Ты за моей спиной (СИ) - Кофф Натализа. Страница 33

Федя смеется, когда любимая пытается его вразумить, доказать, что-то. Но Белый все равно балует дочь игрушками и прочими не очень нужными малышам вещами. У сына тоже всего вдоволь, и игрушек, и любви, и ласки. Просто Белый хочет вырастить из пацана мужика, а не тряпку.

Вот и сейчас, когда молочный зуб уже почти выпадает, Федор настаивает на том, чтобы его вырвать, заодно и сестренке Ясмине показать пример, потому что девочку приходится возить к дантисту, и под дикий ор удалять молочный зуб. А ведь там уже и следующий готов смениться, тоже начинает шататься.

– Может, к зубному? – негромко предлагает Надия.

– Не надо! – торопливо возражает Борька. – Я сам!

– Ну, сам, так сам, – хмыкает Белый и терпеливо ждет, пока мальчик, вздыхая, берет в руку чистую белоснежную салфетку.

– А на хоккей поедем? – уточняет Боря с надеждой и после кивка отца добавляет: – После завтрака? Я уже собрался.

– А Борька плакса! – весело кричит Ясмина, а Надия негромко шикает на дочь. Принцесса невероятно гордится тем, что ее зубы начинают меняться раньше. Еще и брата дразнить не забывает.

– Ничего не плакса! – возражает сын и под одобрительным взором отца передает ему салфетку.

Внутри завернут тот самый молочный зуб. И теперь можно смело хвалиться мальчишкам во дворе и всей родне, что Боря сам вырывает себе молочные зубы.

– Пойдем, прополощем, – предлагает Федя и берет стакан с подготовленным Надией раствором.

Мужчины закрываются в ванной. Белый видит, что в глазах сына стоят слезы.

Федя присаживается перед сыном на корточки. Заглядывает в серьезное лицо.

Сейчас, за закрытой дверью ванной, Боря дает слабину. Шмыгает носом. Трет рукавом щеку.

– Права Яська, я плакса, – всхлипывает Боря. – Какой я после этого мужик?!

– Знаешь, Борис, – очень серьезно говорит Белый и ласково ерошит волосы на затылке сына. – Иногда и мужики плачут.

– Правда? – Боря вскидывает на отца глазки-пуговки, а Белый тепло улыбается и кивает.

Этот маленький секрет остается между Федей и его родной девочкой. Никто и никогда не видит тех слез, скупых, мужских, горячих. Только Надия. Но Белый знает, этот секрет остается навсегда между ними.

День, когда эмоции рвут Белому крышу, незабываемый. В этот день рождаются близнецы: Борис и Ясмина.

Роды начинаются внезапно. Пусть Федю и готовят врачи, хором утверждают, что преждевременные роды при многоплодной беременности – не редкость. Но все равно Белый оказывается не готов к такому раскладу. И ведь сумки все собраны, с докторами все нюансы оговорены, да и палата уже ждет Надию. Однако наступает день, когда на телефон Феди прилетает звонок.

Белый старается далеко от Надии не уезжать, но по закону подлости именно в тот момент оказывается в загородном особняке Варгиновых, а Надия – в городе, в их квартире. И как назло, пробки, час-пик. Белый чувствует, что должен быть не здесь, а рядом с малышкой.

На телефон Федя отвечает, не задумываясь.

– Да, родная! – говорит Федя и нетерпеливо запрыгивает в тачку. Его не было четыре часа. Но охрана крутится рядом с малышкой. И опять же, Шамиль неподалеку. У Белого все схвачено. Наверное.

– Белый, ты, главное, не паникуй, – заговаривает Шама, а Белый чуть отводит телефон, проверяет, может, ошибается, путает абонентов. Но нет, Шамиль действительно звонит с телефона Надии.

– Хреновое начало, – роняет Федя и срывает джип с места. – Говори!

– Поздравляю, папаша! – весело кричит Шама в трубку, а Белый тут же жмет на тормоз.

Ледяной озноб прошивает кости. Руки дрожат. Дышать становится нечем. И говорить Федя тоже не может. Молчит.

– Ты там, как? В порядке? – продолжает Шамиль. – Слушай, я сейчас по видео-связи позвоню. Сеструха пару слов сама тебе скажет.

Белый судорожно выдыхает. Трет ладонью лицо. И как только поступает звонок, дрогнувшим пальцем ведет по экрану.

Там, по ту сторону, бледная, но со счастливой улыбкой его малышка.

Его уставшая и измученная девочка.

Но, черт возьми, сколько же счастья в ее взоре!

Белый захлебывается этим счастьем. Смотрит, касается кончиком пальца экрана, обводит контур губ. Конечно, эти прикосновения не сравнятся с реальными. Но хотя бы так.

– Феденька, мы тебя очень любим, – улыбаясь, говорит Надия, а Белый судорожно кивает. И он любит. Всех троих любит. – Ты только не обижайся на меня, ладно? Я подумала, что так будет лучше. И больница устояла, и ты не нервничал.

Белый мотает головой. Да какие уж здесь обиды. Ерунда. На тот момент он уже осознает, что очень важное поручение, которое исключительно ему под силу, вовсе не прихоть беременной жены. А отвлекающий маневр. Ладно, с этим Белый смиряется. Главное, Надиюшка, его родная девочка в полном порядке.

– Я скоро буду, – роняет Федя и ловит карий взор.

Белый не болтает о своих чувствах. Ему сейчас вообще с трудом даются слова. Но по взгляду малышки понимает: она видит все, читает его мысли, понимает его.

В клинику Белый влетает на полной скорости. Шама встречает его с идиотской улыбкой, от которой Феде хочется вмазать пацану. Ведь знает все и участвует в этом небольшом заговоре.

Ай, хрен с ним. Пусть живет.

Белый перепрыгивает ступеньки. По пути на нем каким-то чудом оказывается больничная накидка. Но перед входом в палату Федя от нее избавляется. Врачи разрешают, а ему эти тряпки только мешают.

Надия лежит в постели, закрыв глаза. Тут же, возле кровати, стоят две крошечные колыбельки. Белый делает шаг. Ноги совсем не слушаются. А в душе что-то обрывается, потому что одна прозрачная люлька пустая.

Девочка открывает глаза, сонно моргает. Белый понимает, что сил у нее почти нет. Упрямая девчонка! Ну как же... Зачем сама проходит через такое, когда у нее есть Федя?

Малышка поднимает руку. Белый тут же утыкается в ладонь лицом. Жадно дышит. Боится спросить и услышать что-то жуткое и страшное.

– Все хорошо, – очень тихо говорит Надия, – Ясмину накормят, переоденут. У меня пока нет молока.

Белый выдыхает. Трется щекой о теплую ладонь своей родной девочки. Смотрит в ее глаза, а любимое личико, почему-то, словно за пеленой какой-то, немного размыто.

– У нас с тобой получились чудесные дети, – вновь заговаривает Надия. – Все в папочку.

Федя качает головой. Нет, их дети все в маму. Такие же удивительные, необходимые Федору, как воздух.

Белый поворачивает голову. Крохотный сверток мирно сопит в колыбельке. А за спиной распахивается дверь, и в палату входит медсестра. Тихо здоровается, улыбается. Осторожно устраивает розовый кокон в кроватку и придвигает ее ближе так, что теперь Федя все видит: и красноватые личики детей, бровки-ниточки, крохотные носы.

– Ух, твою ж мать..., – шепчет Белый первую фразу за последнее время.

Он чувствует, как в груди растекается тепло. А за спиной – крылья.

Белый переводит взор на свою родную девочку, на свою малышку, на ту, без которой он задохнется.

– И я тебя люблю, Феденька, – говорит Надия и ведет рукой по его щеке.

Те слезы радости Белый помнит. Пять лет уже, а будто вчера. Потому что в жизни даже у самого сильного мужика случаются слабости.

– Так что, Борька, не зазорно иногда и поплакать, – говорит Федя, а сын кивает.

Слез уже нет, все проходит. Боря послушно полощет рот раствором и несет стакан обратно, на кухню.

Ясмина уже не смеется над братом. Судя по хмурому взору и поджатым губам, дочке только что попадает от матери. Надия фыркает, в ответ на немой вопрос Белого. Уж что-что, а враждовать детям друг с другом Надия не позволяет, потому что у Белявских большая и дружная семья.

– Боря, ты не плакса, не обижайся, ладно? – примирительно говорит Ясмина, когда брат занимает свое привычное место за обеденным столом.

– Замяли, – отмахивает Борис с самым серьезным выражением на детском лице.

Надия поджимает губы, украдкой тычет пальцем в мужа. Белый усмехается. Ну да, бывает. Пацан хватает всяких выражений из мужских разговоров, подслушанных случайно или намеренно.