Дом Монтеану. Том 2 (СИ) - Mur Lina. Страница 42

Моя голова кружится, кажется, что мы двигаемся вечность. Поцелуи не заканчиваются. Прикосновения и тихие стоны не прекращаются. Звуки заполняют мой слух, концентрируя моё внимание только на мягких всхлипах, скольжении наших тел друг по другу и на похрустывании простыней подо мной. И я бы могла умереть сейчас. Правда, это было бы прекрасным финалом для меня, но у Томаса другие планы.

Он переворачивается, и я седлаю его. Разорвав поцелуй, я откидываюсь назад, выгибая спину, и насаживаюсь на его член, наслаждаясь каждым сантиметром его длины. Ладони Томаса ласкают мою талию и поднимаются к груди. Он сжимает и массирует её. Я закусываю губу, раскачиваясь на нём и получая невероятное удовольствие от его поглаживания и пощипывания моих сосков.

Мои ладони проходят по его груди, и я склоняюсь над ним, полностью поднимаясь и резко опускаясь, отчего мы оба издаём приглушённый стон. Глаза Томаса горят, словно отражая пламя от камина. И я ловлю себя на мысли, что словно уже видела или слышала это. Но всё настолько схоже. Свечи оказываются зажжёнными, а я даже не заметила этого. Мягкий свет падает на наши тела, покрытые бисеринками пота. Стоны и шлепки тел становятся прекрасной композицией для этой минуты. Наши бёдра встречаются в ожесточённой схватке. Ладони постоянно поглаживают друг друга. Я нахожу губы Томаса, задыхаясь от желания целовать его вечно. Моё тело напрягается, когда я сильнее двигаю бёдрами. Быстрее. Томас обхватывает мои ягодицы и подбрасывает бёдра, встречая мои в громком хлопке плоти. Тяжёлое дыхание и поцелуи. Жар и похоть. Туман и страсть.

Время замирает для нас двоих. Смотрю в глаза Томаса. Его губы приоткрыты и припухли от поцелуев, блестят в свете свечей. Подхватываю его нижнюю губу и прикусываю. Томас стискивает мои ягодицы, разрывая меня размашистыми толчками. Растягивает. Наполняет. Сводит с ума. Энергия секса и желания становится осязаемой. Она проникает мне под кожу, в мои кости и мышцы, делая меня безумной. Мои пальцы путаются в волосах Томаса, когда он оказывается сверху, и я обхватываю его талию ногами. Он, опирается на руки и привстаёт, проникая в меня до основания. Выгибаясь, прикрываю глаза.

— Смотри на меня, Флорина. Смотри мне в глаза. Хочу, чтобы ты видела, что это я, — шипит он. Мне с трудом приходится подчиниться, и я вижу своё безумное отражение в темноте его глаз, в которых горит огонь. Словно дьявольская стрела пронзает меня гипнотический взгляд Томаса. Я не в силах перестать вглядываться в глубину его чёрных глаз, пока он берёт меня. Забирает всё у меня. Проникает в меня. Дарит мне удовольствие. Баюкает моё существо внутри. Распаляет его.

— Я… я… сейчас, — рвано выдыхаю, когда моё тело напрягается, а жар становится невыносимо сильным внутри. Двигаю бёдрами, встречая Томаса.

— Вкуси меня, — хрипит Томас и, немного наклоняя шею вбок, ложится на меня. Он стискивает мою голову и утыкается мне в шею. Наши тела скользят друг по другу всё быстрее и быстрее. Удовольствие сосредотачивается внизу живота, и я чувствую то самое время. Оно идеально. Теперь я знаю, о чём многие говорили. Потребность пометить своего партнёра. Потребность вкусить его. Потребность слиться с ним.

Мои клыки врезаются в кожу Томаса и прорывают её. Мой рот наполняется кровью Томаса, и в этот же момент он кусает меня. Меня разрывает на мелкие осколки от ощущений. Я перестаю ощущать своё тело, чувствуя только пронзающее меня удовольствие. Я достигаю пика настолько ярко, что перед глазами снова всё белеет. Словно до краёв наполняюсь кровью Томаса, и меня бросает в жар. Он проникает в мою кровь, и я обретаю часть своей свободы. Она поглощает меня раз за разом.

Раскрываю глаза и нахожу себя лежащей на снегу. Удивлённо озираясь, поднимаюсь на ноги и осматриваю себя. Я одета в чёрную толстовку и такого же цвета лосины. Я не могу понять, что происходит. Темнота вокруг подсказывает мне, что сейчас ночь. Вдалеке я вижу огни и быстро иду на них. Мои ноги утопают в снегу, я перехожу на бег и вылетаю на занесённую снегом подъездную дорожку дома. Довольно знакомого дома. Это дом Сава и его семьи. Я слышу голоса. Голоса всех, как и Томаса. Подхожу ближе и заглядываю в окно.

— Ты уверена, что хочешь этого, Майди? — хмуро спрашивает Томас, глядя на женщину.

Она испуганно сглатывает и кивает.

— Да. Иначе я никогда не помогу Саву. Обрати меня, Томас. Обрати, как моих сыновей. Сав нуждается в нас.

Томас выпускает клыки, Майди убирает волосы и обнажает шею. Все три брата наблюдают за ними, их глаза сверкают, а клыки блестят в свете искусственного освещения. Крик боли Майди разрывает тишину, и до меня доходит, что Стан не врал. Это прошлое, и я вижу его. Томас обратил их. Он помог им бежать. Они живы. На меня накатывает сильнейшее облегчение, и моё тело расслабляется, падая в темноту.

Глава 21

Делиться воспоминаниями — это определённый уровень доверия. Вообще, так просто влезть в голову вампира невозможно. Я имею в виду чистокровного вампира. В сознание полукровки войти легко, а вот чистокровного вампира намного сложнее. Он должен дать своё разрешение, если его нет, то придётся ломать ментальные стены, наносить физические увечья и ослабевать полностью организм, чтобы вампир не мог сопротивляться. И даже когда удаётся проникнуть в сознание, то не все воспоминания можно увидеть. Ты увидишь лишь то, что хочет помнить вампир. Обычно в таких случаях вампиры цепляются за воспоминания боли и ненависти к насильникам. И в конечном счёте ты ничего не получишь. Поэтому так важно дать разрешение и впустить вампира в своё сознание добровольно. Даже если разумом ты будешь согласен, а твоё существо нет, то ничего не получится. В общем, требуется единогласное мнение всего тела, души, разума и чувств. Иначе никак.

Когда я распахиваю глаза, то оказываюсь снова в спальне. Недалеко потрескивает огонь в камине. Вокруг нас всё ещё пульсирует воздух, сохраняя аромат секса и сладкой кульминации. Томас поднимает голову, глядя в мои глаза, и в его чёрных омутах я вижу улыбку, как и на губах. Это особая улыбка, она исходит именно их глаз, искренняя. Мне кажется, что Томас, как будто рад тому, что я увидела. Он убирает мокрые пряди волос с моего лба и чертит крест, а затем мягко целует это место. Он часто так делает. Так же он сделал перед тем, как войти со мной в ад. Зная, что вот-вот ему придётся обнаружить себя, показать своё истинное лицо и разбить мне сердце, Томас выбрал сторону. Но чью?

Томас ложится рядом со мной и прикрывает глаза, его грудь быстро вздымается. Пот блестит на его коже, излучающей жар. Я переворачиваюсь на бок и наблюдаю за тем, как он что-то обдумывает. Иногда тишина кажется такой громкой, а разговоры, наоборот, тишиной.

Касаюсь пальцами бицепса Томаса, и он поворачивает ко мне голову. Его глаза снова человеческие, а мне, оказывается, нравится его чернота, тьма и вековая печаль, застрявшая в глубине его зрачков. Томас подхватывает мои пальцы и целует их. Он кладёт себе на грудь мою руку и закрывает глаза. Я слышу стук его сердца. Оно медленно приходит в нормальное состояние. И вот этот маленький мир, в котором есть он и я, такой уютный, особенный и по-семейному тёплый. Мне представлялось, что вот так мои родители лежали в кровати, утопали в удовольствии, оттого что были рядом друг с другом. Так больно обманываться. Причём никто мне не говорил, кто и что делает, я выдумывала за них, то есть изначально готова была страдать. Хотела страдать.

У меня так много вопросов, но я не могу задать ни один из них без опасения того, что нас могут раскрыть, и мы оба пострадаем. И когда я думаю, что Томас может пострадать, то мне становится плохо, искренне плохо. Меня начинает мутить от страха. И это так хреново. Сколько бы я ни бегала от правды, лучше мне не становится. Пора бы признать, что ничего ещё не закончено, и, вероятно, моё сердце снова может быть разбито.

Томас резко напрягается и садится на кровати, а я, хмурясь, распахиваю глаза. Он подскакивает на ноги, показывает мне притвориться спящей и бросает на моё обнажённое тело одеяло за секунду до того, как в комнату без стука влетает Соломон. Он словно специально пытался поймать с поличным Томаса за чем-то таким, что мог бы использовать против него.