Главред: Назад в СССР. Книга 1 - Савинов Сергей Анатольевич. Страница 10

По всей видимости, моя заготовленная во время пути сюда речь возымела нужный эффект. Как минимум заинтересовала первого секретаря, и он был не прочь выслушать меня дальше.

– Но ты ведь понимаешь, Евгений Семеныч, – хитро прищурившись, сказал он. – Где Вася Котиков с его стихами, и где эти отщепенцы в драных джинсах.

– Разный уровень, – вроде бы и согласился я, а на самом деле оставил широкое поле для трактовки своих слов. – Более того, мы ведь зачастую, не разобравшись, сваливаем в одну кучу горластых хулиганов с действительно талантливыми музыкантами. Разве это справедливо? Я считаю, как раз и нужно показать, что среди них есть разные люди. Те, кому лишь бы орать в микрофон и протестовать, и те, кто просто занимается творчеством.

– И как же понять, кто есть кто? – Краюхин внимательно смотрел на меня, но тему по-прежнему не закрывал.

Я отчетливо понимал, что ступаю сейчас по тонкому льду. Изначально рок в нашей стране – это музыка протеста. И всю послевоенную историю СССР самодеятельные коллективы фактически противопоставляли себя государству. И я сейчас, получается, предлагаю первому секретарю райкома Коммунистической партии разрешить этим бунтарям подняться на трибуну.

Опасно, очень опасно. Но, во-первых, это всего лишь сон, и почему бы мне в нем не поэкспериментировать. Приятно же ощутить себя эдаким прогрессором, если не делать акцент на собственном коматозном состоянии. А во-вторых, чем высшие силы не шутят – если я правильно преподнесу свои идею Краюхину, и он их примет, моя газета станет одной из первых ласточек перестройки и гласности. Только не оголтелой, срывающей всяческие покровы и поливающей грязью собственную страну, а взвешенной, работающей по стандартам качественной журналистики. Такой, которая не оценивает события и людей, а показывает, оставляя выбор стороны за читателем.

– Для этого и нужны статьи в прессе, – ответил я на вопрос Краюхина. – Показать многогранность советской молодежи, рассказать о движениях, мыслях, настроениях.

– Но как же задача направлять? – неожиданно вклинилась в разговор Клара Викентьевна. – Вы же понимаете, что мы беседуем сейчас о неокрепших умах?

Вот ведь зараза! Я-то думал, она за меня, но Громыхина, судя по всему, что-то почувствовала в настроении первого секретаря и решила перестраховаться. Что ж, так даже лучше! Она хочет дискуссий? Их есть у меня!

– В том-то и дело, – я многозначительно поднял указательный палец. – Если неокрепшим умам запрещать, ничего не объясняя, они так и будут протестовать. И потом, Клара Викентьевна, разве комсомольца может сбить с правильного пути песня под электрогитару?

Шпилька в адрес Громыхиной удалась – она не нашлась, чем ответить. А вот Анатолий Петрович одобрительно закивал. Мне кажется, он вполне может оказаться одним из тех, кто скоро ослабит вожжи, разрешит выступить в СССР англичанам из группы Pink Floyd и американской «Металлике», а потом и сам будет отрываться в подмосковном Тушине на «Монстрах рока».

– Значит, Евгений Семенович, думаешь, что если правильно все обставить, преподнести… – задумчиво начал Краюхин и замолчал, явно намекая, чтобы я продолжил.

– Именно, Анатолий Петрович, – подтвердил я. – С помощью публикаций в прессе мы покажем, что признаем явление, знаем о нем. И доверяем комсомольцам осознанный взрослый выбор. Плюс есть у меня еще кое-какая идея…

Теперь уже я выразительно замолчал, чтобы оба – Краюхин с Громыхиной – чуть-чуть поизнывали от любопытства. Так, вот они оба уже тепленькие, теперь можно говорить дальше.

– На мой взгляд, разумные ребята вполне могли бы объединиться, – озвучил я ту самую мысль, которой заинтриговал своих собеседников. – Вася Котиков и другие поэты будут сочинять тексты для песен рокеров, а те смогут выступать на городских площадках. Давайте признаем, положа руку на сердце, что парням в драных джинсах проще достучаться до молодежи. Так направим их кипучую деятельность на благо страны и комсомольского движения!

В кабинете воцарилось молчание. Клара Викентьевна вытянулась в струнку, не смея вымолвить ни слова – кажется, такого финта она от меня не ожидала. Краюхин жевал губу, явно обдумывая мои слова. А потом откинулся в глубокое черное кресло и, побарабанив пальцами по столу, произнес:

– Что ж, Евгений Семеныч. Твои аргументы я нахожу разумными. Но, сам понимаешь, затея смелая и рискованная. А если ты ошибаешься? Если вдруг не получится?

– Беру всю ответственность на себя, – твердо сказал я.

Ну, действительно – чего мне бояться в коме? Тем более что у меня есть знания из будущего, и мне известно, что рок в Союзе уже скоро выйдет из подполья. Так что я не просто иду ва-банк, но и понимаю, что шансы мои высоки.

– Давай попробуем, – чуть помедлив, наконец-то сказал Краюхин. – Твоему профессиональному чутью я доверяю. Но если что – голову с плеч, сам понимаешь. Мое главное требование: обставь это так, чтобы не было потакания тлетворному влиянию Запада. Мол, наши советские рокеры… все такое. С пламенными сердцами воспевают человека труда на стихи комсомольских поэтов.

– Только без перегибов, – добавил я.

– Перегибы нам не нужны, – согласился Краюхин. – Надо действовать тоньше. Ну, а на кладбище-то ты что сегодня устроил?

Наверное, этот вопрос первый секретарь готовил заранее как подвох. И задал-то его неожиданно, когда я будто бы расслабился после того, как получил зеленый свет для своей идеи. Но я подспудно ждал, что со мной на эту тему заговорят, и был начеку. Интересно, кстати, кто ему рассказал про кладбище? Величук позвонил? Или кто-то из наших?

Я украдкой посмотрел на Громыхину – она явно успокоилась, губы вновь вытянулись в тонкую струнку. Кажется, вот что за птичка принесла на хвосте Краюхину наше расследование. Что ж, я и здесь не вижу препятствий.

– А на кладбище, Анатолий Петрович, мы готовили репортаж о работе советской милиции, – не подав виду, что хоть немного волнуюсь, сказал я. – Какие-то нелюди устроили погром на могилах, зарезали несчастное животное и напугали советских граждан. Органы правопорядка отреагировали, ведется расследование, а мы в нашей газете напишем о его ходе. И результатах!

Я выделил голосом последнее слово и даже поднял указательный палец, подчеркивая значимость проделанной нами работы. Что бы ни задумала Клара Викентьевна, сообщая Краюхину о нашей вылазке, от меня первый секретарь услышал именно то, что нужно.

– А ведь ты туда сразу помчался, а не ко мне, – покачал головой Анатолий Петрович. – Думаешь, все настолько серьезно?

– Это будет решать милиция, – резонно возразил я, но все же добавил от себя: – Я считаю, что мы обязаны отреагировать как советский печатный орган. Каковы бы ни были мотивы неизвестных пока вандалов, мы расскажем о них читателям, решительно осудим и в очередной раз покажем бдительность советской милиции.

– Добро, – улыбнулся Краюхин, но по его глазам я понял, что он по-прежнему обдумывает все мои предложения. – Я тоже возьму это дело под личный контроль. А теперь давайте-ка чаю попьем. Мне тут товарищ из Индии кое-что привез. Моряк, капитан нашего торгового судна, – затем он нажал кнопку коммутатора. – Альбина, заварите нам чай! Да, на троих!

Затем первый секретарь обкома ослабил галстук, и я понял, что наша встреча из официально-рабочей плавно переходит в неформальные посиделки.

Что ж, чашку хорошего индийского чая я точно сегодня заслужил.

Глава 8

Когда мы вышли от Краюхина, день уже подходил к концу. И не только рабочий, но и календарный. На улице заметно сгустились сумерки, вновь зарядил дождь, и я, посмотрев на свои командирские часы, принял решение поехать домой.

Пришлось, правда, сперва все равно заскочить в редакцию, запереть кабинеты – мой и Клары Викентьевны – и потом сдать ключи под роспись на вахту. Адрес, где жил Кашеваров, мне не был известен, а подсознание почему-то не спешило его подсовывать. Но, к счастью, водитель частенько возил и меня, и Громыхину после работы, так что прекрасно знал, кто где живет.