Непара - Ти Эллин. Страница 8
– Что значит «был»? Ты и не переставал им быть. – До общения с Лизой я такой стервой не была, честное слово. Но меня все устраивает, без этой змеи я бы наверняка была более мягкой, а такие придурки, как этот Егор, именно мягкости и ждут. Не тут-то было, дорогой мой.
– В любом случае эти розы тебе, бери. – Он протягивает цветы, и бо-о-оже, как же они пахнут, какие же красивые. Сумасшедшее желание схватить букет – а он большой, в нем не меньше двадцати пяти роз – и зарыться в него носом, вдыхая пьянящий аромат. Я обожаю розы всей душой, а кремовые еще и сердцем, и мне невероятных усилий стоит одарить эту прелесть – не Егора, цветы – равнодушным взглядом и закатить глаза.
– Оставь себе, мне от тебя надо только одно: чтобы ты отстал! Что прилип, а? Куча девчонок вокруг, выбери кого посговорчивее, а меня оставь в покое, правда. И пройти дай.
Надеяться на то, что отвалит так просто, нет смысла, да? Он же тугодум явно, не понял даже после того, как получил коленом между ног. А удар у меня сильный, я точно знаю, я в зал регулярно хожу. Но, видимо, надо было сильнее. И по голове.
– Не могу я, Неженка, понимаешь? Вижу тебя, и сердце заходится, даже дышать тяжело.
– Тогда советую посетить кардиолога. – Я злюсь и хмурюсь, а потом разворачиваюсь и обхожу машину и Егора прямо по клумбе. Благо снег, и никаких цветов я не растопчу, но увидел бы наш охранник – в живых меня уже не было бы. Егор вслед кричит, что я красивая, а мне плакать хочется от такой несправедливости. Почему эти мужики считают, что имеют право пользоваться девушками, как вещами? Я прекрасно видела многие его отношения, я слышала рассказы однокурсницы о том, как он бросил ее сразу, как только переспал, я видела, как они смеются над девчонками со своими друзьями и заигрывают с каждой второй. Я верила в любовь, правда верила, пока ее не растоптали и не выкинули в окно, еще и грязью облив. И сейчас, когда я могла бы начать верить в нее снова, влюбиться и утонуть в нежности, на пути стоит тот, кто окончательно эту веру в любовь добивает.
Хорошо, что ему хватает ума не ехать за мной. Я спокойно иду к остановке, сажусь на автобус и еду к бабушке, чтобы есть пирожки с повидлом и не думать ни о каком придурке-хоккеисте.
Лиза
Мне холодно! Иду, руки в карманы засунула, и надеюсь не поскользнуться, чтобы еще и нос не разбить. Пока топаю, в голове прокручиваю заклинания по призыву весны и тепла, а в мыслях уже представляю, каким тоном Лиска будет вечером ворчать мне в трубку на Егора. Вот пристал к ней как банный лист. И нашел к кому! К Нежновой, которая всех бабников, козлов и просто кретинов после своего бывшего на дух не переносит.
Наивный Колосов действительно надеется заполучить мою подругу? Он может получить от нее в нос пару раз и еще раз между ног, это вот точно. Большее – вряд ли.
Иду, задумываюсь, чувствую, как от мороза покалывает не скрытый тканью шарфа нос, и подпрыгиваю от резкого и неожиданного сигнала машины позади себя. Да твою же мать…
Савельев сидит за рулем, наполовину высунувшись в окно, и курит, выпуская сигаретный дым кольцами. Спортсмен хренов. Я стараюсь не обращать внимания на едущую рядом машину, но этот придурок снова сигналит, и я снова подпрыгиваю, чуть не навернувшись в снег. Это финиш.
– Да какого хрена? – Я разворачиваюсь изо всей своей никакой силы бью ногой по колесу, на что этот идиот только ухмыляется. – А если бы я опять упала? На другую руку или сломала бы эту, ушибленную? Отвали от меня, Савельев, от тебя одни проблемы, меня уже, без шуток, тошнит при виде тебя.
Ухожу, но с короткими ногами делаю это слишком медленно по сравнению с его машиной. Он едет рядом, смотрит на меня из окна и молчит, скотина, так раздражающе, что у меня начинает кипеть все нутро.
Пожалуйста, Гаврилова, держи себя в руках, просто держи.
– Я просил написать лекарства, – вдруг оживает дылда, видимо надеясь, что я буду продолжать диалог. Ага. Иду, молчу, осторожно ступая по скользким дорожкам. Надо пойти в церковь поставить свечку за тепло, вдруг поможет? Я уже во что угодно поверить готова, хоть в бога, хоть в танцы с бубнами и шаманские обряды. – Гаврилова, я с тобой разговариваю.
Нет, ну это вообще наглость уже…
– Я знала, конечно, что ты кретин, но не думала, что настолько. Нажимай педаль своей машинки и шуруй отсюда, длинный, пока я тебе камень в лобовое не кинула.
– Какая ты злючка, – говорит он насмешливо, а я мысленно хлопаю себя по лбу. Где я, деловая такая, собралась камни под снегом искать? Машина за мной не едет, вопли Артема я тоже не слышу, и, как только расслабляюсь, рядом со мной вырастает эта шпала, только теперь без машины и сигареты. – Я сказал, что оплачу лекарства. Ты руку ушибла из-за меня.
– А ты сейчас из-за меня голову ушибешь. Савельев, я сто раз сказала, что мне от тебя ничего не надо. Лекарства сама в состоянии купить, мне не три года.
– А выглядишь на три. – Он смеется, а у меня от нервов мурашки вокруг пупка бегают. Давно меня так никто не раздражал, как этот самоуверенный длинный козел.
– Зато мне не надо пригибаться, чтобы… – Чтобы проходить в дверные проемы, хочу сказать я, но кретин меня перебивает, заставляя злость литься по венам.
– Да ну, пригибаться придется все равно, спина устанет. Я тебе подушечку под колени подложу чтобы повыше было.
– Ты придурок. – Я не хочу больше ничего говорить и вообще ему отвечать. И знать, что шутку я оценила, ему вообще необязательно. Я хмурюсь от боли в руке, но старательно это скрываю и радуюсь, когда вижу аптеку. Нужно выпить таблетку прямо сейчас, иначе притворяться, что у меня ничего не болит, я больше не смогу.
Савельев заходит за мной, молча стоит в очереди из трех бабок и даже усмехается, когда одна из них ругается с фармацевтом. Он просто находится рядом, копается в телефоне, но, когда мне отдают мои лекарства, подносит свой телефон быстрее моего, оплачивая все покупки. Да чтоб его…
Зачем? Зачем ему это надо? Он вообще не похож на нормального человека, который может осознать свою вину и помочь девушке из добрых побуждений. Я вообще ему не верю, да и откуда этой вере взяться? Мы знакомы пару дней, а проблем от него уже выше крыши.
Выхожу на улицу и неуклюже пытаюсь открыть бутылку воды, чтобы срочно запить таблетку. Одной рукой это делать вообще неудобно, и мистер Шпала забирает воду и возвращает мне уже открытую, молча глядя на то, как я принимаю обезболивающее. Он меня напрягает.
– Болит? – спрашивает, и я смотрю на него, приподнимая бровь. Серьезно? Самый тупой вопрос, который я слышала.
– Нет, приятно покалывает, а таблетку пью, чтобы один придурок от меня отвалил. Скажи, куда перевести деньги, я верну за лекарства. Сколько еще раз повторить, что мне от тебя ничего не надо? – Отправляю покупки в сумку, спускаюсь по ступенькам и падаю. Господи, я падаю! Черт возьми! Кто вообще придумал класть на лестницу плитку? Это же убийство чистой воды! Аттракцион смертельный, как тут вообще ходить можно? Я зажмуриваюсь и за миллисекунду успеваю расстроиться новым травмам, но нос все еще не болит, руки не хрустят, а ступеньки, по которым я должна была скатиться, все еще не впиваются в спину до боли.
Ну не-е-е-ет…
– А если бы не поймал, опять сказала бы, что я виноват? – Одной рукой он хватает меня за талию, ну где-то в том районе, спускает по лестнице и возвращает мне упавшую сумку.
Одной. Чертовой. Рукой.
Мне реально три? Почему он сделал это так просто, словно я и правда маленький ребенок? Теперь он меня еще больше бесит.
– Нет, в этот раз виноват придурок, который решил, что скользкая плитка на ступеньках – это прикольно.
Спасибо говорить я ему не спешу, но и язвить тоже. В конце концов, вторую руку я не сломала сейчас на самом деле только благодаря ему. Будем считать это компенсацией за ушиб запястья.
– Можем вернуться к машине, и я тебя подвезу, а то, судя по всему, ходить одной тебе опасно.
– Не опаснее, чем рядом с тобой, Савельев. Сама дойду.