Год 1941, Священная война - Михайловский Александр. Страница 8

Но для меня господин Бологовский был как на ладони: я видел его злобу, но понимал, что должен покончить с ним так, чтобы не вызвать отторжения в Дроздовском и Войналовиче. Впрочем, Небесного Отца я позвал не из-за него, а потому, что дискуссия между двумя Дроздовскими слишком затянулась, а у меня действительно не было времени на лишние разговоры. В результате, когда исходящий от Отца Святой Дух вступил в реакцию аннигиляции с бесами слепой ненависти и жажды убийства, выделившаяся при этом энергия просто сожгла штабс-капитана изнутри. Обычно при обряде экзорцизма бесов не уничтожают, а изгоняют во тьму внешнюю, поэтому и обходится он по большей части без летальных последствий, но Небесному Отцу такая тонкая работа недоступна, и, увидев зло, он бьет его в мах изо всей силы.

«Да, Сын Мой, – услышал я в своей голове громыхающий голос, – это действительно так. Для тонкой работы мне нужны добровольные помощники из вас, людей – аватары и специальные исполнительные агенты».

Впрочем, после того, как мы с Дроздовским договорились, дальше все делалось быстро, как и принято в артанской армии. Из раскрывшихся порталов выбежали рабочие остроухие и принялись грузить бессознательных добровольцев на носилки и перетаскивать к месту временного карантиного полевого лагеря. А там уже на деревьях тускло светят магические огни дежурного освещения, на траве расстелены толстые матрасы-пенки, а над ними растянуты тенты, защищающие от солнца днем и моросящих дождиков в предутренние часы.

В то же время другие остроухие через другой портал охапками таскали винтари и по двое переносили пулеметы «максим». Не забыли и о конях, которых люди Дроздовского отжали в разложившихся драгунских частях. Это казаки драпали с фронта вместе со своими лошадьми, потому что те были их личным имуществом, кавалеристы же из мужичков, грузясь в эшелоны, бросали казенную собственность без сожаления. Я приказал оставить также весь натрофеенный автотранспорт и пушки, за исключением двух шестидюймовых орудий образца десятого года.

Когда Дроздовский с Войналовичем удивились такому отношению, пришлось пояснить, что их грузовики и единственный броневик в сорок первом году годятся только в музей. С артиллерией немного лучше, но в сорок первом году на полях сражений и германских базах трофейного вооружения можно набрать несколько тысяч полевых орудий в той же весовой категории, что и пушка образца второго года, но гораздо более совершенных и дальнобойных. С шестидюймовками же совсем иное дело. Там можно найти либо те же самые орудия времен первой мировой войны на однобрусном лафете с базовым весом в пять тонн (в очень небольшом количестве), либо гаубицы следующего поколения с раздвижными станинами, вес которых исключает их транспортировку упряжками лошадей. А у меня пока напряженка с тягачами и грузовиками, способными тащить на крюке по восемь тонн.

Когда все эти дела были закончены и в бараках добровольцев остался только ненужный хлам, мы с господами командирами перешли в Тридесятое царство, и я закрыл за собой портал. Можно представить, какое изумление испытали «гости», попав из унылой зимней румынской ночи в тропическую ночь волшебной страны, где царит вечное экваториальное лето: светится огнями Запретный город, на танцплощадке играет оркестр и вспыхивают разноцветные сполохи магической цветомузыки, а над головой зависло бездонное черное небо с незнакомым рисунком звезд.

– Где это мы, господин Серегин? – спросил Дроздовский, расстегивая шинель.

– Эта равнина среди Высоких гор называется Тридесятым царством, – пояснил я, – а весь этот мир – это проклятый миром Содома: ибо именно сюда несколько тысяч лет назад Господь сослал грешных жителей Содома и Гоморры, но и в ссылке они не исправились, и, более того, завели себе новые богомерзкие привычки. Впрочем, к нашим делам это не относится.

– Но все же, господин Серегин, можно немного поподробнее? – сказал полковник Войналович, с любопытством озираясь. – А то вы о нас знаете все, а мы о вас ничего.

– Да, – подтвердил Дроздовский, – в ваших полномочиях мы не сомневаемся, ибо факты налицо, а вот кто вы такой, ваши цели и задачи – для нас пока тайна за семью печатями. Сочетание титулов самовластного монарха, доверенного человека Творца Всего Сущего, Бича Божьего, Защитника Земли Русской, и в то же время высокопоставленного большевика выглядит просто невероятно.

– Моя цель и задача, – сказал я, – защита интересов России и ее народа во всех мирах и временах – именно России, а не сословной монархии господ Романовых и не партии большевиков. Тут у меня в гостях время от времени бывают молодой князь Александр Ярославич (будущий Невский), император Петр Второй (который в то же время Первый), фельдмаршал Кутузов со своим императором-воспитанником Николаем Павловичем, а также соратники императора Александра Николаевича, князь Алексей Орлов и великая княгиня Елена Павловна…

– Постойте, – прервал меня полковник Войналович, – но ведь император Николай Павлович взошел на трон аж через двенадцать лет после смерти фельдмаршала Кутузова?

– Это было так в мирах Основного Потока, то есть не подвергавшихся изменениям воздействиями извне, – ответил я. – Когда мне было поручено изменить судьбу мира, находившегося на уровне тысяча восемьсот двенадцатого года, я в первую очередь переиграл Бородинскую битву, размолотив в фарш наполеоновскую Великую армию. При этом мое воинство было небольшим, но тяжелым молотом, а русские полки – массивной несокрушимой наковальней. Иностранных интервентов на российской земле я воспринимаю как безусловную мерзость и стараюсь как можно скорее определить их, кого в могилу, кого в плен. Оказался в плену и сам Наполеон со своими маршалами и Гвардией. И тогда на готовенькое к армии прискакал император Александр Павлович – награждать непричастных и карать невиновных. А у меня и Создателя по его поводу уже имелось совершенно особое мнение. В итоге после короткого разговора «властитель слабый и лукавый» подал в отставку, передав трон своему самому младшему брату Николаю. Его воспитателем и наставником, а также по совместительству Канцлером Империи был назначен Седой Лис Севера, то есть Кутузов. Мои врачи подлечили этого человека, избавив его от последствий ранений и старческих болячек, и еще с полвека в том мире скучно не будет никому, это я вам гарантирую. А Александр Павлович, под именем графа дю Нор, присоединился к моей компании в качестве гостя с открытым листом. Больше всего этот человек любит путешествовать, и я предоставил ему такую возможность. За истекший год экс-император уже успел посетить постюстиниановскую Византию и помолиться в храме Святой Софии, побродить по кривым улочкам древнерусских городов, получить благословение первого русского патриарха Иова, а также побывать в некоторых из вышестоящих для него миров середины девятнадцатого и начала двадцатого века. И только к вам я его не пустил, ибо входить в клетку с тиграми и гиенами – совсем не его стезя.

– Ах вот оно как, господин Серегин… – покачал головой Дроздовский. – Слабого царя свергли, но сами на трон не полезли, а назначили законного наследника, присовокупив к нему такого воспитателя и соправителя, как фельдмаршал Кутузов, к которому мы с Михаилом Кузьмичом испытываем величайший пиетет.

– Так и есть, – подтвердил Войналович. – Но нам непонятны ваше отношение к Российской империи в двадцатом веке и особенно причины вашего пиетета к большевикам в нашем мире, при том, что в других временах, по вашим словам, вы вели себя как истинный патриот и монархист.

– Отношение к Российской империи в двадцатом веке у меня такое же, как и во все предыдущие времена, – сказал я. – В мире русско-японской войны после сокрушительных побед русского оружия император Николай подал в отставку, и на трон взошел его младший брат Михаил. Кстати, два других Михаила Александровича из вашего восемнадцатого и из четырнадцатого годов между собой прекрасно ладят, а со своим самым первым коронованным воплощением встречаться не хотят – мол, экое он чудовище: разгневавшись за непонятливость, боярам морды бьет и за власы таскает собственной рукой.