Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ) - Ареева Дина. Страница 61

Снова комната наполняется пошлыми звуками шлепков тела о тело. Возбужденными стонами и исступленными криками настигающих оргазмов. Хриплым мужским «Не могу... Не могу от тебя оторваться, Машка...»

И дальше все по новой.

***

— Давай останемся еще на один день, — Никита гладит мою влажную спину.

Мы после душа, я лежу на нем, и мы увлеченно целуемся, как будто не занимались любовью сутками напролет.

— Давай, - пробегаюсь пальцами по стриженому затылку, — а как же самолет?

— Арендуем частный.

— Это дорого!

— Нормально, расслабься, — он растрепывает мне волосы и опрокидывает на спину. В живот упирается возбужденный член. — Ты как хочешь трахаться?

— Все равно, — цепляю губами его губы, — лишь бы видеть, как ты кончаешь.

Ему это тоже важно, я поняла. Никита хочет видеть мое лицо в момент оргазма. Мы уже попробовали разные позы, и если он сзади, для этого у нас есть зеркало.

Мой оргазм всегда первый, Никита слишком быстро меня изучил. Он догоняет через еще один мой. Мы оба на коленях, он глубоко во мне сзади. Локтем держит за шею, вторая рука накрывает клитор.

Хочет третий. Я утонула в ощущениях. Соски горят от укусов, твердый член мерно вколачивается снизу. Палец кружит по клитору в такт толчкам.

Они отзываются во мне жаркой вибрацией, волнами разгоняются до кончиков пальцев.

Мы кончаем одновременно, я оборачиваюсь назад для поцелуя. Ударяемся зубами и сплетаем горячие языки.

Пульсируем оба на той грани, которая превращает секс во что-то потустороннее. Падаю на локти, Никита впечатывается сзади. Слышу как сквозь туман, или это хриплым голосом Никиты шепчет мое подсознание.

«Не могу... Без тебя не могу, Маш...»

***

— Так вот для чего ты арендовал самолет, — говорю возмущенно, глядя на широкую кровать, занимающую половину салона.

— А ты для чего, думала? — отвечает он самодовольно, перебрасывая наперед волосы и прикусывая шею.

— У меня уже все болит, Ник, — жалобно хнычу, а сама вжимаюсь ягодицами в твердый пах.

Мы уже несколько часов без секса — пока съехали из отеля, пока добрались до аэропорта.

Я с трудом не поддалась уговорам Никиты заняться любовью сначала в машине, а потом в туалете аэропорта.

— Раздевайся, — он уже тянет с меня платье, — я залижу.

И мы снова на десять часов проваливаемся в секс с короткими промежутками на еду и сон.

Мы не разговариваем. Разве что недолго болтаем о чем-то незначительном. Мои слабые попытки Ник пресекает, всовывая в рот то язык, то палец, то член. Иногда смешивая с чем-то сладким. И я перестаю даже пробовать.

***

— Маша! — Никита кричит во сне, шарит рядом с собой, сжимает пальцами простыню. — Где ты, Маша?

— Я здесь, — бросаюсь к нему, хватаю за руку, раскрываю ладонь и целую. — В душ ходила.

Он садится на кровати, смотрит полубезумным ото сна взглядом.

— Не уходи, будь со мной, — бормочет, перехватывает за талию и падает вместе со мной обратно на подушку.

Забрасывает ногу, зарывается лицом в волосы.

— Я с тобой, Никита, — шепчу успокаивающе, не переставая гладить спину, плечи, лицо. — С тобой...

***

Просыпаюсь резко, поднимаю голову. За окнами светло, судя по всему уже позднее утро.

Мы в спальне Никиты, прилетели вчера, занялись сексом и уснули. Теперь я не знаю, эта странная ночь мне приснилась или Никита наяву меня обнимал, шептал что-то бессвязное, прижимал так будто хочет в себя вдавить. Впечатать. Растворить.

Кровать рядом пустая. Прислушиваюсь, шумит ли в ванной вода.

Не шумит.

Слышатся шаги, и я сажусь, натягивая одеяло. Внутри меня натянутые струны, которые звенят от напряжения. Я ясно слышу этот звон.

Из гардеробной в спальню входит Никита и выкатывает за собой чемодан. Не тот, с которым он летал в Вегас, другой. Большой, вместительный. Туда многое влезет. Например, вся моя жизнь...

Никита полностью одет. И лицо тоже одето. Это совсем не то лицо, которое я целовала несколько часов назад. Это маска, которую я раньше принимала за Никиту Топольского.

Он делает шаг к кровати, и я невольно пячусь назад.

— Не говори ничего, пожалуйста, — выставляю вперед руку. — Если ты снова хочешь сделать мне больно, лучше молчи.

Он смягчается, но не намного.

— Я уезжаю, Маша, — говорит он спокойным голосом. — Оставляю тебе ключи от дома и от машины. Живи здесь столько, сколько нужно.

— Как это, Ник? — мотаю головой. — Что значит, живи? Я не хочу здесь жить без тебя. И машина мне твоя не нужна.

— Не надо, Маша, — его голос становится ледяным, — мы все оговаривали заранее. Это была Игра, теперь она окончена. Тебя больше никто не тронет. А мы больше не увидимся.

Прижимаю ладони к щекам и пораженно смотрю на чужого, холодного Никиту.

— Значит, ты снова меня бросаешь? — получается жалко и просяще.

Ненавижу этот свой тон. Когда срывается голос, когда слезы комком подступают к горлу.

— А разве мы были вместе, чтобы я тебя бросал? — он внимательно смотрит. — Ты снова все придумала, Маша.

— Ты же хотел меня! — шиплю сквозь зубы. Вскакиваю с кровати, готовая броситься на него и вцепиться в самодовольное лицо ногтями. — Ты же от меня не отлипал!

Никита бросает на тумбочку пустой блистер из-под таблеток.

— Тебе понравилось? Мой любимый возбудитель. Ты была великолепна. И да, мне все понравилось, Маша, но на этом мы с тобой заканчиваем. Не надо, — ловит взглядом мой порыв и останавливает предупредительным жестом, — не унижайся. Не смей ничего выпрашивать, ты стоишь большего.

Струны лопаются с оглушительным звоном, их края обессиленно повисают внутри как оборванные ураганом провода.

Он кладет на тумбочку связку ключей, берет чемодан и выходит из спальни, а я остаюсь сидеть раздавленная и уничтоженная. В который раз.

Глава 38

Никита

Я не должен был везти ее в Вегас. Надо было взять втихаря ее паспорт и пойти в консульство. Знал же, сука, знал, что не удержимся, провалимся друг в друга с головой, и она снова мне поверит.

Но отказаться не смог. Если кто-то знает, как может наркоман, плотно подсевший на дозу, хладнокровно от этой дозы отказаться, пусть поделится. Пусть научит. Я сколько ни пробовал, сколько ни пытался, одно присутствие Мышки рядом, и пиздец. Мозги плывут как расплавленный от раскаленного воздуха асфальт.

Она потом все узнает. Узнает и поймет, догадается, она же умная девочка. Простит или нет, не знаю. Зато теперь я знаю, какая она, когда я в ней, как она стонет, как кричит, как кончает. Какой это кайф быть в ней. Разве мог я позволить себе этого никогда не узнать?

Нет, не мог. И не позволил.

Пока что она не догадывается. И это хорошо, чем дольше, тем лучше. Потом уже будет похуй, только бы она не смогла вмешаться.

Я потому не допускал никаких разговоров. Только секс, чистый секс, никакого сближения. Знаю, что опомниться не успел бы, как она влезла бы мне в голову. Достаточно того, что она давно у меня под кожей, в подкорке, что растекается по венам из сердца, смешиваясь с кровью.

Маша легко могла справиться с моими мыслями, чувствами, совестью. И я бы дрогнул. Дал себе слабину. Поверил бы, что может быть по-другому.

А так мой мозг работает без сбоев, перемалывая всякие сомнения. Я знаю, что Мышка меня простила. Весь пиздец в том, что я сам себя простить не могу. И поэтому уже неделю живу в Катиных апартаментах в центре Лондона. Она завещала их мне, а я оставляю Маше. Как и все свое движимое и недвижимое имущество.

Я не остался у Демьяна, как собирался. Слишком близко от нее, опасно близко. Я знаю свои пределы. Если сейчас к ней ползти готов, то там точно бы не удержался.

И Демьян в последнее время заебывает.

Я оставил камеры в доме включенными, но ни разу не зашел посмотреть. Не уверен, что сдержусь и не сорвусь в последний момент. Пусть он за ней смотрит.