Невидимые знаки (ЛП) - Винтерс Пэппер. Страница 15

Я потеряла счет времени.

Сонливость одолевала меня, даже с ветром, что превращал нас в теннисный мяч и бросал тяжелыми ударами. Голос Коннора смешался с голосом отца, когда они пытались играть в «Я шпион», напротив залитого дождем окна.

Пиппа прижималась к Пуффину, уткнувшись в шею своей матери, и Гэллоуэй повернулся, чтобы проверить нас, его глаза были в тени очков, но до сих пор достаточно яркими, чтобы моя кожа покрылась мурашками.

Я замерла под его пристальным взглядом. Его кадык дернулся, когда он глотнул, но он не отвел взгляда от меня. Я ждала, когда он отвернется, чтобы я снова смогла дышать.

Но он не отвернулся.

Медленно его глаза опустились к моим губам, согревая и охлаждая одновременно.

Что ты хочешь от меня?

Кто ты?

Вопросы светились на его лице, отражая мои. Я никогда не встречала никого, кто имел на меня такое мгновенное влияние (и хорошее, и плохое). Половина меня хотела спорить с ним, в то время как другая половина хотела молча наблюдать.

Его рука направилась к микрофону у губ. Его рот приготовился говорить.

Я не шевелилась и не моргала, в ожидании посмотреть, что он будет делать.

Но затем это случилось.

Дно неба исчезло.

Мы падали.

Мое мужество осталось несколько метров выше, делая меня опустошенной.

Секунды спустя мы врезались в стену воздуха, сокращая наше падение, отчего позвоночники врезались в кожаные сиденья.

— О, Господи! — закричала Амелия.

Глаза Пиппы наполнились слезами.

Что, черт возьми, это было?

— Держитесь! — проревел Акин в наушники. — Шторм оказался сильнее, чем я думал, и оставил после себя много воздушных ям. Я попытаюсь их обойти и избежать все, что смогу увидеть.

Гэллоуэй повернулся вперед. Его голос послышался в динамиках:

— Какая дальность полета у этой штуки?

Хороший вопрос.

Страх от потери топлива и падения в море захлестнул меня.

Акин не ответил, слишком концентрируясь на том, что нас бросает вправо и швыряет выше в небо.

Я обняла багаж на своих коленях.

Пожалуйста, пусть с нами все будет в порядке.

Пожалуйста.

Пиппа закричала на коленях матери, в то время как Коннор сжимал отца. Данкан послал мне взволнованную улыбку, которая была какой угодно, но не обнадеживающей. Мое стучащее сердце превратилось в отбойный молоток, заполнив грудную клетку паникой.

Снаружи больше не было сияющих огней. Никаких признаков жизни или жилья. Были только мы и темнота, затем нас подбросило, и мы направились туда, куда ветер хотел забрать нас.

Это была глупая, очень глупая идея.

Мы все были идиотами, решив лететь в такую погоду.

— Дерьмо! — проклятие Акина прорезалось в мои уши, принося прилив колючего адреналина в мою кровь.

Секундой позже жизнь закончилась.

Это было спокойнее, чем я себе представляла. Неминуемая смерть ощущалась не так резко, более одурманено непониманием.

Двигатель кричал, пытаясь вернуть нас к безопасной высоте. Но вместо этого мы снизились. Нас не бросало, как прежде, мы болтались, будто луна бросает удочку и ловит нас, для чего-то большего в качестве приманки.

Наша траектория застопорилась.

Мы были невесомы

беззвучны

неподвижны.

Затем случилось неизбежное.

Я сказала неизбежное, потому что все (любая задержка, каждое происшествие, каждый невидимый знак) предупреждало меня об этом, а я не слушала.

Я не слушала!

Судьба поймала нас на удочку. Мы резко дернулись, и затем взрыв пронесся через кабину. Лопасти внезапно опустились вниз, их было видно в окна — как будто сломанные крылья.

Они освободились.

Лопасти, державшие нас в воздухе — очень важная вещь, определяющая, выживем мы или умрем, — отломались.

Они отказались от нас.

Нет!

Мы превратились из летающего аппарата в стремительно падающую гранату.

Мы падали,

падали,

падали.

Умирали...

Сквозь страх и отрицание лишь одна мысль ревела.

Одна цифра.

Одна дата.

Двадцать девятое августа.

День, когда мы покинули мир живых и стали потерянными.

Я думал о смерти.

Кто бы ни стал, когда его мать умерла прямо перед ним? Как я мог не думать, когда был причиной чьей-то гибели?

Я задавался вопросом, существует ли жизнь после смерти. Сидел в темноте и молился, чтобы загробной жизни не было, потому что если существовал рай, то был и ад, и я бы гнил там вечность.

Я ненавидел себя за желание, чтобы рая не существовало, где, возможно, моя умершая мать нашла успокоение, только потому, что я беспокоился за свою бессмертную душу.

Но я был сволочью, подонком, и теперь Вселенная, наконец, решилась убить меня. Я больше не стоил ресурсов жизни.

Должен быть уничтожен.

Я не заслуживал права на реинкарнацию, не после того, что сделал. Я не хотел такую судьбу, но принимал ее. Я только ненавидел то, что невинные люди должны умереть со мной.

Вертолет превратился из спасителя в уничтожителя.

Воздух стал неистовым, устраняя нас со своих владений.

Вращающиеся лопасти, державшие нас на лету, исчезли.

Я не мог дышать.

Мы вращались как волчок, снова и снова, и снова.

Уши заложило.

В голове стучало.

Моя жизнь рушилась с каждым биением сердца.

Не было никакой возможности остановить это. Сила притяжения хотела нас. И она получит.

Всех нас. Не только меня.

Я заставил себя открыть глаза. В залитом водой лобовом стекле не было никаких ответов, но я знал. Я почувствовал это. Чувствовал, что земля приближается быстрее и быстрее, чтобы встретить нас. Смертоносный прием воды или земли, волн или деревьев.

Я не мог видеть.

Не мог видеть!

Пальцы вцепились в потертое кожаное сидение, спасательный жилет поглотил меня, а ремень безопасности крепко держал для встречи с наихудшим приключением в моей жизни.

Раздались крики позади меня, в то время как вертолет разорвало на части.

Сумка и вещи Эстель вырвались из ее хватки и разлетелись по всей кабине.

Дети выли.

Пилот сыпал проклятьями.

При всем этом я повторял.

Пожалуйста, пусть они выживут.

Пожалуйста, пусть они выживут.

Не заставляй их платить тоже.

Но не было никаких ответов. Крики заполнили все.

Крики — это все, что я запомнил при крушении. Как ураган... нет, как долбанный торнадо — бог ветра решил отомстить.

Моя жизнь была закончена, даже прежде, чем началась.

Я должен был бороться сильнее.

Начать жить раньше.

Мне никогда не следовало делать то, что я сделал.

Я должен был, должен был, должен был.

И сейчас я не могу.

Сожаление о том, что я никогда не постарею, обрушилось на меня. У меня не будет жены или детей.

Я думал, что мог игнорировать любовь. Что она мне не нужна. Блядь, да, нужна. Определенно, нужна. И теперь я никогда не получу ее.

Идиот.

Придурок.

Неудачник.

Я зажмурил глаза, когда вой двигателя украл мое здравомыслие.

Мои зубы стучали во время вибрации вертолета с частотой, гарантировавшей уничтожить нас. Земля приближалась быстрее, быстрее, быстрее... нам оставалось лететь немного.

Нам оставалось немного времени находиться в этом мире.

Мы уже здесь.

Мы врезались в верхушки деревьев, подпрыгивая как камень над стволами и ветками.

И последнее, что я запомнил — последняя мысль, что у меня была, — не было ответа на главный вопрос жизни или покоя принятии моего ужасного завершения.

Был только треск и дрожание деревьев, что были сломаны, прокладывая путь к разрушению, приветствуя нас в своем доме, разрывая по кусочкам.

Я ударился головой об окно.

Очки сломались.

А затем... пустота.