Поцелуй герцога - Джеймс Элоиза. Страница 3

– Я видела, как ты танцевала, – продолжала Оливия. – Ты была похожа на веселое майское деревце с развевающимися лентами. У тебя и кудряшки подпрыгивали.

– Это не имеет значения, – отрезала Джорджиана, смахнув слезу. – Все из-за нашего воспитания, Оливия. Ни один мужчина не захочет жениться на чопорной девице, которая ведет себя как девяностопятилетняя вдова. А я просто не могу вести себя иначе. – Джорджиана судорожно разрыдалась. – Не верю, чтобы кто-то мог хихикать за твоей спиной, если только от зависти. Я же для них как овсянка. Я вижу, как их взгляд тускнеет всякий раз, когда им приходится танцевать со мной.

В глубине души Оливия понимала, что во многом виновато обучение. Однако она крепче обняла сестру и продолжала:

– Джорджиана, у тебя прекрасная фигура, ты очень мила, а то, что ты умеешь накрыть стол на сто человек, не имеет никакого значения. Брак – это соглашение, и все дело в деньгах. У женщины должно быть приданое, иначе никакой мужчина не женится на ней.

Джорджиана шмыгнула носом, давая понять, как она расстроена, потому что обычно ни за что бы не снизошла до столь низменного поступка.

– Я не могу без зависти смотреть на твою талию, – добавила Оливия. – Я похожа на маслобойку, а ты настолько изящна, что могла бы устоять на острие булавки, как ангел.

Большинство молодых девушек, готовых к замужеству, в том числе и Джорджиана, действительно были необычайно стройны. Они порхали из комнаты в комнату, окутанные прозрачным шелком.

Оливия была совершенно на них не похожа. И в этом крылась печальная истина, червоточина в самой сердцевине цветка и постоянная причина печали миссис Литтон. Она считала, что вульгарные шутки Оливии и ее любовь к хлебу с маслом происходят из одних и тех же недостатков характера. Оливия не спорила.

– Ты совсем не похожа на маслобойку, – возразила сестра и вытерла слезы.

– Я слышала кое-что интересное, – воскликнула Оливия. – Кажется, герцог Сконс собрался жениться. Думаю, ему нужен наследник. Ты только представь, Джорджи. Ты могла бы стать невесткой одного из самых чопорных и накрахмаленных существ. Как думаешь, герцогиня читает вслух за столом свое заплесневелое «Зеркало»? Она тебя сразу полюбит. Наверное, ты единственная женщина в целой стране, которую она могла бы полюбить.

– Вдовам я всегда нравлюсь. – Джорджиана снова шмыгнула носом. – Но это не значит, что герцог взглянет в мою сторону. И вообще я думала, Сконс женат.

– Если бы герцогиня одобряла двоеженство, то так бы и написала в своем «Зеркале», а раз этого нет, значит, ему нужна вторая жена. Есть и еще одна, не такая радостная новость. Маме рассказали про салатную диету, и она настаивает, чтобы я ее немедленно попробовала.

– Салатная диета?

– С восьми часов утра до восьми вечера надо есть только зеленый салат.

– Но это же нелепо. Если ты хочешь похудеть, то должна перестать покупать пирожки с мясом, а маме говорить, будто покупаешь ленты. Хотя, честно говоря, Оливия, мне кажется, ты должна есть все, что пожелаешь. Я ужасно хочу выйти замуж, но даже у меня мысль о Руперте вызывает желание съесть пирожок.

– Не меньше четырех, – поправила Оливия.

– К тому же даже если ты будешь есть салат и похудеешь, это ничего не изменит. У Руперта нет другого выбора, кроме как жениться на тебе. Если бы у тебя вдруг появились кроличьи уши, ему все равно пришлось бы жениться. А на мне никто не захочет жениться, несмотря на тонкую талию. Нужны деньги, чтобы их подкупить. – Голос Джорджианы снова дрогнул.

– Они все просто пустоголовые шуты. – Оливия крепче прижала к себе сестру. – Они тебя не заметили, но как только Руперт даст тебе приданое, все изменится.

– К тому моменту мне будет уже сорок восемь лет.

– Кстати, завтра вечером Руперт с отцом приедут к нам, чтобы подписать соглашение о помолвке. Очевидно, сразу после этого он отправляется на войну во Францию.

– Боже мой! – воскликнула Джорджиана. – Ты и вправду станешь герцогиней. Глупый жених превратится в безмозглого мужа.

– Глупых женихов часто убивают на поле боя, – заметила Оливия. – Кажется, их называют пушечным мясом.

Джорджиана неожиданно рассмеялась.

– Ты могла хотя бы изобразить печаль.

– Думаю, я была бы опечалена, – возразила Оливия.

– И не без причины. Тогда бы ты не только лишилась возможности стать «вашей светлостью», но и родители, взявшись за руки, спрыгнули бы в воду с Баттерси-Бридж.

– Не представляю, как повели бы себя мама с папой, если бы французы превратили гуся, обещающего золотые яйца, в паштет из печенки, – грустно заметила Оливия.

– А что будет, если Руперт умрет, так и не женившись на тебе? Пусть помолвка и обладает законной силой, но это же не замужество.

– Думаю, подписанные бумаги несколько упрочат положение. Наверное, большинство в свете полагают, что он пойдет на попятный, прежде чем мы окажемся у алтаря, ведь я некрасива, и к тому же не ем достаточно салата.

– Не говори глупостей. Ты очень красива, – сказала Джорджиана. – У тебя самые замечательные глаза из всех, что я видела. Не понимаю, почему у меня глаза карие, а у тебя зеленые. – Джорджиана пристально посмотрела на сестру. – Светло-зеленые. Совсем как сельдерей.

– Если бы мои бедра были такие же стройные, тогда можно было бы и порадоваться.

– Ты очень аппетитная. Как сладкий, сочный персик.

– Персиком быть совсем неплохо. Но к сожалению, сейчас в моде сельдерей.

Глава 2

В которой мы встречаем герцога

Литтлборн-Мэнор

Кент

Резиденция герцога Сконса

Пока Оливия с Джорджианой спорили о преимуществах персиков перед сельдереем, герой нашей сказки вел себя совсем иначе, нежели все принцы. Он не опускался на одно колено, не восседал верхом на белом коне, да и бобового стебля поблизости не было видно. Он сидел в библиотеке, размышляя над запутанной математической проблемой – теоремой Лагранжа. Выражаясь яснее, даже если бы этот герцог и столкнулся с бобовым стеблем необычайного размера, он бы, вне всякого сомнения, попытался вспомнить свои познания в ботанике, но ни в коем случае не стал бы карабкаться вверх.

Из вышеизложенного должно быть ясно, что герцогу Сконсу сказки были глубоко отвратительны. Он их не читал, не думал о них и, уж конечно, в них не верил. Мысль о превращении в сказочного героя казалась ему нелепой, и он бы с ходу отмел предположение о том, что, может быть, в чем-то похож на белокурых принцев в бархатных камзолах, которые нередко встречаются в подобных сказках.

Таркуин Брук-Чатфилд, герцог Сконс, известный близким, которых было ровно двое, как Куин, больше походил на сказочного злодея, чем на героя, и ему это было прекрасно известно.

Он уже не помнил, в каком возрасте понял, что совершенно не похож на принца. Возможно, ему было пять лет, или семь, или даже десять, но в один прекрасный миг он осознал: иссиня-черные волосы с белой прядью надо лбом весьма необычны и не воспеваются в сказках. Возможно, тогда кузен Перегрин впервые назвал его дряхлым стариком, что и привело к потасовке.

Но не только волосы отличали герцога от других юношей. Уже в десятилетнем возрасте у него был суровый взгляд, выдающиеся скулы и аристократический нос. К тридцати двум годам, как и двадцатью годами ранее, вокруг его глаз не пролегали морщинки от смеха, и все по одной простой причине.

Он почти никогда не смеялся.

Однако Куин все же кое-чем напоминал героя «Принцессы на горошине», хотелось ему того или нет: его мать занималась поисками жены для него, и ему было совершенно все равно, какими критериями она при этом руководствовалась. Если бы она сочла, что горошина под матрацем или пятью матрацами – единственный способ выбрать достойную будущую герцогиню, Куин бы согласился, лишь бы самому не пришлось об этом думать.

Итак, герцог отличался царственностью и величием, как безвестный принц из сказки и как Джорджиана. К дверям он приближался с таким видом, будто они принадлежали ему по праву. Но поскольку дверей в его доме было много, он мог бы заявить, что это вполне резонное предположение. Он смотрел на всех свысока, потому что был намного выше других. Способность смотреть свысока и надменность были его правом от рождения. О другом способе вести себя он и помыслить не мог.