лишь особая форма досады. Не то чтобы Скиннер не верил в существование психических состояний. Он, как и большинство бихевиористов, относился к ним с сомнением. Когда можно напрямую наблюдать за поведением, задумываться о психических состояниях нет необходимости.

Утопичностью такого подхода была вера в то, что человеческое поведение можно контролировать с тем, чтобы не допустить ненужного вреда. Впервые эта идеология была изложена в ставшем популярном научно-фантастическом романе Скиннера «Уолден Два». Само название – это прямая отсылка к философии свободы Генри Дэвида Торо, и Скиннер даже проявлял какой-то интерес к анархизму XIX века. Но утопическое общество, описанное в книге, скорее, ближе к Бенсалему из «Новой Атлантиды» Фрэнсиса Бэкона, коммуне Нового мира, которой управляет группа ученых, стремящихся к знаниям. Однако власть в «Уолдене Два» принадлежит не самим ученым, а поведенческой технологии: своего рода алгоритму, который, взаимодействуя с окружающей средой, производит добропорядочных граждан. Этот алгоритм мог постоянно совершенствоваться с учетом последних научных исследований, он был свободен от моральных учений и буллинга, свойственного доктринам «свободной воли». Поскольку выбор определялся подкреплениями условных рефлексов, то плохое поведение говорило о сбое в системе. Была полностью упразднена система наказаний, были сняты ограничения на плотскую любовь, а чтобы у людей оставалось больше свободного времени на творчество, рабочую нагрузку существенно снизили.

Скиннер неоднократно пытался разработать такую технологию, которая бы воплотила его идеи в жизнь. К примеру, в послевоенные годы он создал и начал продавать обучающую машину, которая помогала вести уроки школьным учителям. Машина умела составлять небольшие вопросы и предложения с пропущенные словами, которые необходимо было вставить. Ученики отмечали ответ на бумажной ленте, которую впоследствии считывала и оценивала машина. Это была совершенная бихевиористская технология – она воспринимала пользователей в качестве обучаемых машин. Чтобы сохранять внимание учащихся, она варьировала скорость и модель стимулов, так же, как и алгоритмы Facebook привлекают пользователей и, меняя контент в новостной ленте, эффективно «обучают» их тому, как вести себя в сети. По мнению Скиннера, машина исключила бы самоуправство и несостоятельность учителей-людей. Кроме того, она изменила бы поведение учащихся, научив их тому, как действовать правильно.

Первой очевидной проблемой была неспособность быстро проанализировать весь тот материал, которому необходимо учить детей. Тестированию легко поддаются исторические даты, математические уравнения и мировые столицы. Однако более сложные темы, типа критического анализа, выходят за пределы понимания машины. Когда правильный ответ отсутствует, учащимся приходится учиться тому, как действовать неправильно. Им приходится сдаваться и разочаровываться в своей ошибочной вере в то, что они знают все. Другая проблема в том, что люди не машины, которые можно обучить. Что сможет сделать обучающая машина с теми из нас, кто не хочет учиться? Как учить тех, у кого вопреки реальности на уме лишь призрачные фантазии и безрассудные поступки, кто склонен к саморазрушению наперекор всем предупреждениям? Бихевиоризм беспечно упускает из виду эту повседневную реальность или воспринимает ее как неудобство, к которому приходится приспосабливаться. Тем не менее, прежде всего именно эта иррациональность, эта людская странность и вызывает в нас желание учиться чему-то новому.

Однако самая серьезная проблема, связанная с обучающими машинами, политическая. В «Уолдене Два» общиной управляет милосердный диктатор по фамилии Фрейзер. Защищая свою методу, Фрейзер утверждает, что возможна лишь одна альтернатива существующему в Уолдене укладу – это оставить людей в руках беззаконников типа нацистов. Подобное сравнение лишь подчеркивает его авторитаризм. При этом воображается, что научные исследования могут помочь понять, что такое хорошо и как должно жить. Это фантазия, в которой смысл заменяется техникой, а все противоположное, спорное и неприятное в общественной жизни сглаживается и притупляется. (Возможно, неслучайно эстетика позднего капитализма, и, в частности, смартфонов и приложений, настолько одержима чувствительностью и плавностью.) Для ее воплощения требуются беспрестанная слежка и по-лабораторному точное манипулирование всем населением. Но секрет хорошей жизни раскрыть невозможно, потому что для каждого он свой. Поэтому, прикрываясь наукой и технологиями, где-то в мире существует тирания, которая и принимает эти решения. В мире не так уже много реальных общин, которые с разной степенью успеха пытались сымитировать «Уолден Два». Но в каждом из них был один главный изъян: лидеры часто подражали благосклонному авторитаризму Фрейзера.

Радикальный бихевиоризм породил плохие утопии и плохую идею. Начиная с 1970-х годов его поглотила когнитивная психология, основной упор в которой делается на анализ душевных состояний. И все же иногда неудачная идея может привести к появлению успешной технологии. Обучающая машина, к примеру, не в силах осознать людские желания, но при достаточном объеме данных более высокотехнологичная машина способна этими желаниями манипулировать. Выбирая ту или иную поведенческую модель, она может научиться «учить» наш мозг, переключать его внимание в нужное ей русло. Разумеется, идеи бихевиористов не забыты. Утратив позиции в психологии, они просочились в нейронауку, где приобрели агрессивно-упрощенные формы. К началу 1990-х годов ученые пришли к заключению, что душевное состояние можно объяснить физической структурой мозга, которая в свою очередь зависит от генетики и окружающей среды. Вместо того, чтобы бороться со сложностями человеческого разума, смысла и мотивации, достаточно было относиться к мозгу как к организму. Такое убеждение не просто совпадало с идеей обусловливании, но и в целом попадало под сильное влияние бихевиоризма. И это оказалось на руку фармацевтическим гигантам. Ведь если такие душевные состояния, как депрессия или тревожность, можно толковать как химические, значит, их можно вылечить пилюлями «счастья».