Храм муз словесных - Коломинов Вячеслав Васильевич. Страница 30

История создания славянского центра в Российской Академии не ограничилась попыткой неудачного приглашения чешских ученых в Россию. В начале 1839 г. такое предложение поступило из Праги и его инициатором выступил Ганка. В записке, присланной тогдашнему министру народного просвещения Уварову, он предложил учредить Славянское отделение при Академии. Обратимся к этому интересному документу. Каким же представлялось это Отделение?

«Оно должно состоять из шести академиков, соответственно шести важнейшим наречиям, и столько же адъюнктов, которые бы, вместе работая, по выбытию из своей части академика могли занять его место. Такой академик и адъюнкт его должны непременно быть уроженцами из тех славян, которых язык и письменность они имеют за предмет и должны не токмо язык и литературу своего наречия, но и нравы, и обычаи, и историю своего парода знать в совершенстве и по своей части с новыми произведениями литературы состоят в беспрерывных наблюдениях, связях и сношениях, как и доставлять для библиотеки Академии все важнейшие произведения. Начальник сего Отделения, избранный из числа академиков, должен знать совершенно все славянские наречия и смотреть на то, чтобы по возможности были всегда: 1) для Малорусского: один из южной Руси и другой из Галиции или Белой Руси или из закарпатских Русняков; 2) для Сербского: один из Сербии или Черной Горы и другой из Боснии или Болгарии; 3) для Иллирийского: один из Кроации и другой из Штирии, Каринтии, Карпиолии или Далмации; 4) для Чешского: один из Чех и другой из карпатских Словаков или из Моравии. 5) для Сербского: один из горной и другой из нижней Лузации и 6) для Польского: один из Королевства и другой из княжества Познанского или из Кракова.

Такое Отделение приготовляло бы кандидатов, уроженцев русских, на славянские кафедры при университетах, которых впоследствии с большим успехом возможно было бы посылать за границу для усовершенствования на месте, для чего требовалось бы менее времени и издержек, нежели ныне необходимо. Сверх сего, это Отделение должно заниматься разбором славянских литературных произведений, и таким образом возможно бы было издавать при Академии давно желаемую литературную всеславянскую газету. На его же обязанности состоит сочинить грамматики, как по диалектам, так всеобщую сравнительную, и составить всеобщий словарь, который бы вмещал в себе соединение богатства всех славянских наречий, без чего очень многое как в филологии, так и в истории и географии остается непонятным» [89, с. ILVI–ILVII].

Из записки видно, насколько серьезно относился чешский ученый к созданию в России крупнейшего научного центра по изучению комплексных проблем общего славяноведения. Но идея эта могла воплотиться в реальность только позднее — с 40-х гг. XIX в. Широкий интерес общественности к славянским народам и деятельности Академии в этом вопросе, в частности, обусловили необходимость официального признания славяноведения в качестве университетской дисциплины. Университетским уставом 1835 г. в Петербургском, Московском, Харьковском и Казанском университетах предусматривалось учреждение кафедр истории и литературы славянских наречий. Для подготовки к профессорской деятельности на этих факультетах были рекомендованы способные молодые ученые, которых направляли в длительные научные командировки. Среди них были О. М. Бодянский, И. И. Срезневский, П. И. Прейс, В. И. Григорович, совершившие путешествия по славянским землям. Там они познакомились со многими языками и диалектами, собрали большой фольклорный и этнографический материал, приобрели солидные познания во всех областях славяноведения, упрочили научные и дружественные связи с выдающимися славянскими учеными, установленные еще Российской Академией. Эти ученые стали основоположниками славяноведения как учебной дисциплины в русских университетах и своей педагогической и научной деятельностью не только обеспечили подготовку отечественных филологов-славистов, но и внесли существенный вклад в разработку ряда научных проблем филологии и истории славянских народов.

Необходимо подчеркнуть, что вопрос о «призвании» славянских ученых Российской Академией как для работы над общим словарем или в библиотеке, так и для учреждения специальных кафедр при университетах обсуждался в очень сложных условиях. После разгрома декабристского движения, в рядах которого было и общество «Объединенных славян», царизм считал своей главной задачей борьбу с «якобинской заразой» не только в России, но и в Европе. Именно поэтому Николая I особенно пугало стремление славянских народов к национально-освободительному движению, к духовному раскрепощению. И именно поэтому так долго отбирались и обсуждались кандидатуры приглашаемых чешских ученых, среди которых был «неблагонадежный» Челаковский [89, с. 129–192].

Современники называли Российскую Академию «Меккой славянства». И действительно, каждое начинание ее славянских корреспондентов встречало понимание. Сюда обращались ученые и научные общества с просьбами о поддержке своих трудов, и почти каждая из этих просьб в той или иной мере удовлетворялась. Академия предоставляла крупные суммы на завершение начатых работ за рубежом, на их издание, бесплатно высылала книги, награждала ученых денежными пособиями и медалями. В этой связи особенно интересна история отношения Академии к монументальному труду Шафарика «Славянские древности». Это издание справедливо считается делом всей жизни и научным подвигом ученого. Для осуществления своего замысла Шафарику пришлось проделать гигантскую работу, переосмыслить огромный фактический материал и создать настоящую славянскую энциклопедию. «Славянские древности» отличались широтой охвата материала. Они содержали сведения не только о славянских племенах, но и о племенах соседствовавших или имевших взаимоотношения с ними. Материал давался в сравнительно-историческом плане, особое внимание Шафарик уделил сравнительным данным славянского и европейского языкознания. Здесь окончательно доказывалось индоевропейское происхождение славянских народов и показывался их вклад в мировую историю. В Российской Академии об этом труде Шафарика знали из многочисленных писем ученого, а также из сообщений русских путешественников, побывавших в Праге. Так, на одном из летних заседаний 1835 г. читали письмо А. Титова к К. С. Сербиновичу, где сообщалось о титаническом труде П. Шафарика над «Древностями». О работе Шафарика информировал Академию и П. И. Кеппен в своей записке. «Чувствуя, сколь много Академия… должна дорожить литературою и литераторами разных словенских народов, я решаюсь обратить внимание на новый труд известного сочинителя Истории словенского языка и его литературы, г-на Шафарика — поступившую в печать книгу о «Славянских древностях»», — писал Кеппен, призывая поддержать автора подпиской на часть тиража книги [89, с. XIX]. Академия оказала Шафарику помощь в сборе материалов для этого труда. В письмах ученого в Петербург содержатся упоминания о тех или иных материалах и сведениях, которые помогли Шафарику при написании отдельных глав «Славянских древностей». Так, в одном из писем ученый

благодарил за присланные в 1838 г. книги, среди которых были акты Археологической комиссии, а также изданная Д. И. Языковым «Книга большому чертежу». Касаясь последнего издания, Шафарик писал, что это — «важный памятник для историческо-сравнительной географии Севера» [127, № 44, л. 59]. «Книга большому чертежу», как отмечал ученый, значительно облегчила ему занятия «Древностями». Она содержала богатый материал, и здесь Шафарик нашел «такие имена и слова, которые важны» были для его исследования [там же].

Свою историю имеет и перевод «Славянских древностей» на русский язык. В мае 1836 г. Академия поручила выполнить эту работу сотруднику русского посольства в Вене Г. Т. Меглицкому, который был знаком со многими славянскими учеными. Он содействовал получению Академией ценных изданий из Австрии и Сербии, сообщая в Петербург сведения о состоянии литературы зарубежных славян. Меглицкий согласился выполнить это поручение. Через два года он представил перевод первой части сочинения Шафарика, за что был удостоен денежного вознаграждения [89, с. 221]. Одновременно с этой попыткой были предприняты переводы О. М. Бодянским и П. И. Прейсом. Перевод Бодянского был издан М. П. Погодиным несколькими частями в типографии Московского университета с 1837 по 1848 г. Перевод же Прейса — небольшой отрывок первой главы «Древностей» — был напечатан в «Журнале Министерства народного просвещения» за 1837 г. В письме к Меглицкому Языков писал: «Поелику оно (сочинение. — Авт.) слишком обширно, то она (Академия. — Авт.) положила: не переводить его на русский язык вполне, а дождавшись того времени, когда г. Шафарик издаст все свое сочинение, тогда перевесть оное на русский язык, но только не все, а сделав хорошее извлечение» [89, с. XXXIX].