Осколки полевых цветов - Смелтцер Микалеа. Страница 1

Микалея Смелтцер

Осколки полевых цветов

Micalea Smeltzer

The Confidence of Wildflowers

Серия «Мед и соль»

The moral rights of the author have been asserted.

Перевод с английского Юлии Капустюк

Оформление обложки Александра Воробьева

© 2022 by Micalea Smeltzer

© Капустюк Ю., перевод, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Перед вами художественное произведение. Все упомянутые в романе имена, персонажи, организации, места и события являются либо плодом воображения автора, либо используются условно. Любое сходство с реальными событиями, местами или людьми, живыми или мертвыми, является случайным.

Пролог

Пять лет назад

Я не плакала, когда умер мой отец.

Когда рак сжирал его, разъедал его мышцы, ткани, каждую клетку его тела – я не плакала. Когда его тело выносили из дома на носилках в черном мешке, я не плакала.

Я не плакала, когда смотрела на его тело в гробу, некогда изможденное, а теперь напичканное всякими филлерами и другими волшебными средствами из арсенала гробовщика.

По дороге на кладбище я не плакала.

Я не плакала, когда проповедник говорил о жизни и смерти, о неизбежности конца, какую бы хорошую жизнь человек ни прожил.

Я не плакала.

Моя сестра тоже не плакала.

Как и моя мама.

Обидчики не заслуживают слез.

Когда на гроб положили последний цветок и все было кончено, я не плакала.

Я улыбалась.

Глава первая

Считается, что к восемнадцати годам ты уже определился со своей жизнью.

Никто не говорит об этом прямо, но это подразумевается; от тебя ожидают, что ты выберешь колледж, уже предвидя весь свой карьерный путь. Уже четко спланировав, кем хочешь быть и где желаешь оказаться.

Моя старшая сестра знала, что поступит в колледж и выучится на медсестру. Потом она собиралась переехать в большой город, вершить великие дела и стать той самой важной персоной.

Теперь она вернулась домой, в наш маленький городок Хоторн-Миллс, штат Массачусетс.

Планы осуществляются не всегда, но люди продолжают навязывать их другим, как будто если ты пойдешь по намеченному пути, все будет хорошо.

Гребаная ложь.

У меня нет плана, и я не хочу, чтобы он у меня был.

Две недели назад я переступила порог школы и стала выпускницей, которая не будет поступать в колледж. Мой парень будет, и он не понимает, почему я не хочу учиться вместе с ним. Но я ведь не собака на поводке.

Для меня следовать чужим желаниям – значит купить билет в один конец в мою версию ада; я там уже была и не собираюсь туда возвращаться.

Легкий ветер развевает мои волосы, и я откидываю их назад и закрепляю резинкой. Подтягиваю колени к груди и обхватываю руками ноги. На коленке синяк; понятия не имею, откуда он взялся.

На улицу сворачивает мамина машина, и я быстро ныряю обратно в окно, пока она не заметила меня на крыше рядом с моей спальней. Она ненавидит, когда я там сижу, и уверена, что рано или поздно и оттуда свалюсь, хотя до сих пор я даже ни разу не поскользнулась. Я многократно ей объясняла, что черепица на крыше текстурированная, но она меня не слушает. Скорее всего, она считает, что, присматривая за мной, исполняет свой материнский долг.

Я закрываю окно, вздыхаю и улыбаюсь черному коту с горящими зелеными глазами, свернувшемуся калачиком на моей кровати. Он смотрит на меня, и его взгляд словно говорит: если она тебя застукает, тебе влетит.

Я киваю в ответ. Я знаю.

Бинкса, которого я назвала в честь кота из моего любимого фильма, я нашла котенком в переулке за маминым антикварным магазинчиком. Я не смогла его там оставить. В то время у меня были только ученические водительские права, и я передвигалась на велосипеде. Я завернула его в куртку, отвезла домой и умоляла маму разрешить мне его взять. Я не надеялась, что она согласится, но – о, чудо! – она это сделала. Должно быть, он овладел и ее сердцем.

Входная дверь открывается, и мама кричит:

– Салем?

Да, меня тоже назвали в честь вымышленного кота.

Вообще-то, меня назвали в честь города, в котором я была зачата – по крайней мере, так мне сказали. Но довольно о грубом.

– Да? – Я выхожу из своей комнаты и останавливаюсь на верхней ступеньке.

Викторианский дом, который постепенно перестраивала моя мама, может похвастать величественной широкой лестницей. Такую можно увидеть в старых фильмах, где героиня легко спархивает вниз, держась ручкой за перила.

К сожалению, я не героиня и во мне нет ничего элегантного. Надеюсь, мои рваные джинсовые шорты, грязные кроссовки и майка на меня не в обиде.

– У тебя есть планы на вечер? – Мама сдувает с глаз челку, ее руки заняты бумажными пакетами с продуктами. Я спускаюсь по лестнице и забираю у нее несколько пакетов.

– Пока нет.

– Я подумала, что, может, после того, как я разберу сумки, – она направляется на кухню, я – за ней, – ты испечешь со мной пару кексов. Тельма устраивает продажу домашней выпечки, и я хочу испробовать несколько разных рецептов.

Тельма Паркингтон также известна как городская сплетница-затейница. Ей далеко за семьдесят, на ней вечно огромные очки и яркие платья со странным принтом. Она любит посплетничать и в этом крошечном городке знает всё обо всех.

Я пожимаю плечами, вытаскиваю из пакета коробку хлопьев и ставлю ее на столешницу.

– Думаю, будет весело.

– Отлично. – Она улыбается, сжимая в руках упаковку с крекерами. – Я люблю, когда ты помогаешь мне на кухне.

Я улыбаюсь в ответ. Не всегда все было так просто и легко, по крайней мере, пока был жив мой отец. Дома он вел себя жестоко и властно, а на людях – совершенно иначе. Жизнь была адом. Мама, сестра и я жили, затаив дыхание, в ожидании следующей мелочи, которая его разозлит. Он мог вспылить из-за чего угодно: например, если мы забыли выключить свет или не так быстро убрали кухню, как ему бы хотелось.

Теперь мы можем вместе печь кексы и не убираться на кухне по несколько дней, если захотим.

Мы так делать не будем, но мы это можем. Это факт.

Мы убираем все продукты, и мама достает один из своих многочисленных фартуков, на этот раз яркий, с кусочками пирога, и передает мне другой, в цветочек.

– Какие вкусы ты хочешь попробовать? – Я крепко завязываю фартук на талии, чтобы не перепачкать одежду. Но я слишком хорошо себя знаю, чтобы понимать: никакой фартук меня не спасет, и мука или глазурь все равно оставят след на отдельных частях моего тела. – Я подумала о моем рецепте с медом и лавандой, с шоколадом, поскольку он уже проверен, и, может быть, с лимоном и мятой. – Она задумывается. – В прошлый раз тесто получилось слишком мятным, так что придется изменить рецепт.

– А как насчет твоих кексов из песочного теста? Они всегда расходятся на ура.

Она хихикает и смотрит, как я тянусь за ее личной книгой рецептов на случай, если она решит внести в рецепты коррективы.

– Это твои любимые кексы, поэтому ты их и хочешь.

Я поворачиваюсь к ней и кладу книгу на островок.

– Признаю: виновата.

Она качает головой, уголки ее губ ползут вверх, но она не спорит, и я радостно улыбаюсь. Мы работаем сообща и достаем ингредиенты, миски для смешивания и все остальное, что нам понадобится.