Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 124
И вдруг пожилой пузатенький оружейник подхватил – столь же вызывающе, зло:
И еще несколько голосов вплелись:
Неподалеку от Сварога появился давешний брюхатый стражник – и с ним еще один, пощуплее. У этого из поместительного кармана торчал аппетитно пахнущий коричневый хвост копченой рыбины. Сварог слышал, как тощий тихо спросил:
– Может, посвистеть, кум?
– Убери ты свисток, медальку все равно не заработаешь, – пропыхтел толстый. – Тут политика. И золотой пояс. Пусть коронные мозоли набивают. И пошли-ка отсюда, кум, так оно для жизни спокойнее…
И оба, стараясь не спешить, стали удаляться. Чтобы не влипнуть неизвестно во что, да еще, как оказалось, политическое, Сварог подхватил Мару под локоть и показал взглядом на одну из улочек. По брусчатке лязгнули подкованные копыта – подскакали трое в красно-черном, патрульная полиция протектора. Прежде чем скрыться в тихом переулочке, Сварог еще успел увидеть, как на пути у всадников загадочным образом возникла пивная бочка на высоких колесах, а юношу слушатели сдернули с бочки и, прикрывая спинами, бегом выпроваживали в сторону проходного двора. Они переглянулись, и Мара молча пожала плечами. Молодой фонарщик, переждавший события за этим же углом, пояснил:
– Нездешние, ваша милость? Это, извольте знать, баллада графа Асверуса [2K16] «Лилия и лев», высочайше запрещенная к распеванию и печатному распространению.
Поскольку сейчас у нас со Снольдером нежная дружба, Сорокалетней войны, надо полагать, и не было вовсе…
Коснулся шляпы, тряхнул кудрями и зашагал прочь, дерзко насвистывая на мотив только что прозвучавшей песни.
…Они еще немного попетляли по улицам, и Сварог, пропустив парочку свободных извозчиков, махнул третьему.
Ремиденум, цитадель знаний и учености, внушал уважение. Попасть туда можно было только через широкие ворота (пусть и лишившиеся к нынешнему времени створок). Над воротами красовался древний, выщербленный и оплывший от старости герб – три совы в дроглоре. Тут же развевался флаг: фиолетовый с золотой каймой и теми же тремя совами – белыми, опять-таки с золотой каймой. На низком бочонке сидел стражник в наряде времен Троецарствия [2K17], пьяный, судя по виду, еще с прошлого года. Завидев Сварога с Марой, он оживился, вытащил из-за бочонка подержанную алебарду и заорал:
– Стойте, благородные господа! Поклянитесь, что не состоите в родстве с презренным Тиморусом!
– Клянусь, – сказал Сварог. Подумал и достал серебряный аурей, каковой стражник принял как ни в чем не бывало. – Любезный, а почему совы у вас на флаге таких колеров?
Стражник заученно отчеканил:
– Потому что ученые познания, ваша милость, приносят и процветание, символизируемое цветом золота, но частенько влекут и смерть, символизируемую белым, и забывать об этом не след.
За воротами начинался целый городок – кривые узенькие улочки, старинные здания со стрельчатыми крышами, причудливыми флюгерами, тяжелыми окованными ставнями и водосточными трубами, заканчивавшимися драконьими мордами из позеленевшей меди. Архаические фонари в виде перевернутых пирамид помнили, пожалуй, не то что Троецарствие, а еще и Сандоварскую [2K18] битву. Повсюду виднелись бюсты и статуи ученых мужей, державшие в руках разнообразные атрибуты их учености. Компаниями прогуливались студенты в коротких фиолетовых плащах и такого же цвета четырехугольных беретов, напоминавших пухлые подушечки.
Кое-кто из них и в самом деле, как мимоходом удалось расслышать, вел чинные и глубокомысленные ученые беседы, но большинство решали головоломки, шествовали в кабак, перекликались из окна в окно и с хохотом пересказывали подробности вчерашних похождений.
Сварог понял, что поиски наугад бесполезны. И отвел в сторонку первого попавшегося схолара, с рассеянным видом подписавшего уличный фонарь.
– Граф Леверлин! – воздел глаза к небу рыжий юнец. – Ваша милость, вы, конечно же, не похожи на сердитого кредитора из винной лавки или полицейского насчет вчерашней мочальной бороды, неведомо как выросшей у памятника королевы Боне, но не есть ли вы разгневанный отец благонравной девицы вкупе с оною?
– А в глаз тебе дать, фиолетовый? – деловито спросила Мара. – Меня, случалось, оскорбляли, но чтобы обзывать благонравной девицей…
– Мои извинения, юная дама… Кто-нибудь говорил вам, что вы прекрасны, как утренняя заря?
Сварог громко сказал «гм».
– Восторги неуместны, осознал и каюсь, – сказал рыжий. – Надеюсь, вы простите сии дерзкие слова несчастному маркизу, лишенному наследства, но не способности радоваться прекрасному. Не должны ли дворяне помогать друг другу, господа? Ибо неумеренность накануне, как подмечено мудрецами еще в незапамятные времена, уравновешивается разумной умеренностью наутро – но грубый материалист, хозяин подвальчика «Перо и астролябия» требует осязаемых подтверждений данной философской сентенции.
Сварог подал ему золотой аурей.
– Боюсь, что неумеренность вновь одержит верх над рассудочностью, – признался повеселевший студент. – Сверните за угол, миновав три дома, зайдите в четвертый по левой стороне. Поднимитесь на третий этаж и отыщите комнату, где на двери приколочена бляха гильдии пожарных. Чтобы вас не приняли за кредитора или иного врага человечества, постучите вот так: тук-тук, тук. Мое почтение!
Он коснулся берета и с видом обладателя всех сокровищ короны величаво спустился в подвальчик, над которым и в самом деле красовались огромные проржавевшие перо и астролябия – старинная вывеска из тех времен, когда содержатели трактиров прекрасно обходились без писаного текста.
Поразмыслив, Сварог пошел следом и вскоре вышел с двумя пузатыми черными бутылками «Кабаньей крови».
На одной из дверей третьего этажа и в самом деле была приколочена бляха Бронзовой гильдии с изображением вишапа [2K19] и двух скрещенных пожарных топоров.
Сварог постучал – тук-тук, тук. Дверь моментально распахнулась, высунулся Леверлин, в расстегнутой рубашке:
– Где тебя черти… Дружище, какими судьбами? О, простите, лауретта… – Дверь захлопнулась. Вскоре он появился в аккуратно застегнутом кафтане. – Прошу!
Внутри царил самый причудливый беспорядок – вороха книг, пустые бутылки, мечи, диковинки вроде яркой раковины или человеческого черепа, державшего в зубах за шпенек кокарду городской стражи. Несмотря на весь хаос, было чисто и подметено, чувствовалось, что случаются эпизодические вторжения домовитых особ женского пола.
– Я тут жду одного болвана, – непринужденно сказал Леверлин, словно они расстались только вчера. – Вышел в подвальчик и пропал, как король Шого. Но ты позаботился, я вижу? Ох… Помнишь ли ты восхитительные погреба Коргала? Кстати, как тебя зовут?
– Барон Готар, – сказал Сварог, располагаясь в кресло и с приятностью взирая на друга.
– Отлично, не нужно привыкать к новым именам. Из чего следует, что ты не особенно скрываешься?
– Как знать…
– Понятно. Стаканы вчера были в камине, они и сейчас там, благо не топлено. Сударыня, хотите леденец? – Он протянул Маре фаянсовую вазочку. – Меня опекает хозяйка кондитерской, почтенная пожилая особа, никак не могу втолковать ей, что не ем леденцов…
– А что такого натворил некий Тиморус? – спросил Сварог.