Путь врат. Парень, который будет жить вечно - Пол Фредерик. Страница 47

– Мне казалось, ты говорила, что не очень умеешь играть в покер, – проворчал он.

– Так и есть. Но это очень простая игра, – беззаботно ответила она, но потом поняла, что обидела его. И попыталась исправить положение: – Я хотела сказать, что удивлена тем, как хорошо ты овладел английским, Тан. Ты очень хорошо говоришь на нем.

Он пожал плечами.

– А как же иначе? С шести лет я ходил в школу с английским языком, пока в четырнадцать не пришлось пойти работать. – Тем не менее он смягчился. И более жизнерадостно продолжил: – Там я встретил Стэна. Мы быстро подружились, потому что нас интересовало одно и то же. Еще совсем маленькими мы бежали к качелям и начинали раскачиваться, воображая, будто мы в корабле с Врат, таком как этот.

– И никто больше меня не удивился, что мы все-таки оказались здесь, – с улыбкой сказал Стэн. – А как жила ты, Эстрелла?

Она подобрала карты и некоторое время, не отвечая, разглядывала их. Потом коротко ответила:

– Я была мясником. Чей ход?

На седьмой день пути всем троим трудно было отвести взгляд от спирали. Ничего не менялось.

– Что ж, – оживленно сказала Эстрелла, – похоже, этот трехместник бьет собственный рекорд. Но у нас все равно неплохой запас, а завтра, скорее всего, будут изменения.

Но изменений не было ни на девятый день, ни на десятый. На одиннадцатый день Тан вздохнул, отбросил карты и сказал:

– Нужно посмотреть в лицо фактам. Мы можем навечно застрять в этой летающей крысиной норе.

Эстрелла потрепала его по руке.

– Слишком легко сдаешься, Тан.

Он огрызнулся:

– Что ты можешь знать? Это будет не первый случай. Разве ты не слышала о старом старателе – забыл, как его звали, – который вернулся домой только потому, что съел своих товарищей?

– Не ссорьтесь, – попросил Стэн.

Но Эстрелла тоже рассердилась.

– И зачем только я записалась в экипаж с двумя турками – ладно, с турком и полутурком, – которые готовы стать каннибалами? Вероятно, вы уже решили, кого съедите первым, Тан. Меня? Потому что вы сильней, а я самая маленькая? Так вот, позвольте вам сказать…

Неожиданно она замолчала. Ее изуродованное лицо отобразило удивление, потом просветлело. Стэн понял почему: верх корабля неожиданно стал низом, а спираль ярко засветилась.

Они наконец достигли середины пути. Значит, они не умрут, во всяком случае не так наверняка.

Перспектива уцелеть сразу разрядила атмосферу. Тан широко улыбнулся Эстрелле, а Стэну по-турецки прошептал:

– Может, мы и съедим друг друга, но будем хотя бы дружелюбными.

Эстрелла услышала его, и даже в это мгновение восторга ее лицо застыло.

– Тан, – сказала она, – я не понимаю по-турецки, но зато прекрасно понимаю выражение твоего лица. У тебя в глазах колючки. Прибереги их для кого-нибудь другого. Я девственница. Я оставалась девственницей и в более трудных положениях и намерена ею оставаться до замужества.

– Ад и дьяволы, – простонал Тан. – Мне казалось, что свои колени держат сведенными только мусульманские девушки, а не вольнодумные американки.

Эстрелла решила вести себя по-дружески.

– Ну вот ты и узнал кое-что новое об американских женщинах. По крайней мере о некоторых. Ну что, поиграем еще или ляжем спать?

Большую часть дня Тан дулся, но постепенно хорошее настроение вернулось к нему. В конце концов, они все вместе участвуют в великом приключении. Тан решил пересмотреть свое отношение к Эстрелле. Хорошо, любовницей она не будет. Значит, станет сестрой. А у Тана большой опыт жизни с сестрой.

Но в чем у Тана совсем не было опыта, так это в жизни в очень ограниченном пространстве, когда совершенно нечего делать.

– Надо было хотя бы прихватить наши проклятые инструменты, – сказал он Стэну. Тот в ответ пожал плечами.

– Нет места, – отозвался он.

Эстрелла подняла голову от тарелки.

– Можно поиграть в покер, – предложила она. Тан, поджав губы, покачал головой. – Ну, тогда просто поговорим. Я почти ничего о вас не знаю, парни. Олтан? Как ты жил в Стамбуле?

Тан отказывался демонстрировать бодрость.

– Я зарабатывал на жизнь тем, что водил фургон, – мрачно сказал он. – Жил с матерью, отцом и младшей сестрой Наслан. У меня было пять – правда пять – подружек, и все они были очень добры ко мне и на все соглашались. Что еще рассказывать?

Эстрелла кивнула, словно ответ ее устроил, и повернулась к Стэну.

– А ты?

Стэн постарался быть отзывчивым.

– Мой отец работал в американском консульстве шифровальщиком – это высокооплачиваемая работа, – когда встретился с моей матерью. Она была турчанка, но христианка – методистка, как он. Я родился в больнице посольства в Анкаре, то есть на американской территории. Таким образом, я американский гражданин, как и ты.

Это заставило ее улыбнуться.

– Совсем не как я.

– Ты про то, что отцу хорошо платили? Наверно, ты права, но так было, только пока я был маленьким. Мама умерла, когда мне было семь, а после… – Он пожал плечами, не закончив предложение. Не хотелось рассказывать о том, как отец постепенно спивался.

Тан, нетерпеливо слушавший, распрямился и оттолкнулся.

– Мне нужно пописать, – сказал он.

Стэн посмотрел ему вслед, потом снова на Эстреллу.

– А ты? – спросил он, перекрывая плещущие звуки из туалета. – Ты сказала, что была мясником.

Она погладила свою левую скулу, смещенную вбок.

– Да, до этого несчастного случая. В Монтане. Я тоже полукровка, Стэн. Отец был почти чистокровный баск. А мать – из племени навахо, с примесью хопи. Рослая и сильная. У нас не было работы, и мы перебрались в Монтану, чтобы работать в корралях. Знаешь бизоньи ранчо в Америке?

– Да. Ну, понаслышке. Читал о них, когда был маленький. До мечты о Вратах я хотел стать ковбоем, сидеть по ночам у костра и пасти стада бизонов в прериях.

На этот раз она громко рассмеялась.

– Бизонов не пасут, Стэн. Они этого не допустят. Их отпускают на свободу, потому что трава прерий – все, что им нужно. Потом, когда они нагуляют вес и готовы для бойни, их приманивают чем-нибудь, что им нравится больше травы. Заманивают прямо в коррали, обнесенные трехметровой оградой из стальных пластин, потому что через меньшую преграду бизон может перепрыгнуть. А бегают они очень быстро – сто километров в час. Пастухи, как мои родители, одного за другим заманивают бизонов в желобы бойни, а там пистолеро стреляют им в голову из большого ружья таким штоком, который пробивает насквозь и снова готов к применению. Мертвого бизона конвейер привозит ко мне, и я разрезаю ему горло. Подцепляю к креплениям конвейера над головой, тушу поднимают, чтобы вытекла кровь, и перевозят в холодильник. А дальше она превращается в бифштексы и поджарку. В одном бизоне почти пятьдесят литров крови. Кровь собирается в баках внизу – та, что не попала на меня.

Тан вышел из туалета и, слушая, застегивался.

– Так-то оно так, Эстрелла, – возразил он, – но ты говорила, что бык наступил на тебя и покалечил тебе голову. Как может наступить мертвый бык?

– Этот не был мертвым, – коротко ответила она.

– Но если пистолеро выстрелил ему в голову…

– В тот раз он попал в плечо. Бык был очень живой, когда подъехал ко мне, и очень сердитый.

– Похоже на очень неприятный несчастный случай, – заметил Стэн.

– Нет, это был вовсе не случай. Пистолеро сделал это нарочно. У него тоже были колючки в глазах, Тан, и, когда я не легла с ним в постель, он преподал мне урок.

Двадцатый день. Двадцать первый. Они больше не играли в карты – не могли сосредоточиться. Почти не разговаривали. Они уже все сказали друг другу о своих надеждах, а говорить вслух о страхах никто не хотел. Нервы у всех были натянуты, как у игрока с выигрышным билетом в кармане: ему нужно явиться вовремя, и он мчится по улице. Но все же недостаточно быстро. Наконец Эстрелла решительно сказала: