Одним пальцем - Кристи Агата. Страница 2

– И уж во всяком случае не этот писатель, – с чувством ответил я.

Джоан заметила, что все это, по ее мнению, здорово смешно. Она взяла письмо кончиками пальцев, покачала им и спросила, что мы будем дальше с ним делать.

– Думаю, – ответил я, – что самое правильное – бросить его в огонь, громко выражая при этом свое возмущение.

Буквально так я и сделал под аплодисменты Джоан.

– У тебя это получилось великолепно, – сказала она. – Как на сцене. К счастью, мы еще топим камин.

– Мусорная корзинка была бы далеко не так драматична, – согласился я. – Конечно, можно было бы поджечь письмо спичкой и понемногу присматриваться, как оно горит – или присматриваться, как оно понемногу горит.

– Только, когда хочешь, чтобы что-то загорелось, как на зло не получается, – возразила Джоан. – Никакого эффекта не было бы. Жег бы просто спичку за спичкой.

Она встала и подошла к окну, а потом быстро повернулась ко мне.

– Хотела бы я знать, кто это написал.

– Ну, этого мы никогда не узнаем.

– Да, пожалуй, что так. – Она немного помолчала и добавила:

– Я вот начинаю думать и не знаю – так ли уж это забавно. Знаешь, я думала, что.., что нам здесь рады.

– А нам и рады. Это же писал кто-то, у кого пары шариков не хватает…

– Я тоже так думаю. Фу, мерзость!

Она пошла во двор погреться на солнышке. Я курил свою первую утреннюю сигарету и размышлял о том, что Джоан права. Это действительно была мерзость. Кому-то было не по вкусу, что мы на время приехали сюда, кого-то раздражала светлая, молодая красота Джоан, кто-то умышленно хотел сделать больно. Само собой, что лучше всего было относиться к этому с юмором, но в глубине души я знал, что смешного тут мало.

Перед полуднем пришел доктор Гриффит. Я договорился с ним, что раз в неделю он будет меня осматривать. Оуэн Гриффит мне нравился. Смуглый брюнет, не то, чтобы светский лев, несколько медлительный, но зато руки у него были ловкие и ласковые. Он чуть заикался и был немного застенчив.

Чтобы ободрить меня, он сказал, что мое выздоровление быстро подвигается вперед, однако добавил:

– Как вы себя сегодня чувствуете? Мне только кажется или вы нынче действительно не в своей тарелке?

– Вы угадали, – ответил я. – За завтраком мы получили исключительно гнусное анонимное письмо, так что у меня до сих пор противно во рту.

Он поставил свой чемоданчик. Его узкое смуглое лицо оживилось.

– Хотите сказать, что и вы получили одно из этих писем?

Меня это начало занимать.

– А что – это здесь часто случается?

– Да. С некоторых пор.

– Вот как! – сказал я. – А я-то думал, что мы кому-то помешали просто тем, что чужие здесь.

– Нет, нет, с этим тут нет ничего общего. Это… – Он замолчал, а потом спросил:

– Что там было написано? Хотя… – он внезапно покраснел, – может быть, не надо было спрашивать?

– Охотно вам отвечу. Написано было, что та бабенка, которую я привез с собой, стоит того, чтобы согрешить, но о том, что это моя сестра, и болтать нечего! Это, так сказать, сокращенная версия.

Его смуглое лицо потемнело от гнева еще больше.

– Отвратительно! Ваша сестра.., надеюсь, это не слишком ее расстроило?

– Джоан, – ответил я, – может быть, и похожа на ангелочка с верхушки рождественской елки, но это вполне современная девушка и выдержать может многое. Ей это кажется ужасно смешным. Она еще никогда в жизни ни с чем подобным не сталкивалась.

– В этом я уверен, – сердечно сказал Гриффит.

– Видимо, это и есть наилучшая реакция, – решительно сказал я. – Считать это исключительно смешным.

– Да, – задумчиво сказал Гриффит, – но только…

Он замолчал, а, я поспешно согласился:

– Совершенно верно! Это смешно – но только…

– Беда в том, что, раз начавшись, такая вещь разрастается в лавину.

– Могу себе представить.

– Разумеется, это чистейшая патология.

Я кивнул и спросил:

– Вы догадываетесь, кто за этим стоит?

– Нет, а хотел бы. Знаете, все эти гнусные анонимки возникают по двум причинам. Это может быть злоба, направленная против одного человека или группы людей, злоба, так сказать, мотивированная: автор кого-то ненавидит и выбирает крайне подлый и коварный способ проявить свою ненависть. Это отвратительно, но вовсе не обязательно связано с расстройством психики. Обычно авторов таких писем разыскать нетрудно – уволенная служанка, ревнивая жена и тому подобное. Гораздо серьезнее дело, когда речь идет о злобе всеобщей немотивированной. В таких случаях письма как правило посылаются без раздумья и без выбора, просто чтобы снять тяжесть, давящую на мозг автора. Как я уже сказал, это чисто патологическое явление. Безумие нарастает. Когда, наконец, автора писем находят, это часто оказывается человек, о котором вы и во сне бы этого не подумали. Нечто подобное произошло в прошлом году на другом конце графства. Оказалось, что анонимки писала заведующая шляпным отделом в большом универмаге, спокойная, ласковая женщина, проработавшая там много лет. Аналогичный случай был и на севере Англии, где я раньше работал. Там причиной была чисто личная ненависть. Короче говоря, мне такие вещи уже случалось видеть и, честно говоря, они меня пугают.

– Давно это здесь продолжается? – спросил я.

– Да вроде нет. Конечно, трудно сказать точно, ведь люди, получившие такие письма, не ходят и не рассказывают о них первому встречному. Просто швыряют их в огонь.

Он помолчал.

– Я и сам получил такое письмо. И адвокат Симмингтон тоже. Упоминали о них и еще пара моих пациентов.

– И все письма на один манер?

– Да, все в них вращается вокруг секса. Это характерно. – Он усмехнулся. – Симмингтон был обвинен в непристойной связи со своей служанкой – бедной мисс Джинч, которой не меньше сорока лет, пенсне и зубы, как у кролика. Симмингтон отнес письмо в полицию. Меня автор обвинил в том, что я нарушал свой долг врача, заигрывая с пациентками, причем особое внимание было обращено на детали. Все это выглядит абсурдно и по-детски, но полно страшной злобы и яда. – Лицо у него изменилось, он помрачнел. – Все-таки это пугает меня. Такие вещи могут оказаться опасными.

– Еще бы!

– Даже если это только жестокая, детская злоба, рано или поздно одно из этих писем попадет в цель. И бог знает, что тогда может случиться! Я боюсь, что такие письма могут подействовать на слабых духом подозрительных и необразованных людей. Когда они видят что-то написанным черным по белому, они думают, что это правда. Могут возникнуть самые разнообразные осложнения.

– Это пишет какой-то примитив, – задумчиво сказал я, – я бы даже сказал, полубезграмотный человек.

– Вы так думаете? – Оуэн посмотрел на меня и ушел.

Когда я позже стал размышлять об этом, его «Вы так думаете?» начало меня беспокоить.

Не буду прикидываться, что анонимка не оставила неприятного привкуса и отвратительного запаха у меня во рту. Оставила. Скоро, однако, я перестал о ней думать. Понимаете, тогда я неспособен был принимать ее всерьез. Вспомнил, как я говорил себе в душе, что такие вещи в маленьких провинциальных местечках случаются нередко. Скорее всего, за этим кроется какая-нибудь истеричка, стремящаяся любой ценой стать центром событий. В конце концов, если все письма были такими же детскими и глупыми, как полученное нами, они не могли причинить особого вреда.

До нового инцидента, если это можно так назвать, дошло примерно через неделю. Мисс Партридж, плотно сжав губы, сообщила мне, что Беатрис, помогавшая ей в течение дня, сегодня не придет.

– Мне кажется, сэр, что она совсем вне себя.

Я не вполне понял, что мисс Партридж хочет этим сказать, но решил (как выяснилось – ошибочно), что речь идет о каком-нибудь желудочном заболевании, которое Партридж стесняется назвать прямо. Я ответил, что мне очень жаль, но я надеюсь, что скоро она будет здорова.

– Она здорова, как лошадь, – возразила мисс Партридж, – тут дело не в здоровье, а в чувствах!