Часы - Кристи Агата. Страница 9

— Поэтому ты до сих пор и околачиваешься возле военно-морской базы в Портлбери?

— Да. Один конец цепочки ведет на морскую базу, другой — в Лондон. Мы знаем, где, когда и как Ларкин получал деньги за свою работу. Но в середине пока обрыв. Где-то там мощный организационный центр. Вот о нем мы и хотели бы знать побольше, потому что мозг скрывается именно там. Это своего рода штаб, и благодаря его существованию вся их работа идеально спланирована, а след запутан даже не в одном, а в семи или восьми местах. — Что Ларкина на это толкнуло? — поинтересовался Дик. — Политический идеализм? Тщеславие? Или просто деньги?

— Нет, идеалистом он не был, — ответил я, — полагаю, просто деньги.

— Но раз так, почему же вы его раньше не вычислили? Он же тратил эти деньги, а не в кубышку складывал?

— Тратил, еще как. Строго говоря, мы вычислили его гораздо раньше, чем может показаться.

Хардкасл понимающе кивнул.

— Ясно. Вы выследили его, а потом стали использовать в своих целях. Так?

— В общем, да. Прежде чем мы до него добрались, он успел переправить туда кое-какие важные сведения, и мы решили: пускай продолжает. Подкинули ему новую информацию, с виду не менее важную. В нашем деле порой приходится разыгрывать из себя дурачков.

— Не хотел бы я, Колин, работать в твоем ведомстве, — проговорил Хардкасл задумчиво.

— Это вовсе не такая занимательная работа, как может показаться, — заметил я, — напротив, как правило, она просто скучна. Впрочем, не это главное. Беда в том, что, как мне кажется, на свете уже давно вообще не осталось никаких секретов. Мы знаем их секреты, а они — наши. Наши агенты зачастую работают и на них. Их агенты сотрудничают с нами. В результате поди разберись, кто кого перевербовал! У меня такое ощущение, что все давным-давно знают чужие тайны и просто дружно изображают неведение.

— Вот оно как… — протянул Дик задумчиво. Потом поглядел на меня с любопытством. — Ну ладно, я понимаю, зачем тебе Портлбери. Но Краудин-то от него в добрых десяти милях.

— На самом деле, — ответил я, — я охочусь за месяцами.

— За месяцами? — озадаченно переспросил Дик.

— Да. Или, если хочешь, за лунами. За молодыми, восходящими и так далее. Начал я из Портлбери. Там есть трактир под названием «Лунный серп». Я в нем довольно долго проторчал — очень уж он мне подходил, на первый взгляд. Потом пошло: «Луна и звезды», «Молодая луна», «Золотой серп», «Луна и крест» — этот в деревушке под названием Симед. Никакого результата. Тогда я плюнул на луны и переключился на полумесяцы. Начал опять-таки из Портлбери. Кафе «Желтый полумесяц», танцевальный клуб «Счастливый полумесяц» и все такое прочее.

Я посмотрел на обалдевшего Дика и расхохотался.

— Не такой уж это бред, как кажется, Дик. У меня была вполне дельная зацепка.

Я достал бумажник, вынул из него сложенный листок и передал Дику. Это была обычная страничка из блокнота с грифом гостиницы и наскоро набросанным рисунком:

Отель «Баррингтон»

Бернерская улица

Лондон W 2

— Это нашли в бумажнике у некоего Хенбери. Хенбери довольно долго работал с Ларкином. Причем успешно, очень успешно. Потом в Лондоне его задавила машина — видимо, не случайно. Номера никто не заметил. Понятия не имею, что это за картинка, но Хенбери, должно быть, считал ее важной, раз взял на себя труд нарисовать — или срисовать. Что это, какая-то его мысль? Заметка для памяти? Что-то связанное с луной или с месяцем, потом номер шестьдесят один и буква W. Ко мне рисунок попал уже после смерти владельца. Я еще не до конца понял, что именно ищу, но поискать стоит. Я не знаю, что значит шестьдесят один. Не знаю, что это за буква W. Я вот уже три недели хожу кругами возле Портлбери, постепенно увеличивая радиус, — неустанно и столь же безуспешно. Вот теперь добрался до Краудина. Такие дела. Честно говоря, Дик, я сомневаюсь, что найду что-нибудь. Здесь один только Полумесяц — этот Вильямов. Хотя к нему буква W как раз подходит. В общем, я хотел сначала просто прогуляться по Полумесяцу и посмотреть на дом номер шестьдесят один, а потом выяснить, не сможешь ли ты мне чем-нибудь помочь. Этим я сегодня и занимался — только так и не сумел найти шестьдесят первый дом.

— Говорю тебе, там живет строительный подрядчик.

— Это мне никак не подходит. А у него случайно нет иностранной прислуги?

— Может, и есть. Сейчас многие нанимают иностранок. Но тогда она должна быть зарегистрирована в полиции. Я проверю и завтра тебе скажу.

— Спасибо, Дик.

— Я с утра собираюсь поговорить с людьми, которые живут по соседству с девятнадцатым домом, — не видели ли кого, и все такое. В том числе и тех, кто живет по другую сторону Полумесяца. Сколько я помню, шестьдесят первый дом почти соприкасается с девятнадцатым. Если хочешь, пойдем со мной. Я немедленно ухватился за это предложение.

— Скажем, что я сержант Овн, твой стенографист. Мы договорились, что на следующий день я зайду в полицейский участок около половины десятого.

На следующее утро я явился точно в срок и застал Дика буквально вне себя от ярости.

Когда очень понурый младший чин удалился, я осторожно спросил, в чем дело.

Дик не сразу обрел дар речи, но в конце концов рявкнул:

— Часы, черт бы их драл!

— Опять часы! Что с ними случилось?

— Одни пропали.

— Пропали? Которые?

— Дорожные, в кожаном футляре. Те, на которых написано «Розмари».

Я свистнул.

— Ничего себе. Как это произошло?

— Прозевали, дураки безмозглые, и один из них я, как ты понимаешь. — Дик всегда отличался честностью. — Даже самую мелочь нельзя упускать из виду, не то не миновать беды. Вчера все эти часы были на месте. Я попросил мисс Пебмарш их ощупать, вдруг окажутся знакомыми. Она их не признала. Потом пришли за телом.

— И что?

— Я проводил их до калитки, как полагается, вернулся в дом, поговорил с мисс Пебмарш — она была на кухне — и предупредил ее, что заберу часы с собой, а ей оставлю расписку.

— Помню. Я слышал.

— Потом я сказал девушке, что отправлю ее домой на машине, и попросил тебя ее проводить.

— Так.

— Я отдал мисс Пебмарш расписку, хотя она и сказала, что это не обязательно, поскольку часы не ее. Потом присоединился к вам. Эдвардсу я велел как следует упаковать часы и принести сюда. Все, кроме «кукушки» и, разумеется, напольных. Вот тут-то я и дал маху. Надо было проверить, что их четыре штуки. Эдварде говорит, что сразу же вернулся в дом и выполнил мое поручение. Но он уверяет, что, помимо двух больших, часов там было только трое.

— Ты отсутствовал всего несколько минут, — заметил я. — Значит…

— Конечно, это могла сделать Пебмарш. Взяла часы, как только я вышел, и унесла на кухню.

— Могла. Только зачем?

— Это мы еще узнаем. А кто еще? Может быть, девица?

Я задумался.

— Вряд ли. Я… — Тут я осекся, потому что вспомнил.

— Значит, она, — заключил Хардкасл. — Давай выкладывай. Когда?

— Когда мы шли к машине, — отозвался я убито. — Она забыла в доме перчатки. Я сказал, что схожу за ними, а она ответила: «Не надо, я помню, куда их положила. Мне теперь не страшно, тело уже убрали», и побежала назад. Но она почти сразу вернулась…

— Вернулась с перчатками?

Я заколебался:

— Д-да… Кажется, да… — Очевидно, без, — отрезал Дик, — иначе бы ты не сомневался.

— Она могла положить их в сумочку.

— Вся беда в том, — сказал Дик укоризненным тоном, — что ты втюрился в эту девицу.

— Что за чушь, — воспротивился я. — Да я ее вчера впервые увидел, и надо сказать, не при самых романтических обстоятельствах.

— Ну почему же, — возразил Дик, — не каждый день тебе в объятия падают молодые девушки, взывая о помощи, — просто в лучших викторианских традициях. Какая возможность почувствовать себя героем, защитником и спасителем! Только бросил бы ты ее защищать, честное слово. Кто знает, может, это убийство — ее рук дело.