Назад в СССР (СИ) - Хлебов Адам. Страница 1

Настоящий Спасатель. Назад в СССР

Глава 1

Мне часто снился один и тот же сон. Я одет в неудобный водолазный костюм, с таким круглым, как на детских картинках, шлемом и тремя стеклянными иллюминаторами.

Один спереди и два по бокам. Я спрыгиваю с борта корабля и тяжелым грузом, словно камнем на дно, падаю в чернеющую водную бездну. Я погружаюсь на порядочную глубину и внезапно прекращается подача воздуха.

Вода, словно металлический пресс обжимает грудь, вот-вот раздавит, расплющит. А я задыхаюсь в глубоководном водолазном костюме. «Воздух! Воздух!» — думаю я в отчаянии, но мои мысли никто не слышит. А тяжелый водолазный костюм тянет на дно. Оно где-то глубоко внизу.

Вот и этой ночью я проснулся в холодном поту, взглянул на экран смартфона, который недавно отложил, и увидел, что на часах время — всего 23:31.

Выходит, поспал всего минут пятнадцать. А такое ощущение — что несколько часов.

Обычно, после такого сна я долго не мог заснуть. Не потому что сон был особенным, нет — я к нему привык, просто в кровь выбрасывалось столько адреналина, что мне еще час надо было себя чем-нибудь занять.

Я выглянул в окно. Стояла пригожая июньская ночь и я решил прогуляться.

У кого-то птср — посттравматический синдром после участия в боевых действиях выражался в том, что он во сне продолжал стрелять, оборонять позиции и все такое. А у меня вот в том, что я тонул во сне.

Это такой «сдвиг по фазе» после экстремальных событий в жизни. Многие с ним спокойно живут, и он им совсем не мешает. Я тоже давно к нему привык и водолазный костюм снился мне примерно раз в месяц.

Мне чуть за пятьдесят. Я боевой офицер на пенсии. Сейчас, как и многие мои сослуживцы, дожившие до полтинника, я работаю в крупной компании. Замом по безопасности.

Живу один, дети выросли и разъехались. С женой давно разошлись. Быта не выдержала — когда служил было трудно содержать семью на офицерскую зарплату.

Она у нас денежным довольствием называлась, которую мы шутку между собой называли женским недовольствием. Дошутились. У многих, кто не умел воровать разрушились семьи.

Со стороны моя жизнь могла показаться неустроенной, но меня всё вполне удовлетворяло. Не хотел я ворошить прошлое. Я давно привык к настоящему. Нужно было развеяться и отвлечься от сна и воспоминаний.

Я быстро оделся и вышел на улицу. Совсем недавно у нас рядом реконструировали парк — одно загляденье.

Вокруг большого пруда чистота, проложили новые тротуарные дорожки для пешеходов и велосипедистов, везде установили дизайоновые скамейки, отличное освещение.

Турники, тренажеры бесплатные, спортивные площадки для волейбола, баскетбола и футбола, детские с горками и домиками.

Расскажи кому-нибудь лет тридцать назад — не поверили бы. В парке допоздна обычно много гуляющих. Молодежь рассекает на велосипедах, самокатах, скейтах или роликах.

То тут, то там сидят приличные парочки. Изредка мужики украдкой пьют пиво — охрана гоняет. Нельзя распивать.

Везде урны — порядок. Сердце радуется. Наши люди, когда хотят, могут не свинячить. Если за порядком смотрит местная администрация и вовремя вывозит мусор из урн, то люди сами стараются сделать так, чтобы после них чисто было.

И в эту ночь в парке все еще прогуливались люди. Приятный ночной холодок обдувал тело, и я шел по одной из асфальтированных пешеходных дорожек, сложив руки за спиной

Пройдя метров пятьсот, я заметил нечто, что нарушало эту идиллическую картину. Трое — двое молодых мужчин и женщина, все возрастом лет двадцати пяти — тридцати, что-то искали у одной из отдаленных скамеек.

До меня доносились обрывки фраз из их нервного общения. «Что же им надо?» — с легким любопытством подумал я, приближаясь к ним.

Моя дорожка шла мимо, параллельным курсом, но все равно я невольно слышал их голоса.

— Да я же говорил тебе, что надо через телегу брать, — выговаривал один из мужчин своему спутнику, — паленый этот номер. Кидалы они! Козлы вонючие…

— Да помолчи ты, Мишка! Сейчас найдем! — так же эмоционально ответил ему второй из молодых людей. Он не скрывал своего раздражения.

— Да я тебе говорю — фотка левая, хрен ты тут, что найдешь. Найдет он, — он уставил руки в бока и нахмурился.

Дама шла со сложенными на груди руками, ее выражение лица говорило о том, что она очень недовольна.

Троица выглядела вполне прилично одетой. Девушка смотрелась ухожено и привлекательно. Я не сразу понял, что они ищут. И поначалу у меня даже возникла мысль помочь им с поисками. Но я вовремя остановился.

— Мы не так смотрим, — третий развернул смартфон и начал выбивать носком ботинка облачка пыли из грунта, — сча найдем! Это точно где-то здесь.

Я заметил, что после двух-трех тычков из-под его обуви выскочил небольшой картонный цилиндрический футляр черного цвета.

— Есть! Вот закладка! Вот она! А ты хрен найдешь, хрен найдешь…

Мне стало понятно, что это местные наркоманы. Их облик сильно изменился за несколько последних лет. Теперь они не выглядели, как последние забулдыги

На начальных стадиях употребления окружающие могли и не догадываться, что эти люди имеют зависимость.

Я вздохнул, покачал головой продолжил свой путь не останавливаясь.

Если честно, то мне не было их жалко. Они знали, что такое дурь, и сами сделали свой выбор сознательно. Информации о наркоте везде предостаточно. Я испытывал к ним чувство брезгливости.

И в соцсетях, и просто в интернете сайты, каналы о том, что наркотик — смерть. И куча их сверстников погубила себя этой дрянью. Они прекрасно знали к чему приводит употребление, и все равно упорно шли к этому.

Один из моих сослуживцев сторчался и умер пару лет назад от передоза. Незадолго до смерти, мы с ребятами пытались его вытащить со дна, но, к сожалению, ничего не вышло.

Он отказался от помощи, говорил, что ему «с дурью хорошо». Если сам наркоман не захочет завязать, то ничего не поможет.

Я шел и уже начал думать о другом, хотя троица все еще была в поле моего зрения. Но тут произошло неожиданное. Девица выхватила закладку и угрожала ее растоптать.

— Маш, отдай. Ты не понимаешь. Мне нужно вставиться, — сказал один из них, а потом почти зарычал, — отдай сучка!

Он был крупным и широкоплечим. Но она никак не отреагировала на призыв.

— Ты обещал мне прекратить. Ты слово давал, что завяжешь!

Двое переглянулись и без слов стали надвигаться на нее. Она пыталась вскрыть цилиндр, видимо, чтобы высыпать содержимое, но ее руки тряслись и ей это не удавалось.

Тогда она рванула мимо, изловчилась проскочить рядом с выставленными руками своих спутников, но как-то неудачно споткнулась и упала.

Спутники накинулись на нее, и в попытке отобрать цилиндр, начали избивать ее руками и ногами.

Мимо такого я пройти не мог. Еще чуть-чуть, и они или покалечили бы ее, или забили бы насмерть.

Я хотел остановить их и побежал в их направлении.

— Ребят, стойте! Не бейте! Забьете подругу свою. Тормозните.

Мои слова не возымели эффекта. Один из них, тот, который был более рослый, завидев меня, развернулся мне на встречу.

Он широко и по-колхозному замахнулся, и мне пришлось его вырубить правым прямым в подбородок.

Я бил не сильно, соотнося силы. Мне самому неохота было потом доказывать в суде, что есть предел необходимой самообороны.

В следующую секунду, мой противник мягко сел на попу, на траву, потеряв ориентацию в пространстве секунд на десять.

Я давно уже не боксировал и мысленно похвалил себя за хорошую форму. Все-таки уже пятый десяток разменял. Хотя все ещё чувствовал себя тридцатилетним мужчиной.

Второй отступил на несколько шагов, опасаясь меня. Он уже перестал бить девушку, вырвав из ее ослабевших рук цилиндр. На длинном подскоке я припечатал ему слева в челюсть.

Он тоже пошатнулся и рухнул лицом вперед на карачки. Посмотрев на девушку, я подступил к ней, достал платок, присел на корточки и протянул его. Из ее разбитого носа и губы текла кровь.