Маша без медведя (СИ) - Войлошников Владимир. Страница 16

Что меня несколько беспокоило — так это проблема памяти. Если я что забуду, кто мне подскажет? Начнём… Начнём, пожалуй, с самого сложного.

В последнее время я всё чаще подозревала, что Баграр хочет пристроить меня в свою контору (наверное, меня бы взяли, хотя бы из уважения к его заслугам) — кем-нибудь вроде преподавателя по теории. Иначе зачем он дотошно разбирал со мной все эти схемы и учил предельно ясно излагать свои мысли? Вела бы я курс боевой и тактической подготовки, скажем, у тех же королевских штурмовиков. Ребята они мощные, но простые, как удар в голову. Повышала бы их потенциал. Что-то в миниатюре даже могла бы в кабинете показывать (если как следует пару дней ману поэкономить). Сейчас у меня в голове лежало информации на пару учебников, и перед самой заварушкой Баграр намекал мне на какие-то готовящиеся экзаменационные испытания, но не срослось. А сяду-ка я, да запишу всё что помню (пока помню, ха).

Все эти мысли бродили в моей голове, пока мы выезжали из Афанасьевской слободы.

— Павел Валерьевич, — голос прозвучал в тишине салона неожиданно громко, — мы могли бы заехать в какой-либо магазин, мне нужны… как это… блокноты или альбомы, в которых не рисуют, а записывают.

— Тетради? — переспросил он. — В клетку или в линейку?

Ах, тетради! А я всё «тедрать», умора, тоже мне.

— Я пока затрудняюсь вам ответить. А нельзя ли на них взглянуть?

— Ах, Боже мой! Конечно, можно! — он потянулся и похлопал шофёра по плечу. — Андрей Ильич, на Пречистенке к «Канцелярским товарам братьев Сечиных» сверните, пожалуйста.

Магазин был большой, впечатляющий разнообразием материалов. Тетради предлагались самые разноформатные. Я выбрала в клетку (схемы удобнее рисовать), толстые, по девяносто шесть листов. И десяток ручек (как сказали, новомодных — шариковых). Да, кроме них в продаже имелись ручки перьевые: и которые обмакивать в чернильницы, и с внутренней ёмкостью для чернил, но обычными перьевыми ручками я писать бы не рискнула. Посмотрела на этот процесс — это ж аттракцион целый! Как рукой надо владеть, чтобы всю страницу чернилами не позалить?..

В Гертнии у меня имелся магический самописец — нечто среднее между ручкой перьевой и шариковой, красивая рунная палочка с острым кончиком, при соприкосновении с бумагой оставляющая след, однако на бумаге там писали крайне редко, и самописец так и остался валяться в ящике моего учебного стола… Ладно, не киснем!

Киснуть, я так для себя решила, мне противопоказано категорически! Значит что? Нужно занять себя настолько по максимуму, чтоб никакой хандре даже места свободного не осталось!

В общем, я писала свои конспекты, пока строчки не начали наезжать друг на друга.

В коридоре, дополнительно мешая моей сосредоточенности, громко разговаривали служащие в отделении женщины. Восхищались тем, что старая суданская роза, которую всё хотели вырубить, вдруг набрала бутонов и цветёт как никогда. Эти пересуды ужасно меня раздражали, пока до меня не дошло — это ж тот то ли кустик, то ли деревце, который я магией запитала! А я ведь там следы своей деятельности не подчистила!

Дождавшись тишины в коридоре, я накинула «тень», прошлась до розы, прикрыла следы магического воздействия. Вспомнила, что на докторскую пирамидку-кольцо тоже накладывала якоря, надо его тоже при случае подмаскировать. И рисунок для Лейлы!

Сколько же я всего за три дня наследить успела, а!

Укоряя себя за этакое разгильдяйство, я вернулась в палату, оглянулась, пристально осматриваясь по сторонам. Наверняка ведь ещё что-нибудь забыла.

Ну, точно! Поднос! Пластмаска, превращённая в зеркало! Привела в первоначальный вид, на всякий случай. Потом убрала тетрадки (чего мучиться-то, раз не прёт?), достала спицы, толстую шерсть и связала тёте Тане наколенник. Она притащила мне очередную горсть порошков, а взамен получила его.

— Эт куда такое чудо? На руку, что ль надевать?

— На ногу, тётя Таня. Наденьте на вашу коленку и не снимайте. Этот наколенник пропитан добрыми пожеланиями, я вам точно говорю.

Она недоверчиво покачала головой, и я поняла, что в лучшем случае она сунет эту вещицу в карман или на полку в своей подсобке бросит, да там и забудет — и скомандовала:

— Так, а ну, садитесь! Надевайте! — безо всякой магии, на минуточку.

Спорить со мной в лоб она отказалась, и наколенник надела.

— Вечером в обход зайдёте и скажете: как нога? Ясно?

Она вздохнула и покачала головой, дескать: блажит девчонка. Но спорить не стала.

А вечером, как я и велела, зашла ко мне после обхода.

— Маша, спишь ли? — прошептала тётя Таня, приоткрыв палату на половинку ладони.

— Нет, заходите, — в ответ прошептала я.

Она прокралась в палату и села на стул, подвинув его поближе к кровати.

— Ну, как?

— Ой, Машенька! Диво дивное! Волшебная прямо твоя эта наколенница. Целый вечер бегаю, и хоть бы щёлкнуло! — она наклонилась и совсем заговорщицки спросила: — Это что за шерсть такая специальная? Или как?

— Это, тётя Таня, я слова тайные знаю. Вяжу, и про себя их читаю, — эту легенду я сегодня пока вязала и сочинила.

— Навроде молитвы, что ли? — «догадалась» тётя Таня.

Да пусть так и будет, если ей так понять легче!

— Да, молитва такая. А человек носит вещь, да потихоньку и исцеляется. Только это секрет.

В сумраке палаты было видно, как она выпрямилась на стуле и некоторое время смотрела на меня, прижав ладонь к губам.

Я вытащила из-под подушки второй наколенник и положила ей на фартук:

— Вот. Это на вторую коленку. За доброту вашу душевную.

Тётя Таня ушла, а я поняла, что сон вдруг как ветром сдуло, поднялась и снова вышла в свой прогулочный садик. Сегодня было холодно, но сухо, спинки серых булыжников, которыми были вымощены тропинки, светлели в темноте. Я прошла кружок по дорожке, заметила, что за поредевшими кустами прячется столик со скамейкой и расположилась там, распространив вокруг себя тёплый кокон. Немного света (и, конечно же, замаскировать) и… Ещё заметки пописать, что ли?

И тут я вспомнила про риталидовую оправу.

Я вытащила из кармана заветный платочек, развернула, хотела отцепить для начала одну из серёжек, но потом подумала вот что. Восстановительная магия — штука кропотливая, а когда поверхность вот так сильно изъедена — её ж, фактически, чуть ли не заново нарастить надо. С непривычки что у меня получится? А серёжки всё время на виду. Так что лучше начну-ка я с той части, которая на спину уходит, там простая цепочка, авось, сильно не напортачу.

С оправой я проколупалась до утра. Задача оказалась реально сложной — восстановить не абы как, а с сохранением свойств сплава. Потому что простую оправу я себе и так раздобуду — вон, даже среди низшего персонала у многих работниц серьги с камушками есть, и не только серебряные, даже и золотые. А вот такого готового металла, чтобы не позволял накопленной магической энергии рассеиваться, матушка-природа не придумала, так что несколько часов у меня ушло на то, чтобы «выслушать» материал, добраться внутренним зрением до неповреждённых слоёв — дотошно прочувствовать структуру, звучание. Музыку микросфер, одним словом. Дальше я начала работу над оживлением патины, восстановлением целостности слоёв, и уж в самом конце — над наращиваем утраченных фрагментов. Четыре крошечных звена цепочки, размером примерно с ширину отпечатка моего большого пальца, вышли вполне неплохо.

09. ВОПРОС РЕШАЕТСЯ

ВЫХОДНЫЕ

Когда я, весьма довольная собой, потянулась, разминая затёкшие мышцы, первым поразившим меня звуком стал весёлый разговор, доносившийся с хозяйственного двора. Мужской голос отпускал скабрезные шуточки, женские хихикали, между делом успевая что-то уточнять про накладные. В больничную столовую привезли молоко! Темно было, да, но утро уже наступило. Мать моя магия!