Осколки полевых цветов - Смелтцер Микалеа. Страница 40

– Ого! Я о таком и не думала. Если бы не эта твоя работа, как ты думаешь, чем бы ты занимался?

Его взгляд быстро перемещается на меня.

– Ты берешь у меня интервью?

Я пожимаю плечами.

– Просто любопытно.

Мне любопытно все, что касается Тайера Холмса. Я хочу знать о нем все.

– Наверное, стал бы плотником. Изготавливал мебель, шкафы. Я и сейчас кое-что мастерю, но только для себя, и уровень у меня не особо высокий.

– Что ты смастерил для своего дома? – Он издает неопределенный звук. Я тыкаю его в бок, и он дергается, как будто ему щекотно. – Ну, скажи.

– Я сделал молдинг и перила для лестницы.

– Правда? – Не знаю, зачем я это произношу, ведь очевидно, что ответ будет да.

– Да. – Он издает грубый смешок. – Мне нравится работать руками.

Мой взгляд останавливается на его ладонях, сжимающих руль. Я представляю, как эти сильные, умелые руки ласкают мое тело.

Тайер встает в очередь в «Данкин» и спрашивает, не хочу ли я чего-нибудь.

– О-о, – я слегка подпрыгиваю на своем кресле, – пончик с клубничной посыпкой и… – я растягиваю слово и постукиваю пальцем по губе, пока думаю, – …карамельный латте.

Он делает заказ, себе берет горячий шоколад.

– Хотя мой горячий шоколад гораздо вкуснее, мне захотелось чего-нибудь горячего.

– Ты готовишь горячий шоколад?

– Угу, – напевно мычит он и вытаскивает бумажник из заднего кармана джинсов. Я уж не знаю, почему этот жест такой сексуальный, но это так. Мы подъезжаем к окошку, и он передает кредитную карточку работнику кафе. – Держи. – Он протягивает мне две коробки пончиков для его команды, маленький пакетик с моим пончиком, и на самом верху – с его. Он забирает карточку и прячет ее, возвращая бумажник в карман. Нам раздают напитки, и мы уезжаем.

– Хочешь съесть свой пончик прямо сейчас? – спрашиваю я, уже доставая свой.

– Да.

Я передаю ему пончик с яблочной посыпкой, а затем беру свой.

– Похоже, я сахарный наркоман.

– Похоже? – Он весело улыбается.

Я закатываю глаза.

– Да, согласна. Зато я пью диетическую колу.

– И в ней столько искусственного подсластителя, что гораздо полезнее пить колу с сахаром.

– Знаю, но… так вкуснее, – хмурюсь я.

Он смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Люди, которые любят диетическую колу, сумасшедшие.

Я смотрю на него, выпучив глаза и разинув рот.

– Возьми свои слова обратно.

Он яростно трясет головой.

– Это правда.

– Ты держишь ее в своем доме! – протестую я.

Он подъезжает к светофору, притормаживает на красный и включает поворотник. Он бросает на меня медленный, затяжной взгляд.

– Да. Для тебя.

Я так и знала. Или, скорее, догадывалась, но, услышав из его уст подтверждение, я испытываю странное бурлящее чувство.

– Я тебе нравлюсь, – с улыбкой, медленно произношу я.

Он качает головой и прикрывает рот рукой, чтобы скрыть растущую улыбку.

– Я устроил для тебя тренажерный зал в своем доме, а тебе нужен холодильник с диетической колой, чтобы понять, что ты мне нравишься?

Я сжимаю губы.

– Но нравлюсь ли я тебе? По-настоящему, Тайер? – Я протягиваю руку и тру пальцами его щетинистый подбородок.

Светофор переключается, и он поворачивает налево.

– Да, солнышко, ты мне нравишься по-настоящему.

Мое сердце переполняется. Чтобы Тайер Холмс кого-то полюбил – это, очевидно, редкость. А вот я ему нравлюсь. Девушка, которая вторглась на его территорию (разумеется, случайно), которая принесла ему кексы и практически настаивала, чтобы он стал ее другом.

Но мне интересно, есть ли у этой симпатии потенциал превратиться во что-то более глубокое и значимое или после развода он не готов снова любить? А вдруг он больше никогда не полюбит?

Тайер въезжает на свежеуложенную парковку нового банка и останавливается. Я выпрыгиваю с коробками в руках и иду вместе с ним к группе примерно из десяти парней.

– Пол, можешь разгрузить фургон? – Он делегирует полномочия одному из мужчин. – Мы и пончики привезли.

Какой-то парень, должно быть, Пол, лет сорока и сморщенный от длительного пребывания на солнце, проходит мимо нас к фургону. Остальные перестают делать то, чем они занимались, и еще раз меня оглядывают. Чей-то взгляд задерживается на мне дольше, чем необходимо, и Тайер щелкает пальцами:

– Донован, следи за тем, куда смотришь.

Парень, моложе остальных, ухмыляется.

– Босс, вы думали, что приведете сюда такую горячую штучку, а я не стану на нее пялиться?

Мне хочется запустить в этого придурка коробками с пончиками. Как же грубо, чертовски грубо. Я ведь стою прямо здесь.

Глаза Тайера прищуриваются до узких щелочек. Он забирает у меня коробки, как будто знает, что я мечтаю с ними сделать, и не хочет, чтобы я испортила угощение другим парням.

– Следи за своим языком.

– А что такого?! – Улыбка Донована становится шире, и он опирается на металлические грабли, которыми до этого работал. Ему, наверное, чуть больше двадцати, и он был бы хорош собой, если бы не распускал язык. – Может, теперь, когда ты снова трахаешься, ты станешь более терпимым.

Остальные мужчины замирают на месте, тишина громче любого звука на свете. Тайер передает коробки одному из мужчин, его руки упираются в бедра, а челюсть двигается взад-вперед.

– Бросай грабли, хватай свое барахло и вали отсюда.

– Что? – Улыбка Донована слабеет. – Да я шучу, босс. Ты меня знаешь, я… – Его глаза перебегают с меня на Тайера, словно до него только сейчас дошло, какую яму он себе вырыл.

– Мне по буквам объяснить? – Остальные мужчины отступают от Донована, расхватывают свои пончики и делают вид, что не обращают внимания на происходящее. – Ты уволен, Донован. Убирайся с моей территории.

– Босс, – лицо Донована вытягивается, – я пошутил. Она знает, что я пошутил. Я…

Тайер поднимает руку.

– У нее есть имя. Только ты не потрудился спросить, не так ли? Тащи свою женоненавистническую задницу в машину и уезжай. Я серьезно.

Похоже, Донован знает, что лучше не спорить. Опустив голову, он осторожно опускает грабли, хотя все его существо так и пышет гневом. Он уходит и садится в старый Форд Рейнджер. Другой мужчина прочищает горло.

– Босс, он на… э-э… вам понадобится. После ухода Терри и Брукса мы не можем позволить себе потерять кого-то еще.

Тайер опускает голову и потирает подбородок.

– Я знаю… неважно. Мы справимся. Я найду замену. – Он кивает парням, объясняет им, что нужно сделать, и ведет меня обратно к фургону, кузов которого теперь пуст. – Мне так жаль! Чертовски жаль.

– Все в порядке.

– Не говори так. Не смей, блин, так говорить. Мужчине никогда не подобает так отзываться о женщине, а уж тем более в ее присутствии.

– Они сказали, что он тебе нужен… – Меня гложет чувство вины; этого парня уволили из-за меня. Если бы Тайер приехал без меня или если бы я осталась в машине, у него и сейчас была бы работа.

Тайер резко качает головой.

– Блин, тебе не нужно жалеть его или переживать за меня. Он сам так с собой поступил.

– Он просто вел себя как парень. – На самом деле я так не считаю, и, судя по выражению его лица, он тоже.

– Я воспитываю сына, – твердо произносит он. – И если бы я когда-нибудь услышал, как он говорит о женщине такое дерьмо, я бы понял, что упустил его. Салем, «он ведет себя как парень» – это дерьмовое оправдание. Никогда не позволяй какому-нибудь неудачнику тебе в этом переубедить.

– Ладно, – тихо произношу я, уставившись на свои колени.

– Я на тебя не сержусь. – Он чувствует необходимость это сказать.

Глядя в окно фургона, я отвечаю:

– Я знаю. – Он протягивает руку и берет мою ладонь так, что наши пальцы плотно переплетаются. Трудно сказать, где начинается его рука и заканчивается моя.

– Ты моя девушка, – он говорит это так уверенно, как будто это известный факт, – и никто не посмеет так говорить о моей девушке.