Дом неистовых клятв (ЛП) - Вильденштейн Оливия. Страница 4

Ещё одна глубокая трещина разрезает потолок, и мелкая каменная крошка сыплется мне на лицо. Мне хочется крикнуть воздушному фейри, чтобы он перестал посылать потоки воздуха в мою вращающуюся клетку, но в то же самое время я понимаю, что если потолок рухнет, то, может быть, то же самое случится и с тем, что находится над ним. Если только эти туннели не уходят на много километров вглубь… Надеюсь, фейри были не слишком усердны, когда их копали.

Я разворачиваюсь, прижимаюсь спиной к прутьям и оглядываю лежанку. Когда она касается моих сапог, я бросаюсь на неё. Она такая твёрдая, что ощущается как обоюдоострый меч, потому что когда я приземляюсь на неё, весь воздух выходит из моих лёгких, но мне всё же удаётся завернуться в этот матрас.

Превратившись в кокон, наподобие тутового шелкопряда, я набираю полные лёгкие воздуха, ожидая неминуемого падения. Когда клетка начинает падать, я со свистом выдыхаю.

Клетка опускается так быстро, что моё тело, завёрнутое в матрас, приподнимается над полом, точно лепесток, подхваченный ветром, а затем устремляется вниз. Я крепко зажмуриваюсь и вжимаюсь, насколько это возможно, в свою мягкую раковину.

Вокруг меня раздаются крики. Этот грохот переносит меня обратно в ту ночь в пещере. Тогда мне надо было приложить все усилия, чтобы найти Лоркана, а только потом покидать его крепость в горах. Как жаль, что я не смогла разглядеть недобрые намерения Бронвен в её белых глазах. Как жаль, что я не проткнула Данте своим мечом вместо Даргенто.

Но я всего этого не сделала, потому что была доверчивой дурочкой.

Клетка врезается в пол, а я… почему-то нет. Я парю в воздухе, словно меня подхватило какое-то крылатое существо.

«Лор?» — хрипло произношу я по мысленной связи.

Но когда ни его медовый голос, ни карканье не раздается вокруг меня, мне приходится признать, что мой спаситель не ворон, а воздушный фейри, который побоялся повредить ценного пленника короля.

Я опускаю веки на несколько долгих секунд и делаю глубокие вдохи, чтобы унять боль в груди. Я ненавижу тебя, Бронвен. Как же сильно я тебя ненавижу. Надеюсь, Лор узнал о том, что ты сделала, и надеюсь, что он разделил тебя с твоей парой, как ты разделила нас.

— Ради Святого Котла, что здесь происходит?

А вот и тот, кого я хотела увидеть. И убить.

Звук голоса Данте заставляет мой пульс ускориться, а меня взбодриться.

— Опусти её, Като!

Като?

Моё сердце заходится и останавливается, а затем делает это ещё раз, когда меня опускают на твёрдую почву.

Мой Като. То есть не мой — нонны?

Шок заставляет меня отпустить матрас, который раскрывается, точно плохо свернутый свиток. Я сажусь так резко, что кровь начинает пульсировать у меня в висках. Там, за погнувшимися прутьями моей клетки, стоит мужчина с длинными седыми волосами, забранными в косу, которого я представляла рядом с нонной.

Но Като Брамбилла не выбрал её сторону; он выбрал сторону Регио.

ГЛАВА 2

Я смотрю на сержанта в белоснежной форме, а он смотрит на меня в ответ. Глупый романтик внутри меня думал, что как только Марко пал, Като направился на Шаббе, чтобы отыскать мою бабушку. Но его очевидно больше заботит его статус, чем сердечные дела, раз он остался служить фейской короне.

Политические амбиции заставляют всё самое плохое в людях выходить наружу. Это случилось и со мной, когда я искала железных птиц ради толики любви и внимания Данте. И хотя я жалею о том, как бросилась на поиски воронов Лора, я не жалею о том, к чему это привело, потому что жизнь без Лора ничего не стоит.

Я бросаю взгляд на каменный потолок и на паутину трещин, которая появилась вокруг металлического анкера, на котором висела моя клетка. Может быть, мои слова смогут проникнуть сквозь эти трещины?

«Лор?» — шепчу я небу, которым он повелевает.

Если бы я не была окружена солдатами, я могла бы попытаться перенестись к своей паре, но я не рискую покидать своё тело. К тому же, если мой голос не может проникнуть наружу этой подземной тюрьмы, моё сознание точно не сможет протиснуться сквозь эти стены.

— Эльфы, проверьте потолок, — голос Данте заставляет меня перевести взгляд обратно на его лицо. — Заделайте все щели обсидиановым раствором.

Выражение его лица такое же холодное и жёсткое, как и золотые доспехи, которые на нём надеты. Он уже не тот милый мальчик с горящими глазами, который подарил мне мой первый поцелуй в переулке Тарелексо.

— Ты совсем выжила из ума? Ты могла умереть!

Как будто тебе есть до этого дело, Данте Регио. Хотя королю фейри вероятно есть до этого дело, так как он хочет жениться на мне, чтобы заключить союз с Шаббе.

— Тебе следовало подумать о том, что я смертная до того, как ты запер меня в этой долбаной клетке, Данте.

Его голубые глаза прищуриваются и смотрят в мои фиолетовые глаза. Ему явно очень не нравится то, что он в них видит, так же как я ненавижу то, кем он стал.

— Отоприте дверь, — рявкает он.

— Сейчас будет сделано, Маэцца, — отвечают его лакеи и подходят к моей камере.

Пока они возятся с искривлёнными прутьями моей клетки, я мысленно переношусь в тот день, когда Фибус проник в подземелье своей семьи. Мы и представить себе не могли, что то, что находилось за той толстой дверью, должно было навсегда изменить наши жизни.

— Меня сейчас освободят?

Я хватаюсь за края матраса, на котором всё ещё сижу.

Данте следит за тем, как танцуют пальцы его солдат.

— Только твою магию, но не тебя.

Моё сердце замирает, а затем срывается с места, точно стадо боевых скакунов, заглушив громкий щелчок, с которым открывается дверь моей клетки.

Мою магию?

Это значит…

Это значит, что я скоро встречусь с Зендайей? Женщиной, которая меня создала? Женщиной, которая должна была родить меня, если бы Марко не устроил ей засаду.

О, боги, я скоро встречусь со своей матерью!

Петли на двери скрипят, как и мой ускорившийся пульс. Несмотря на то, что я всё ещё проклинаю тот вечер, когда Бронвен бросила меня в объятия Данте, я чувствую воодушевление. Я чертовски взволнована.

— Встань, — резко говорит Данте.

Я встречаюсь взглядом с королём фейри, который заполнил проём моей золотой клетки и напоминает сейчас портрет, написанный маслом.

— Тебе потребуется помощь? — спрашивает Данте.

Я прищуриваю глаза и вкладываю в свой взгляд всё, что думаю о его предложении. Если он ещё хоть раз коснётся меня, я укушу его — снова.

Воспоминание о том, как я вонзила зубы в его плоть, заставляет меня перевести внимание на его руку. Я не ожидаю увидеть там рану — ведь он чистокровка, а чистокровки быстро восстанавливаются — но я замечаю бинт на его руке. Либо прошло меньше времени, чем я предполагала, либо Данте Регио восстанавливается не так быстро.

— Сколько времени я провела здесь? — спрашиваю я, поднимаясь, наконец, на ноги.

Глаза Данте горят подобно свечам, роняющим бледный воск на канделябры, врезанные в обсидиановые стены.

— Мириам должна произнести заклинание во время полнолуния.

Он разворачивается на своих сапогах и идёт в сторону узкого проёма в чёрном камне.

— Пошли.

— Мириам разблокирует мою магию?

Я готова познакомиться со своей матерью, но я абсолютно не готова познакомиться с ведьмой, которая приговорила мою пару, моих родителей и меня.

На пороге туннеля Данте оглядывается.

— Ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Конечно же, нет, но я…

Я облизываю губы.

— Я думала, что это должна сделать моя мать, ведь это она заблокировала мою магию.

— Фэл, твоя мать мертва. Она умерла сразу же после того, как Мириам вырвала тебя из её чрева и засунула в ту фейри.

«У той фейри есть имя!» — хочу зарычать я, но мой язык прирос к нёбу и всё, что мне удаётся выдавить из себя, это приглушённое:

— Что?

— Зендайя. Мертва. Мириам выпустила из неё всю кровь, после чего выбросила её иссохший труп в Марелюс.