Шерлок Холмс и дело о крысе - Дэвис Дэвид Стюарт. Страница 1

Дэвид Дэвис

Шерлок Холмс и Дело о крысе (сборник)

David Stuart Davies

Sherlock Holmes and the Hentzau Affair

Shadow of the Rat

Sherlock Holmes and the Hentzau Affair © David Stuart Davies, 1991

Shadow of the Rat © David Stuart Davies, 1999

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Петроглиф», 2012

Шерлок Холмс и Хентзосское дело

Предисловие

События, связанные с этим приключением, которое мне посчастливилось разделить с моим другом Шерлоком Холмсом, умнейшим и лучшим из известных мне людей, происходили в 1895 году. Делая заметки в своем блокноте, я уже тогда понимал, что мир еще не готов услышать полное описание этого дела, пока в мире что-то не изменится. Однако перемены, произошедшие с ним за последовавшие годы, оказались для меня полной неожиданностью.

С началом века растущее напряжение в Европе прорвалось массовыми убийствами в Сараево, стремительной войной, способной положить конец всем другим войнам. Вклад старушки Европы в развитие мировой истории XIX века был неоценим, но сейчас она лежала на смертном одре. Частично виной тому стали ошибки и слабость ее политиков, в остальном же сказалась неспособность справиться с разрушительной силой и властью, которой это развитие ее наделило. В воздухе отчетливо витали вдохновленные юными идеалистами настроения о невозможности развития без разрушения. Эти глупцы были готовы броситься навстречу неизвестному, принципиально иному будущему. Для Европы это означало гибель монархии: Старый Свет оказался в плавильном котле, где в пламени войны безвозвратно таяли былые убеждения и династии. В том же огне находилось и королевство Руритании, основное место событий, о которых и будет рассказано далее.

Дым сражений рассеялся только к 1918 году, и тогда я решил, что мне больше ничто не мешает приоткрыть завесу тайны над этой историей. Однако я понимал, что даже тогда публиковать мемуары было еще рано, поэтому просто положил свои записи об этом и многих других не преданных огласке дел Шерлока Холмса в старый, потрепанный годами путешествий жестяной посылочный ящик и направил в хранилище «Кокс энд К°» на Чаринг-Кросс. В своем завещании я определил, что спустя пятьдесят лет после моей смерти, когда никого из действующих лиц этой драмы уже давно не будет в живых, миру наконец будет поведана история о Хентзосском деле.

Глава первая

Полковник Сапт

Я часто размышлял о том, что большинство дел, расследованных моим другом, знаменитым сыщиком Шерлоком Холмсом, и имевших драматическую завязку, приходило к не менее трагическому финалу. И дело, о котором я собираюсь вам сейчас поведать, – самое яркое тому подтверждение. Эти события угрожали миру в Европе и чуть не стоили жизни нам самим.

В тот ранний вечер 1895 года, когда мы с Холмсом прогуливались по Гайд-парку, ничто не предвещало начала приключений. Мой друг мучился бездействием, и когда воздух в нашей гостиной стал совершенно невыносимым из-за его любимого крепкого табака, я настоял на том, чтобы мы вышли на улицу. Холмс с неохотой согласился.

Мне всегда казалось, что жителям больших городов гораздо проще да и интереснее наблюдать за сменой времен года, чем обитателям сонных селений. Великолепные лондонские парки и пронизывающие столицу аллеи словно становились символами уходившего сезона. Их изменчивые черты становились вязью на геральдике самой природы: резкие черные и серые зимние тени, свежая зелень и розовые бутоны весны, летняя роскошь листвы и янтарные с золотом оттенки осени. Прогулка по Лондону всегда давала прохожему возможность заглянуть в прекрасное своим непостоянством лицо матери-природы.

В том году выдалось чудесное лето, но уже в первые недели сентября деревья окрасились легкими медными оттенками. Проходя вдоль свинцовых вод озера Серпентин, я заметил, что весельные лодочки, так популярные летом, уже исчезли, и это еще раз напомнило мне, что самый яркий сезон года уже позади. Повернув домой, мы ощутили, что вечера уже стали прохладными, а ветер, игравший с первыми опавшими листьями, – порывистым.

– Какими бы знаниями и силой человек ни обладал, Уотсон, он по-прежнему бессилен против времени, – заметил мой друг с меланхолической ноткой в голосе. – Оно неумолимо. Хоть Шекспир и называет нас «венцом всего живого», но мы, друг мой, по-прежнему рабы времени.

Большую часть дня Холмс и так был угрюм и молчалив, и, казалось, умирающая природа лишь обострила его traedium vitae [1]. Подобные смены настроения моего старого друга были мне давно знакомы. Его мозг, этот удивительно сложный инструмент, был очень чуток к малейшим влияниям извне. К тому же я понимал, что не только неумолимый бег времени удручает моего друга: его замечательный ум бунтовал без дела.

Когда мы повернули с Оксфорд-стрит на Бейкер-стрит, зажглись фонари, и даже на грохотавших по мостовым кэбах загорелись маленькие светильники, пронизывая полумрак янтарными лучами, на которые, как на путеводные звезды, нацеливались клиенты.

Мы с Холмсом погрузились в молчание, и каждый из нас блуждал в лабиринтах собственных мыслей, когда из надвигающегося закатного сумрака выплыло знакомое мне лицо и направилось прямо ко мне. Лицо принадлежало другу Петерсона, комиссионера, которого я лечил от пневмонии, когда Холмс отлучался из города на одно из своих тайных расследований. Лицо не отличалось благообразием: с высоким лбом, тонким, четко очерченным носом с горбинкой, на самой высокой точке которого покоилось пенсне. Он походил на поизносившегося духовного служителя или профессора, но я знал, что он виноторговец из «Роуз энд Краун», излюбленной грузчиками пивной в Ковент-Гардене.

Подойдя поближе, он узнал меня, удивленно вскрикнул и схватил за руку, чтобы тут же начать ее трясти.

– Здравствуйте, доктор Уотсон! – воскликнул он.

Я улыбнулся и кивнул.

– Как видите, я здоров как бык!

– Рад слышать, – ответил я.

На этом мы расстались, и он, без всяких колебаний, снова заторопился на работу.

– Итак, Холмс. – Я повернулся к моему молчавшему другу. – Что вы можете сказать об этом человеке?

Тот взглянул на меня, приподняв брови, и усмехнулся. Я знал, почему он нашел этот вопрос забавным: он сразу раскусил мою попытку отвлечь его от грустных раздумий.

– Что ж, – произнес Холмс с улыбкой, – помимо того, что вы некогда его вылечили, он торгует в розлив в питейном заведении где-то в Уэст-Энде, скорее всего в «Роуз энд Краун», служил в армии, пренебрегает своим здоровьем и крайне неудачливый игрок, пожалуй, я не могу сказать вам более ничего.

Некоторое время я смотрел на него в немом изумлении, но потом мы оба рассмеялись.

– Холмс, – выговорил я наконец, – я догадываюсь, как вы поняли, что он был моим пациентом, но… Ума не приложу, как вы домыслили все остальное.

Холмс поджал губы.

– Бросьте, Уотсон, – произнес он. – Неужели вы и правда хотите предложить мне эту игру?

– Никаких игр, уверяю вас. Я искренне заинтригован вашими умозаключениями.

– Извольте. – Холмс нетерпеливо вздохнул, но я догадался, что эта задача немного его развлекла. – Вот как я все это вижу. Этот человек окликает вас и говорит о своем здоровье, следовательно, вы лечили его от какой-то болезни, а поскольку уже не практикуете, то обратиться к вам он мог только по рекомендации кого-либо из местных жителей, осведомленных о вашем мастерстве. На эту роль больше всего подходят миссис Хадсон и Петерсон, тот комиссионер. Предмет нашего разговора не похож на тех, кто вхож в круг знакомых нашей домовладелицы, следовательно, остается только Петерсон. Далее, у него есть возможность обратиться за помощью к доктору, что, судя по всему, произошло не так давно, раз уж он все еще помнит ваше лицо и способен узнать его в сумерках. Однако он не утруждает себя ношением теплой одежды, несмотря на прохладный вечер, значит, здоровьем своим пренебрегает. Что касается одежды, то от нее исходит сильный пивной запах, да и колени у него заметно потерты, что указывает на работу в питейном заведении, но работу скорее физическую. Так появляется виноторговец. Поскольку, как мы определили, он приятельствует с Петерсоном, то скорее всего место его работы находится где-то в том районе, где наш комиссионер бывает в пивных чаще всего, что сужает наши поиски до «Роуз энд Краун» или Генриетта-стрит. Вам самому хорошо известно, Уотсон, что военные с трудом расстаются со старыми привычками, а его носовой платок…