Вечер медведя (ЛП) - Синклер Шериз. Страница 9

Но она, определенно, не забыла, как даонаин должен был обращаться с изгнанным оборотнем. Никто не должен был даже замечать ее присутствия, не говоря уже о том, чтобы говорить с ней, но они это делали.

И, о, это было чудесно — слышать других оборотней, вдыхать их запахи, разговаривать с ними. Она поймала себя на том, что тихонько напевает какие-то песенки. Еще… ни один из них не заметил ее покрытое шрамами лицо или даже как-то странно посмотрел на нее. Она тоже ничего не сказала.

Что, если они вдруг поймут, что она была изгнана? Что, если они вышвырнут ее прежде, чем она снова сможет ходить? Почему они не заметили шрамов изгнанницы? Длинные черные шрамы на ее подбородке едва ли могли остаться незамеченными, не так ли? В конце концов, она их чувствовала.

Ей нужно было увидеть их.

Она прикинула расстояние до ванной комнаты. Приблизительно семь мучительно болезненных прыжков. Она могла это сделать; она должна была знать.

Один прыжок. Эмма стиснула зубы.

Бен будет злиться, если увидит, что она встала с постели. Он был так обеспокоен. Никто никогда не обращался с ней так, как он, словно она была важной персоной. Когда ей было больно, он читал ей, чтобы отвлечь от боли. Он приносил ей лакомства, чтобы утолить ее аппетит. Клянусь Матерью, он принес ей шоколадное мороженое. Одно только воспоминание заставило ее улыбнуться.

Хотя он выглядел расстроенным тем, как она уклонилась от его вопросов о своем прошлом, он не зарычал. Однако у нее было такое чувство, что он не сдался.

Еще один прыжок.

Козантир не вернулся, чтобы расспросить ее. Бен сказал, что он ушел в горы, на территорию Деревни Старейшин, и вернется только через пару дней. Отсрочка.

Еще один прыжок.

Другой.

Несколько минут спустя она облокотилась на раковину, жадно глотая воздух и стараясь не блевать. Сильнейшая боль ревела в ее теле. Холодный пот струился по спине.

В конце концов, она вытерла слезы с лица и медленно вздохнула. Предвкушение и страх наполнили ее, когда она наклонилась вперед, чтобы посмотреть в зеркало.

Она моргнула.

Прошло уже три года с тех пор, как она в последний раз смотрела на свое отражение во… что угодно. Какой же изможденной она стала. Ее волнистые светлые волосы стали длиннее и почти достигали ягодиц. Ее лицо было ужасно бледным.

Хватит тянуть время. Ее ногти впились в эмаль раковины, когда она повернула голову и вздернула подбородок. Свет падал на ее щеку и подбородок, а также на тонкие белые шрамы от когтей кота-оборотня.

Белые. Она чувствовала себя так, словно врезалась в дерево и вышибла из себя весь воздух.

Шрамы не были черными. Но следы изгнания всегда были черными… если только… Мать не прощала оборотня и не стирала тьму.

Эмма провела пальцами по зажившим ранам. Когда же эти тонкие шрамы превратились из черных в белые? Они никогда не ощущались иначе от одного дня к другому. Это могло случиться в любой момент, потому что она никогда не смотрела, даже когда купалась в озере. Если бы она увидела, как чернота суждений Козантира пятнает ее кожу, то впала бы в депрессию, от которой никогда бы не оправилась.

Интересно, и сколько времени прошло с тех пор, как ее простили? Год, два?

Глядя в зеркало, она провела пальцами по тонким шрамам. Она прощена. Больше не изгнанная.

Медленно, затем быстрее, возбуждение наполнило ее, как весенний паводок, смывая все начисто перед собой. Она не могла перестать трогать шрамы. Прекрасные белые-пребелые шрамы.

Видела ли она когда-нибудь оборотня, вернувшегося из изгнания? Она не могла вспомнить. Разве зажившие шрамы от изгнания выглядят иначе? Может, никто и не узнает, что она была изгнана.

Может, она снова сможет жить с собственным народом.

Надежда наполнила ее сердце такой болью, что ей пришлось обхватить себя руками, чтобы удержать.

Может ли она остаться здесь, в Колд-Крик? Найти себе какое-нибудь занятие? Может быть… может быть, даже петь?

— Какого черта ты встала с постели? — Глубокий бас Бена заполнил ванную комнату, когда он остановился в дверях.

Отпрыгнув от зеркала, Эмма споткнулась и стала заваливаться.

Он обхватил сильными руками ее талию и легко поймал. Его хихиканье превратилось в низкий рокот, когда он сказал:

— Я не хотел тебя пугать. — Без малейших признаков напряжения он подхватил ее на руки и отнес в постель.

— Эм, благодарю тебя.

— Без проблем… Только не повторяй, или Донал откусит мне голову.

— Договорились. — Когда он укрыл ее одеялом, она огляделась. — Я когда-нибудь упоминала, как прекрасна твоя комната?

Его взгляд скользнул по мебели.

— Мне очень жаль, что у меня не было времени сделать что-то получше. Но тебе повезло. Кроме моей спальни и этой, остальная часть верхнего этажа все еще ремонтируется. Еще две недели назад ты бы лежала на полу, вместо кровати.

— Со мной все было бы в порядке. — Она рассмеялась. — Полы здесь мягче, чем в пещерах.

Он замер с удивлением на лице, и она поняла, что никогда не смеялась. Она была так обеспокоена реакцией людей, ожидая, что кто-то скажет ей уйти, что не могла расслабиться.

Но ее шрамы были белыми. Здесь, так далеко от территории Маунт-Худ, ее никто не знал. Никто не знал, что она была изгнана.

С прощением Матери или нет, она не заслуживала того, чтобы жить среди клана, и не должна была, но как она могла не наслаждаться этим благом какое-то время? Услышав рокот голоса Бена, почувствовав его дикий запах оборотня, увидев тепло в его глазах… она чувствовала себя иссушенным растением пустыни, жадно поглощающим первые капли дождя.

Она уже приняла решение. Она останется здесь столько, сколько ей позволят.

Глава 7

Крошечный городок Колд — Крик, приютившийся среди белоснежных гор Северного каскада, выглядел так, словно не менялся с начала 1900—х гг. Миновав главную улицу длиной в два квартала, Райдер выехал на окраину города, спустился по более узкой дороге и припарковался в конце. Дорога имела сельский вид с большими участками и старыми двух— и трехэтажными домами. Теперь он понимал, почему Бен выбрал именно это место.

— Мы на месте, Минетта. — Да пребудет с нами Мать. Он поднял свою дочь с детского сиденья с пассажирской стороны внедорожника.

Усадив ее к себе на бедро, он взъерошил ее шелковистые каштановые волосы.

— Мне нужно, чтобы ты посидела на ступеньке несколько минут, котенок. — Пока я посмотрю, рады ли нам здесь или нет. Предвкушение, надежда и беспокойство бурлили в нем тревожным варевом.

Она моргнула, глядя на него снизу — вверх, крепко засунув большой палец в рот и широко раскрыв зелено — карие глаза. Никаких ответов не последовало. Учитывая, что за последние шесть дней он вообще не слышал, чтобы она говорила, он не был этому удивлен, но все же надеялся. Клянусь Матерью, он никогда в жизни так сильно не надеялся. Если бы он только знал, что Женевьева родила ребенка. Или вообще не влюблялся в нее. Он стиснул зубы. Черт возьми, он был полным идиотом. Тем не менее, этот след остался в прошлом, и теперь ему предстояло идти по — новому.

И загладить свою вину.

Он уставился на трехэтажный дом в викторианском стиле. Темно — зеленый сайдинг приятно контрастировал с белой отделкой и темно — коричневой черепичной крышей. Крытое переднее крыльцо упиралось слева в восьмиугольную башню. Хотя территория выглядела так, словно за ней никто не ухаживал уже лет десять или даже больше, дом был недавно отреставрирован. Бревна, валявшиеся в стороне, указывали на то, что Бен еще не закончил.

Плечи Райдера расслабились. Его сородич не изменился до неузнаваемости. Строительство было одним из видов их общей любви. Бен предпочитал работать в больших масштабах, строя и реконструируя дома. Райдер предпочитал индивидуальную отделку и мебель ручной работы.

— Посмотрим, как громко будет рычать медведь. — У него внутри все сжалось, когда он нес своего детеныша по тротуару. Когда она устроилась на ступеньках крыльца, он протянул ей книжку с картинками.