Назад в СССР (СИ) - Хлебов Адам. Страница 30

— Не сопротивляйтесь, гражданин, — обратился страж порядка к комсоргу моей школы.

— Я и не сопротивляюсь, пусть руку отпустит. Мне больно.

— Он с пакетом был, вон там скинул, — я показал на сверток.

— Это твой пакет? — милиционер, посмотрел на кусты и перевел взгляд на стоящего на колене.

— Не знаю я, чей это пакет. Точно не мой.

Милиционер подошел к кустарнику, достал ручку из нагрудного кармана, присел на корточки и отогнул краешек свертка.

Мне показалось, что там виднелись зеленые купюры.

— Доллары? — вырвался у меня удивленный возглас.

* * *

Мы сидели с Михалычем в коридоре отделения и ждали пока Осин закончит свои дела. Он забрал мой пиджак в прачке, как и обещал и вернул его мне.

Пиджак в химчистке прачечного комбината гостиницы Интурист почистили идеально. Я пытался найти следы мороженного и на солнце, и на свету в отделении, но к счастью он выглядел, как новенький.

Михалыч сидел немного подавленный, потому что с задержанием комсорга вышла полная лажа. Его привезли в отделение, но не прошло и пяти минут — Михаила Королькова выпустили по звонку.

На него даже не успели составить протокол об административном задержании. Кто-то влиятельный просто решил вопрос в течении минуты. Мы даже не видели, как его вывели на улицу.

Я размышлял о том, что вокруг Интуриста творились странные дела. Переплетение интересов силовиков, партийного руководства, мафии увязывалось в какой-то неразматываемый клубок.

С одной стороны, я не собирался лезть в этот кисель, с другой всё же это было наше первое дежурство и вот на тебе — первое задержание.

Еще и не простое, а явно связанное с валютными спекуляциями. В душе разгорелся какой-то охотничий азарт. Наверно такое испытывают все милиционеры, которые выходили на след преступников.

Я погасил в душе эту волну и постоянно себе напоминал, что соскочу с дежурств дружинником при первой же возможности.

А возможность сама по себе не придет. Такую нужно было создавать.

Осин освободился почти к концу нашего дежурства.

— Ну что, товарищи дружинники. Не удалось нам с вами сегодня поймать за хвост птицу-счастья? Бывает.

Он пытался приободрить нас, и видя разочарованное лицо Михалыча, обратился к старику.

— Королёк-то ваш, Михалыч, оказался нам не по зубам. Бывает такое, что поделать.

— Да мне всё равно, — ответил старик шепелявым голосом с плохо скрываемой горечью.

Осин похлопал его по плечу и обратился ко мне:

— Ну, а ты Бодров, что думаешь?

— Что я думаю? Думаю, что спасибо и на том, что извиняться не пришлось перед этим…

— Ну, это тебе не пришлось, ему были принесены извинения за ошибки допущенные в ходе задержания от лица сотрудников, — чуть поразмыслив, но продолжил, — мне самому эта тема противна до чертиков.

Михалыч криво усмехнулся. Осин продолжил.

— Зато нашли и изъяли иностранную валюту в размере тысячи четырехсот долларов США, за что объявляю вам благодарность. Доказать мы ничего не докажем, хотя и отправили на экспертизу. Придет оттуда с нужными для них результатами. Но зато вы проделали кармане преступника большую брешь.

— Думаешь он один? — спросил я сержанта, — одному такие дела сложно проворачивать. Ему же еще валюту продать нужно.

— Что тут думать? Наше дело маленькое. Дело заберут следаки.

— Да морякам слил бы, он, эти зелененькие. И всё, —продолжал рассуждать Михалыч.

— Вот прям, вылитые Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, честное слово, — подколол нас сержант и посмотрел н меня с хитрецой, — а твои предположения? Куда бы он валюту сдал.

Я пожал плечами, показывая, что мне все равно.

— Ладно детективы, я только одно скажу: это ваш Корольков, если и замешан, то он «бегунок». «Шестерка». Он больше туда не сунется. Крупная рыба выше больше ему доверять не станет. Засветили вы его. Будем считать, что это профилактика преступлений.

— Этот «бегунок» меня из комсомола исключал. Обидно, что он должен служить примером для других. А он валютой спекулирует. Но мне по-барабану. Поймали-отпустили-снова поймали. Я не судья.

— Понимаю, — уважительно сказал Осин, — просто знай — сколько веревочке не виться, а конец всегда найдется. Рано или поздно попадется твой Корольков. У нас таких дел вагон и маленькая тележка. Конец у всех один.

— Ну да или попадется, или станет первым секретарем ЦК ВЛКСМ. — парировал я.

— Ладно, товарищи дружинники, смена окончена. Отбой по домам. Встречаемся в понедельник на том же месте в шестнадцать ноль-ноль, — он пожал руку вставшему Михалычу и обратился ко мне:

— Сам доберешься в понедельник? Пойдемте, я вас до остановки подкину.

— Да. Буду у входа в парк в четыре часа дня. Мне в канарейке*(милицейский УАЗ) что-то не очень понравилось ездить. Я и сейчас пешком дойду д дома, пройтись хочется.

Осин кивнул мне в знак согласия и распрощался с обоими.

* * *

Суббота была насыщена так, что у меня не оставалось практически ни одной свободной минуты. Мне нужно было успеть на репетицию, потом в ОСВОД, потом переодеться и уже следом отправляться на свой выпускной вечер в школе.

Утром за завтраком дед с гордостью хлопнул тыльной стороной ладони по выпуску «Курортной газеты», показал заметку обо мне и зачитал вслух.

— Вот, про моего внука, заметка. Садись и слушай.

Дед указал мне на табурет стоящий у стола.

— Название заметки: «На моем месте, любой поступил бы точно так же». Максим Бодров, во время, небывалого по своим разрушительным последствиям, наводнения, в понедельник, спас дошкольника Сашу Злотникова шести лет из салона тонущего автомобиля, рискую собственной жизнью. Свидетели происшествия сообщают что выпускник десятого «Б» класса, средней школы номер десять, проявил исключительное мужество и героизм. Сам Максим оказался скромным и симпатичным парнем, который не видит в своем поступке ничего особенного. Он считает, что любой на его месте поступил бы точно так же. Руководство и коллектив газеты выражают Максиму Бодрову искреннее уважение и признательность. Считаем, что у нас растет очень достойная смена.

Всё то время, когда дед читал вслух я морщился на фразах про героизм и признательность.

— А? Что скажешь? — сиял дед, глядя на меня, опустив очки на нос.

— Скажу, что журналюги обещали дать мне почитать текст перед публикацией, а слова не сдержали.