Кокаиновый сад - Саломатов Андрей Васильевич. Страница 34

Лежа на диване, Тюрин часто трогал левую сторону груди, пытаясь на ощупь проверить работу сердца, а оно билось нормально, без перебоев, но словно у раскрытой форточки. От этого Тюрину казалось, что в комнате холодно и промозгло. Он натягивал на себя одеяло, ворочался и тяжело вздыхал.

После ухода Николая Тюрин так и не решился близко подойти к репродукции. Цвет червонцев напоминал ему розовые капли на белой поверхности ванны. Эти капли почему-то особенно четко отпечатались в его памяти. Он даже видел их ночью в одном из кошмарных снов. Они фонтаном вылетали из черной безобразной раны, тяжелые, как дробь, и совокупившись со своими предшественницами, скатывались вниз, чтобы уступить место точно таким же.

Уже под утро Тюрин увидел сон, после которого он сразу поднялся и ушел на работу, забыв позавтракать и даже причесаться. По правдоподобию и яркости видение нисколько не уступало яви, и, очнувшись, Тюрин не мог с уверенностью сказать, видел он это в действительности или здесь поработало больное воображение.

В очередной раз перевернувшись на другой бок, Тюрин услышал тихий бумажный шелест, будто сквозняк пошевелил на столе газету. Еще совсем недавно, до этой дикой истории, он не стал бы интересоваться, что шуршит, но измученный страхом, он снова почувствовал свою полную беззащитность перед вселенским злом, которое сейчас олицетворял для него сосед-мокрушник.

Скорее машинально, чем сознательно, желая только рассмотреть, в каком обличье пришла к нему безносая, Тюрин резко откинул одеяло и опустил ноги на пол. Вначале ему показалось, что в комнате никого нет, но приглядевшись, Тюрин заметил у противоположной стены черный силуэт высокого изящного человека.

В комнате было достаточно темно, и разглядеть гостя не представлялось никакой возможности. И в то же время видно было, как рассеянный в ночном пространстве свет отражается в тонком золотом орнаменте на длинном распахнутом камзоле. Где-то под подбородком непрошеного гостя, с периодичностью вдоха и выдоха, поблескивали контуры атласного банта, а немного выше едва заметно выделялись два белесых круглых пятна. Иногда на мгновение они исчезали, но тут же появлялись вновь, и Тюрин сразу, без разглядывания и гадания признал в них человеческие глаза.

- Кто вы? - одними губами прошептал Тюрин. Черная тень медленно отделилась от стены и так же медленно стала приближаться к хозяину квартиры. С каждым шагом черты лица непрошеного гостя и детали костюма становились все четче. Тюрин уже мог различить более темные впадины глаз, тень от носа и безвольный узкий подбородок. Он даже сумел разглядеть, что волосы, а вернее парик у незнакомца цвета старого серебра. Когда же между ними осталось не более полутораметров, Тюрин вдруг узнал этого человека, испугался до полусмерти и, вскрикнув: "Боже мой", откинулся на спинку дивана.

- Хватит тебе, - голосом Николая проговорил оживший австрияк. - Ты же не баба, а я не покойник. Что ты орешь? - Гость говорил тихо и внятно. Тюрин видел, как шевелятся его губы, как тускло мерцает свет в золотой оторочке канцлерского камзола. Видел и не верил своим глазам.

- Я к тебе вот по какому делу, - сказал ночной визитер. - Ты, пожалуйста, не обижай Николая, возьми деньги. Надо уметь использовать все, что происходит с тобой в жизни. Случилось, ну что ж, ты не виноват. От всего не убережешься. Знаешь поговорку: "дают - бери, бьют - беги"? - гость усмехнулся в усы. - Ты же трус, в милицию не пойдешь. Так что бери и все будет о'кей.

- Нет, - прошептал Тюрин, - не могу.

- Дурашка, - задушевным голосом продолжил гость, - возьмут Николая, он все равно скажет, что давал тебе деньги. Ты уже соучастник. От судьбы не уйдешь. Бери и радуйся, что остался жив, да ещё заработал себе на приличные похороны.

- Нет, - в отчаянии прошептал Тюрин, - я пойду в милицию... Уеду из Москвы.

- Куда ты уедешь, милый? - посмеиваясь, спросил Кауниц. - От судьбы не уедешь. И Николай за тобой следит. Чуть что, пику в бок и пишите письма. А его не будет, друзья с тобой разберутся. Ты же их даже в лицо не знаешь. Подойдет к тебе на улице человек, спросит время и отойдет, а ты потом собирай кишки по тротуару. А то прямо здесь, в твоей же квартире, как барана зарежут. Николай же к тебе вошел, как к себе домой. Замки эти ваши для таких как вы и существуют, чтоб спьяну не перепутали квартиру. А для них все двери открыты. Так что, бери деньги, бери. Пригодятся. Может, ты думаешь, он тебя в свою компанию потащит, работать заставит? Да на черта ты ему сдался такой. Молчал бы и ладно. В общем, бери и не выпендривайся, а я сейчас пойду к Николаю и скажу, что ты уже зашил деньги в подушку...

- Ох боже мой, боже мой, - обхватив голову руками, забормотал

Тюрин. - Бред какой-то. Этого не может быть. Это же сон. Это не может быть никак. - Он поднял голову и посмотрел перед собой. В комнате стало немного светлей, и в этом предрассветном полумраке Тюрин разглядел на стене темный прямоугольник репродукции.

Неожиданно легкий щелчок заставил Тюрина вздрогнуть. А когда наконец он заставил себя подняться и включить свет, будильник показывал половину седьмого утра. Пачка червонцев выскользнула из-под рамы, и деньги веером разлетелись по всей комнате.

Осторожно переступая через купюры, словно пробираясь по минному полю, Тюрин выбрался в прихожую. В ванной он заметил, что у него сильно дрожат руки и колени, а в зеркале Тюрин увидел совершенно чужое лицо: бледное, с выпученными красными глазами и перекошенным слипшимся ртом.

Умылся Тюрин быстро. Он провел мокрой рукой по лицу и, позабыв вытереться, покинул ванную. В комнате он кое-как оделся, на ходу натянул на себя пальто и выскочил из квартиры. Но едва Тюрин захлопнул за собой дверь, как в коридоре появился Николай.

- Доброе утро, Макарыч, - будничным сонным голосом поздоровался он. Ты что что это так рано?

Тюрин на некоторое время потерял дар речи, неожиданное появление страшного соседа пригвоздило его к месту. Он вдруг подумал, что его слишком ранний уход выглядит подозрительно. И чтобы развеять возможные подозрения Николая, Тюрин поспешно сообщил:

- Не спится, Коля. Я на работу. Пораньше решил. - В противоположном конце коридора хлопнула дверь, послышались неторопливые мужские шаги, и Николай громко рассмеялся.

- Ну заходи после работы, пивка попьем, - сказал он. - Смотри не забудь своего обещания, а то ведь по попке надаю. Все о'кей?

- О'кей, о'кей, - заторопился Тюрин. - Я все помню, Коля.

- Ну смотри, - с жутковатой беспечной улыбкой повторил Николай изакрыл за собой дверь. По дороге на службу Тюрин оборачивался каждые пять метров, шарахался от молодых людей с сомнительной внешностью, а когда сообразил, что ведет себя глупо и подозрительно, выругался, как не ругался никогда в жизни, и почувствовал настоящее удовольствие и даже облегчение от заковыристого матерного слова.

Рабочий день пролетел для Тюрина совершенно незаметно. Он и раньше не особенно тяготился восемью часами службы, поскольку по-своему любил свою работу. Здесь из обычного гражданина он превращался в человека, преисполненного чувства собственной значимости. А сейчас родное учреждение сделалось для него и единственным местом, где он чувствовал себя в относительной безопасности.

Многие в тот день говорили Тюрину, что он плохо выглядит. Тюрин бормотал в ответ что-то невразумительное, кисло улыбался и прятал глаза. Несколько раз он выходил на улицу подышать воздухом, затем запирался в туалете и рассматривал свое невыразительное лицо в тусклом облупившемся зеркале. Глядя на смазанное отражение, Тюрин пытался отыскать в своем облике что-то такое, от чего можно было бы оттолкнуться: какую-нибудь жесткую вертикальную складку между бровей или хотя бы тень решительности в глазах, но ничего кроме разочарования это разглядывание ему не приносило. Вконец разуверившись в себе, Тюрин возвращался в свой зарешеченный кабинетик и в который раз брался за работу, но очень скоро забывал, зачем достал тот или иной документ. Он ни на минуту не переставал думать о Николае и деньгах, о милиции и своей преждевременной смерти. Тюрин с тоской размышлял о том, что нормальная жизнь для него закончилась, и отныне он будет жить ожиданием собственной кончины, готовиться к ней, ждать её ежедневно и ежечасно, независимо от того, решится он или не решится пойти в милицию. Он был уверен, что Николай все равно попытается избавиться от единственного свидетеля и лишь дожидается удобного случая сделать это вне дома, где жил сам. Мысль эта приводила Тюрина в отчаяние, и тогда он вспоминал свой странный сон. Разговор с австрийским канцлером крепко засел у него в голове. Тюрин уже много раз представлял себе, как на улице к нему подходит незнакомый молодой человек, спрашивает "сколько времени?" и тут же отходит. От этой напасти не существовало никакой защиты.