Рай с привкусом тлена (СИ) - Бернадская Светлана "Змея". Страница 45

Почему же он так рвется в бараки? Неужели ему приятней жить там, чем со мной?

Эта мысль расстроила меня окончательно. Но придумать решение я не успела: пришла Лей и передала приглашение от Изабель.

Свекровь, как обычно, ожидала меня в тенистой беседке у фонтана. Ее обеспокоенное лицо означало, что мне не отвертеться от неприятного разговора.

— Присядь, Вельдана, — сказала она сухо, без привычной приветливости. — Поговорим о том, что ты видела вчера в спальне Диего.

Ногти впились в ладони. Сложно было понять, что отвратительней: то, что Диего совокупляется с рабом, попирая законы веры и морали, или то, что он делится с матерью такими подробностями.

— Ты должна его понять, — заявила Изабель, воинственно сверкнув глазами. — У моего мальчика после ранения не осталось никаких… радостей в жизни. Он имеет право расслабляться так, как может.

— Имеет, — сухо согласилась я.

— Диего — все, что у меня осталось, — голос Изабель неожиданно дрогнул. — Ему выпала нелегкая судьба. Он рано потерял отца, а затем и брата. Он был так юн, когда ему пришлось стать сенатором. С таким трудом добивался уважения к себе! Он любящий сын, верный слуга своей страны и храбрый воин. Многие струсили, отсиделись в Кастаделле, а он ушел на войну. А я ведь отговаривала его! Просила! — она всхлипнула, и на этот раз без тени притворства. — После ранения… я едва выходила его. Он совсем отчаялся, стал сохнуть на глазах. Если бы ты знала, чего мне стоило вернуть его к жизни! Ты знаешь, что он хотел отказаться от свадьбы? Он так и сказал, что не хочет портить судьбу юной девушке. Мой благородный мальчик, всегда думает о других больше, чем о себе…

В словах матери об ее сыне сквозили боль и горечь, и мне стало искренне жаль Диего. Такой участи в самом деле не позавидуешь. Но если он и впрямь хотел отказаться от меня, ему следовало это сделать.

— Ты не должна его винить, — будто прочитав мои мысли, продолжала Изабель. — Это была моя идея. Ты северянка, твой дом слишком далеко, чтобы ты могла просто взять и пойти на попятную. И ваше воспитание… я знала, что ты отреагируешь на такую новость с пониманием. Если бы я могла, то оставила бы все как есть. Но я не могу. На мне лежит ответственность за род Адальяро. Я знаю, ты считаешь меня жестокой. Но я мать и буду выгрызать зубами счастье для своего ребенка.

У меня тоже была мать. И тетка Амелия любила меня, как родную. Но кого теперь это волнует? Кто будет выгрызать зубами счастье для меня, когда я осталась одна среди людей, потерявших представление о чести и добродетели?

— Я знаю, Диего не хочет насилия. Он добрый мальчик и хотел бы решить все полюбовно. Но ты упрямишься и ранишь ему сердце. Так знай же: если ты и дальше продолжишь бунтовать, я сама…

— Хорошо.

— Что? — рассеянно переспросила она.

— Хорошо, я попробую.

Пальцы Изабель дрожали, когда она утирала краешком кружевного платка взаправдашние слезы на щеках.

— Спасибо, Вельдана. Я рада, что не ошиблась в тебе.

Я молчала, чувствуя, как холодеют руки: все еще не верилось, что только что сама дала Изабель страшное обещание. Та еще некоторое время всхлипывала, картинно смаргивая слезы с длинных ресниц, а затем сузила глаза и пристально посмотрела на меня.

— Не хотелось бы тебя торопить: понимаю, что дело деликатное… но я не вчера родилась на свет. Если я узнаю, что ты водишь меня за нос…

От гнева мои руки задрожали.

— Мне идти прямо сейчас? А может, и вы пойдете со мной, чтобы убедиться, правильно ли я раздвигаю ноги? А заодно прихватите и Хорхе с плетью: если Джай заупрямится, его всегда можно отхлестать прямо в спальне.

Изабель отшатнулась и растерянно приоткрыла рот.

— Ты жестокая.

— У меня хорошие учителя.

Свекровь отвела глаза, но не сдалась:

— Недели тебе хватит? За неделю любой нормальный мужчина…

— Хватит, — я поднялась. — Пойду к себе: здесь слишком душно.

— Постой, — Изабель придержала меня за юбку. — Я не договорила.

— Что еще?

— Никто не должен об этом знать. Слышишь? Никто. Если твой раб не будет держать язык за зубами… то языка лишится непременно, будь уверена.

Меня пробрала дрожь. Наконец-то Изабель показала свое истинное лицо.

Не прощаясь, я вышла из беседки. Хотелось пройтись по берегу, подставить лицо морскому бризу, погрузить ладони в соленую воду, забыться под крики беспокойных чаек. Но мне запретили выходить за пределы поместья одной. Роскошный сад опротивел, его словно отравила своим присутствием Изабель. Единственное место, где я могла отдаться эмоциям и вволю выплакаться, — это моя комната.

Но когда я поднялась к себе, то не смогла проронить ни слезинки. Сердце словно окаменело в груди, душа опустела, и даже боль от удара плетью не пробивалась в сознание. Я зашла в купальню, умыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Мне показалось, что за последние дни я стала взрослее. В глазах появился холод, как у Джая, а плотно стиснутые губы превратились в тонкие ниточки. Нет, так я никакого мужчину не очарую.

Я заставила себя разжать губы и потыкала в них пальцем, чтобы слегка порозовели. Попыталась улыбнуться и сделать взгляд мягче. Подумав, приспустила с плеч края рукавов, повернулась боком и приподняла лиф. Нет, как ни старайся, а грудь больше не сделать.

С тяжелым сердцем я вышла из купальни и направилась прямиком к Джаю.

И под действием её взгляда,

Может, мне ещё пройти надо

Сквозь горящие врата ада

За ней.

B-2, «Медленно схожу с ума»

Чувствую себя загнанным зверем. Вынужден признать, что скучаю по клетке Вильхельмо: по крайней мере, там я был среди своих. Среди таких же диких зверей, как и сам.

Семь шагов от окна до стены, и мысли меняются. Хочешь к Вильхельмо, безумец? Снова пыточный стол, дыба, цепи, соль, разъедающая раны? Здесь тебя кормят, как на убой, твоя постель мягче пуха, а у Хорхе не такая уж тяжелая рука. Если бы плеть попала ко мне — я показал бы ему, как следует бить.

Семь шагов до решетки окна. Донна Вельдана так и не выпустит меня из когтей? И чего ей не сиделось вчера вечером у окошка? Ну, выдрал бы меня Хорхе слегка, мне не привыкать. И надо было ей лезть под плеть?

Пальцы скользят по решетке, и снова семь шагов до стены. Багровый рубец на белой коже выглядел неестественно. Будто невидимый художник неловко мазнул по холсту красной краской. Хотелось бы позлорадствовать — девчонка, по всему видать, к порке непривычна, — но почему-то не получается. Разве ее вина, что у меня некстати зачесались кулаки?

Шаг, второй, третий, седьмой. Что меня ждет дальше? Чего она хочет от меня? Почему просто не скажет, что ей надо, или не оставит меня в покое?

Незаметно для себя упираюсь лбом в стену. Мне показалось, или сегодня она прикасалась ко мне как-то не так? Задерживала движения, гладила кожу там, где было не больно. Лей делала так же, когда хотела меня соблазнить.

И между пальцами почему-то решетка. У меня провалы в памяти? Когда я дошел сюда?

Нет, наверное, померещилось. Стала бы госпожа меня искушать?

А если все-таки да? Если моя догадка верна, и госпоже просто неймется почесать о меня бедра? Сделать из убийцы постельного раба?

Эй, Вепрь, да ты сходишь с ума. Тебе не о чем больше думать?

Собственно, а о чем думать? Как отсюда выбраться? Да никак. Я опять заперт в клетке.

Скрип двери заставляет меня вздрогнуть. Госпожа стоит на пороге — в этот раз забыла постучать. Что бы это значило?

Багровый рубец на белой руке стал отчетливей. Плечи острые, худые — мне кажется, или она прежде их так не открывала? Совсем еще девчонка, а туда же…

Улыбается, но губы дрожат. Что ей теперь надо?

— Тебе лучше?

Что? Она правда пришла для того, чтобы справиться о моем самочувствии? С чего бы вдруг? И чего ждет в ответ? Раболепного «да, госпожа»? Так мне ни хрена не лучше. Было бы лучше ей не вмешиваться вчера. Или она ожидает, что я начну плакаться на тяжелую жизнь?