Авиатор: назад в СССР 4 - Дорин Михаил. Страница 4

– Родин.

– Ты чей, Родин? Не учили тебя представляться, как следует? – продолжил меня допрашивать этот неприятный тип.

Волосы зализаны назад, нос картошкой и взгляд, как у маньяка-убийцы. И чего доколебался до меня?

– Виноват, но вашего звания и должности не знаю.

– Ты оборзел, курсант Родин? – продолжал играть на публику «картофельный нос». – Одевайся и пойдём со мной к командиру эскадрильи. Кто у тебя?

– Подполковник Ребров.

– Третья «алкашная». Понятно тогда. Вечно вы своего командира подставляете. А ну, дыхни на меня. Может, ты уже успел потребить?

Насчёт «алкашной» звучало обидно. Да ещё и стоять в трусах и майке было уже некомфортно.

– Вы позволите, я пойду, оденусь? – сказал я, пытаясь пройти мимо этого человека.

– Дыхни, сказал, курсант! – воскликнул он, схватив меня за плечо.

Вот бы сейчас выкрутить его кисть и посмотреть, как он будет выкручиваться. А нельзя, офицер, всё-таки. Наверняка ещё и дипломированный. Надоел он! Освободиться как-то надо от его гнёта?

Вспомнил! Капитан Гнётов из первой эскадрильи. Старший лётчик-инструктор и редкостная мразь по рассказам других курсантов.

– Не буду я дышать. Я не употреблял, и не надо нашу эскадрилью называть «алкашной». Она, между прочим, по лётной подготовке впереди вашей и остальных. И прозвище «пьющая» ей не мешает. Ваша, первая эскадрилья, на месте под кодовым названием «Двадцать один»?

– А ты, значит, вспомнил кто я? Прекрасно. Собирайся и пошли к командиру твоему.

Со спины Гнётова показалась физиономия Валентиновича. Командир звена тут же нахмурил брови, видя подобную сцену.

– Идти не надо никуда, товарищи. Здесь я уже, – сказал он, выходя перед Гнётовым.

– Роман Валентинович, вот, учу вашего курсанта манерам. Внешний вид заметил, какой у него?

– Григорий Максимыч, у вас других дел нет, как вот только моих курсантов за трусы ловить? – усмехнулся Новиков. – Родин, на высотку, а то простудишься… в каком-нибудь месте.

– Я с ним не закончил, Валентинович, – возразил Гнётов.

Сначала я немного застопорился, увидев меняющееся лицо Валентиновича. Он всем видом мне показывал, что недоволен моим торможением.

– Курсант Родин, шагоммарш на «высотку», – дал мне команду Новиков, и я не смел задерживаться ни на секунду.

Как-то эта беседа несильно у меня отложилась в голове, поскольку сегодня предстояла ещё куча селекторов. На очереди был разговор у Доброва после ужина.

Состоялись эти переговоры в четырёхсторонем формате в кабинете командира. Он знал мою версию событий и материалы объективного контроля. Теперь же предстояло сделать выводы. Предварительные, конечно.

– Итак, что в итоге. Разрушение фонаря, разгерметизация, растрескивание смотрового щитка гермошлема курсанта, – продолжал Добров перечислять весь список бед, свалившихся на меня сегодня. – Частичный отказ радиосвязи, отказ курсового прибора и высотомера. Это в воздухе.

– Товарищ командир, сегодня курсант Родин полностью подтвердил поговорку «Беда не приходит одна», – сказал Ребров, сидевший за столом напротив Доброва.

– Согласен. Ну и на закуску – обрыв тормозного парашюта и отказ тормозной системы. Ничего не пропустил, Сергей Сергеевич? – спросил он у меня.

– Никак нет, товарищ полковник.

– А всё-таки пропустил. Да, Иван Фёдорович? – обратился Добров к Швабрину.

– Посадка с аварийным остатком, – сказал Фёдорович.

Вот так номер! Швабрин очень рисковал, пытаясь мне помочь. Он же был не один в самолёте, и тем не менее пошёл на выручку. С моими приборами было бы сложно зайти на посадку, вот он и вызвался лидером ко мне.

– Ладно, со старшим лейтенантом Швабриным поговорим отдельно. Есть что добавить у командира эскадрильи? – спросил Добров у Реброва.

– Никак нет. Мы отдельно обсудим этот случай на полном разборе в эскадрильи. Действия обоих считаю правильными, товарищ командир, – сказал Вольфрамович, взглянув на нас.

– Да. По мне так главное, что все живы и здоровы. Самолётов, если что, нам промышленность ещё построит, если этот не починим. Оба свободны, отдыхать, – произнёс бодро командир и подошёл к нам, чтобы пожать руку каждому.

За дверями кабинета мы перекинулись парой фраз с Фёдоровичем, пока ждали Реброва.

– Спасибо, Иван Фёдорович. Выручили всё-таки, – начал я первым обсуждение.

– Не стоит. Это было нужно.

– Вы уж не обижайтесь, но ведь меня могли и «по командам с земли» завести на посадку. Возможно, не нужно было рисковать? – спросил я.

– Об этом в тот момент не думал. Может, и слишком было рискованно, однако все сели и хорошо…

Из кабинета командира выскочил Ребров, которого снова накрывала краснота. Пару секунд молчаливой сцены нам потребовалось понять, что он отправляет нас в свой кабинет. Здесь он продолжил молчать и только вопросительно смотрел на нас.

– Я не знаю, как так получается у меня, товарищ подполковник, – сказал я, и Ребров смиренно кивнул. Далее он начал сверлить взглядом Швабрина.

– Все на земле, а это главное. Вывод командира полка, Гелий Вольфрамович, – сказал мой инструктор.

– Здесь соглашусь. Я сейчас о другом. С полётом мы разобрались, а вот что будем дарить товарищу Рыжову?

Совершенно вылетело из головы сегодняшнее радостное событие. Тёмыч стал отцом!

– Командир, стандартная такса на покупку детской коляски, правильно? – спросил Фёдорович.

– Да я уже и не помню, сколько стоит коляска. Мои уже выросли давно. Родин, сколько нынче коляска стоит? – спросил у меня Ребров.

Нашёл кого спрашивать! Детей только на расстоянии видел.

– Не могу знать, товарищ подполковник. Мне такие заботы пока не грозят.

– Эх, вот и не заметишь, как и твоё время придёт по ночам не спать, а утром на полёты вставать невыспавшимся. Я это прошёл и знаете что, птенцы Белогорского гнезда? – Ребров подошёл к сейфу, повернул ключ, мощно пнул его и тот послушно открылся. – Это самое замечательное, что может с вами случиться.

Комэска достал из сейфа пару плиток шоколада «Кола». Одну плитку дал мне. Интересно, что на голубой пачке с непонятным обрамлением, была написана фраза: «Детям шоколад «Кола» давать нельзя».

– Ты Родин, уж извини, мал ещё. А мы с Фёдоровичем подумаем пока о таксе на коляску. Беги в казарму, подумаете о подарке своим коллективом.

Закрыв за собой дверь, я ещё некоторое время разглядывал плитку этого известного шоколада. Его особенность в том, что у него была очень насыщенная ингредиентами рецептура. Благодаря добавкам, «Колу» использовали как антистрессовый и укрепляющий продукт с тонизирующими свойствами. На этикетке, вдобавок к запрету употребления детьми, как раз написано, что по нормам применения, обычно одна-две дольки в сутки. Сомневаюсь, что дети не кушали этот продукт.

Отходя от кабинета, я услышал за дверью обрывки тоста за новорождённого и тихий звон стопок.

В казарме подготовка к празднованию радостного события в жизни нашего товарища шла полным ходом. Теперь наш рыжий друг Тёмыч стал отцом, и он, как мне кажется, ещё пока не особо осознаёт себя в этой роли.

Столы вынесены на центральный проход. Из авосек и коробок вытаскиваются кастрюли, тарелки и другие сосуды. В воздухе витает праздничная смесь салатов, варёного и жареного. Из нашей «Электроники-311с» играет «Шокинг Блю», наполняя расположение еще большей атмосферой праздника.

Без помощи четы Рыжовых и всей станицы Кучугуевской такое приготовить нереально. Представляю, что сейчас происходит там.

– Тесть сегодня на отпуск написал сразу. Борщев отпустил, – сказал Артём, выкладывая из банок соленья.

– Понял, что просто так с Кучугуевки ему не уехать? – посмеялся я вместе с ним.

– Алевтина Егоровна как знала, что нужно на целый взвод готовить, – сказал Макс, раскрывая ещё пару коробок. – Знаменитый компот твоих родителей. Или это от Никодимыча подгон?

– От него в другой коробке, – сказал Тёмыч.

– Артём, ну ты уже держал богатыря своего? – спросил я.