Назад в СССР (СИ) - Хлебов Адам. Страница 37

Все данные по этому делу были засекречены, и Николай Иванович выдал самый минимум информации только для того, чтобы я знал хоть что-то о судьбе своего отца. Он тоже знал совсем немного и посоветовал поговорить об этом с дедом.

Их не было на моем выпускном, потому что они всегда ездили ли на кладбище, в день годовщины смерти отца.

В этом году дата совпала с моим награждением и выпускным. Старшие решили, что мне можно отметить свое окончание школы, так же, как и любому другому выпускнику.

Я добрался домой и созвонился со своим другом. Тёма расспрашивал про подробности дня, про моё боевое крещение, хохотал над тем, как я шуганул Бойка.

Я рассказал, что Осин готов взять его в дружинники, про возможное совместное патрулирование и про восстановление в комсомоле.

Мы договорились завтра увидеться с ним после дежурства на городском пляже. Мне очень не хотелось пропускать секцию бокса, и мы дали друг другу слово, что сумеем найти время для занятий.

Бабушка подала мне листочек с шахматным ходом генерала, накормила меня ужином, поинтересовавшись моими делами.

После ужина она отправилась на прогулку со своей давнишней подругой.

Дед задерживался на работе, и я решил, что сейчас самое время изучить ход генерала и его последствия в нашей шахматной партии.

Конечно, со стороны наша игра выглядела очень странной.

Делать по одному ходу в день, не видя соперника? Сумасшествие? В шахматах — нет.

Я чувствовал сильного соперника, его интеллект и красивую игру и это наполняло меня невероятной энергией.

Ещё ни одна сыгранная партия в жизни не доставляла мне такого жгучего удовольствия.

Видимо, генерал Нечаев испытывал примерно тоже самое.

Я посмотрел на записку и передвинул фигуры в расставленной партии.

Его ход просто взорвал доску. Мне казалось, что я имею преимущество и давлю на него. Загоняю его ладью в смертельную ловушку, но его ход в одно мгновенье всё изменил.

Как я мог не видеть этой угрозы своему ферзю? Мое положение резко осложнилось. Да что там осложнилось, оно ухудшилось. Еще пару таких зевков и генерал порвет меня на полоски, как лист бумаги.

Еще ход назад я побеждал. Теперь мне нужно было строить все сначала. И оборону, и атаку. Я снова открыл подаренную генералом книжку.

Пока я читал, размышлял и высчитывал ходы с работы вернулся дед.

«Это хорошо, что мы вдвоём», — думал я. Нам будет проще поговорить об отце без бабушки.

К моему удивлению, дед начал разговор сам. Без вступления и моей просьбы.

Я так понял, что он переговорил с Николаем Ивановичем и они пришли к выводу, что я достаточно взрослый, чтобы всё рассказать.

Раньше, они с бабушкой обходили стороной эту тему. Макс рос в неведении.

Он лишь знал, что отец служил во флоте и погиб. Несчастный случай. На все вопросы об смерти отца ему отвечали, что придет время и он узнает.

Время пришло. Я был хотел узнать всё о судьбе моего отца. И приготовился к длинному рассказу. Но дед разрушил мои планы. Он сходил в свою комнату принес награду, полученную отцом посмертно, сопроводительное письмо, о том, что отец героически погиб, выполняя свои воинский долг.

Дед молча ел свой ужин и не смотрел в мою сторону.

— Дед, это все? Разве ты не знаешь, как он погиб?

Он отрицательно покачал головой.

— И никогда не интересовался?

— Все, что я знаю, так это то, что они занимались поиском и подъемом затонувшей торпеды. Они накинули стропы и начали подъем. Она сдетонировала. Всё. Двоих водолазов потеряли. Твой отец понимал, куда пошел служить. Остальное засекречено. Может быть ты узнаешь, что случилось. Лет через шестьдесят.

— А есть его фотографии со службы?

— С училища ты видел. Со службы только одна. Сейчас принесу. Не давали им фотографии высылать. Не забывай, где он служил.

Дед принес черно-белую фотографию, на которой улыбающийся отец держит трехболтовку — шлем в левой руке под мышкой, словно арбуз.

Он был одет в водолазную рубаху, блестящую от воды и стоял у водолазного трапа. Значит, фотографировался сразу после погружения.

Нелепая догадка иглой кольнула в сердце. Не его ли последнее погружение я вижу каждый раз во сне? Да нет — это невозможно. Я отогнал эту мысль от себя.

— Спасибо, дед. Я понимаю, как тяжело тебе было об этом вспоминать и говорить.

— Чего уж там. Дело прошлое, надо жить дальше.

Я вспомнил, что он всегда сурово приговаривал, что нужно думать о завтрашнем дне, а жить сегодняшним.

В этот раз он ничего не сказал, а вместо этого он как-то по-особенному мягко поинтересовался выбрал ли я специальность и ВУЗ.

Лучшей ситуации, чем в том вечер для того, чтобы рассказать деду о своей мечте и выбору нельзя было придумать.

— Дед. Я буду строить подводные города.

Он опешил, чуть не поперхнувшись чаем от такого заявления, но промолчал, ожидая что я скажу дальше.

Я рассказал о своих планах. К моему удивлению, дед не стал меня отговаривать. Мне казалось, что он испытал облегчение от того, что я не собирался идти по стопам отца во флот и выбрал мирную специальность.

— Ну, а к экзаменам ты готов?

— Думаю, что да. Но никто не знает наверняка заранее.

Я чувствовал, его моральную поддержку. В прошлой жизни, в детдоме меня поддерживали дружки — шалопаи. Мне несказанно повезло в этом смысле. И я чудом попал в армию. Многие из них сгинули, пошли по криминальной дорожке и отбывали длительные сроки.

Единицы устроились нормально в обычной жизни, завели семьи, обрели профессию и работу.

Теперь же, я понимал и чувствовал, что такое поддержка членов твоей семьи и какое это великое счастье.

Конечно же, чтобы не будоражить его воображение я не стал ему рассказывать, о том что заграницей француз Жак Ив Кусто стоит подводные города, чтобы человечество имело возможность переселиться и жить под водой. Наши энтузиасты инженеры и океанологи, тоже работают в этом направление.

Дед мог счесть всё это мальчишечьей блажью и глупостью. Откуда было ему знать, что эти работы послужат мощным толчком к развитию глубоководных аппаратов «Мир», которые еще прогремят и прославят нашу страну в будущем.

Таким я мог делиться только с Темой и Викой, и то очень осторожно. Меня часто заносило, как в последнем разговоре с Тёмой, когда мы говорили о поколении людей живших в восьмидесятых, которые по рассказам партийных боссов совсем скоро должны были жить при коммунизме.

Конечно, идея про способности и потребности каждого была прекрасна. Мне она тоже нравилась. Но уже я знал, что она не выполнима.

По крайней мере в тех условиях, в которых развивался наш прекрасный, но тем не менее, летящий в пропасть дикого капитализма, СССР.

Я чуть было не рассказал ему про развал, десятки межнациональных конфликтов и сотни тысяч жертв жадности, глупости и эгоизма стареющих правящих элит Союза.

Про безумную по своим масштабам утечку мозгов и тяжелые девяностые годы, перевернувшие все с ног на голову.

Тогда я вовремя остановился. Теперь мне нужно всегда контролировать себя.

Что касается произошедшего с отцом, у меня была только одна возможность узнать, что с ним произошло на самом деле. Я должен был разыскать его сослуживцев. Пока я отложил это на некоторое время. Позже я обязательно узнаю.

А пока я определил свои ближайшие цели. Мне нужно было поступить и стать полноценным спасателем в ОСВОД.

На утро я отправился на турник. Тренировки стали обычным делом. Я стал привыкать к тому, что мои мышцы растут, а тело становится более управляемым и сильным.

Фотография Макса, которая была напечатана в газете в статье спасении Саши начала приносить мне узнаваемость. Это было очень неожиданно, потому что в утром после тренировки, ко мне подбежала девчушка лет восьми с блокнотом и ручкой, и попросила оставить автограф.

Поначалу я подумал, что она ошиблась, но через пару секунд я заметил неподалеку улыбающуюся маму девочки.