Бес в серебряной ловушке - Ягольницер Нина. Страница 22

– А ты?

– Я поскачу за тобой. Каурый бойчее моего служаки, ему сподручней будет впереди.

Но Пеппо стиснул зубы, и в голосе его прорезались знакомые ноты клокочущего бешенства:

– Бойчее… Ты поскачешь позади и прикроешь мою бесполезную шею от пули. Не ври, Мак-Рорк, я как облупленного тебя чую! Езжай вперед, осел, тебя ждет Венеция! А с меня что им взять?

– Нас ждет смерть! – рявкнул Годелот. – И она с каждой секундой ближе, а ты этикеты развел! Ты уже знаешь, каковы у мародеров забавы, поверь, слепота – это не худшее, что они могут причинить побежденному! Скачи, дуралей, не рассуждай!

Злость не мешала Пеппо сознавать, что за пустыми препирательствами утекают драгоценные минуты. Выругавшись, он дал каурому шенкеля и понесся по просеке, слыша позади топот коня Годелота. Звон сбруи и фырканье скакуна отчего-то обрели странную громкость, издали неслась приглушенная дробь копыт, и тетивщику каждую минуту чудилось, что вот-вот сзади раздастся выстрел.

– Пеппо! – налетел со спины голос шотландца. – Сворачивай направо! Попробуем их запутать!

Тетивщик подчинился, не переспрашивая. Шелестящий душный коридор стал жарче, гладкая тропа сужалась.

– Ах, едрить же тебя в душу! – вдруг громыхнуло сквозь топот и дребезжание. – Подкова! Подкова обломана, черт бы ее подрал!

Пеппо резко натянул поводья, и шотландец едва успел тоже осадить коня, чтоб не столкнуться на узкой тропе:

– Ты чего творишь?! – прикрикнул он. – Скачи давай! У каурого не следы, а бисерная вышивка! На тракте я не заметил, а тут земля сырая, нам им голову не заморочить!

Но Пеппо вскинул разгоряченное лицо:

– Лотте, сколько коней пройдет по этой тропке рядом?

Шотландец раздраженно закатил глаза:

– Двое, если голова в голову. Про дятла вот на том буке рассказывать, или дальше поедем не торопясь?

Но Пеппо сарказм не смутил.

– Как раз по четыре… – пробормотал он взволнованно, понукая коня подойти к Годелоту вплотную. – Ты в понедельник у меня тюк тетивы покупал. При тебе она?

– При мне, ясно. – Годелот нахмурился, не разумея, куда клонит шельмец, а тот вдруг соскочил наземь:

– Давай тетиву, живо! И найди два дерева, не слишком толстых, одно против другого.

Кирасир вскинул брови, но тут же его лицо просветлело: он понял. Бросив Пеппо в руки холщовый тюк, он тоже спешился. Итальянец уже сноровисто разматывал плотные связки арбалетных тетив. Прочные вощеные шнуры любовно обвивались вокруг умелых пальцев, не путаясь и не скользя.

Годелот не мешкал – два молодых тополя, растущих по обе стороны тропы всего в трех ярдах впереди, сами влекли взгляд военной стройностью стволов.

– Лотте, скорее! Они уже близко! – Пеппо вскочил с земли, аккуратно держа на вытянутых руках две связки тетив по четыре в длину.

Да, преследователи были близко. Уже и Годелот, казалось, чувствовал, как еле заметно дрожит земля, отзываясь на дробь лошадиных копыт. Но дело было сделано. Гладкие пеньковые шнуры туго охватили стволы тополей, и две крепкие струны натянулись над тропинкой – одна на уровне конской груди, другая всего в футе от земли. Пеппо резко зацепил тетиву пальцем, словно ожидая услышать звон:

– Надеюсь, они резво скачут. Это должно их задержать. Все, помчались, время дорого.

Но Годелот молчал, сдвинув брови. И вдруг, будто очнувшись, скомандовал:

– Нет, езжай за мной!

Бесцеремонно подтолкнув Пеппо к коню, он развернул вороного и понесся назад по тропе. Но уже через минуту снова остановился, вцепляясь в плечо тетивщика рукой, и стремительно заговорил:

– Теперь слушай. Мы не сможем долго от них бегать. Наши следы ясны, как зола на снегу. Их нужно остановить. Совсем. С четверыми нам не сладить, но после твоей затеи их должно стать меньше. Ты сделал свое, остальное – моя забота.

Что-то мелькнуло в неподвижных глазах, но Годелот схватил тетивщика за второе плечо и сжал до боли:

– Молчи, я сказал! И гордость засунь в… В общем, не важно. Если ты попадешься на глаза этим волкам, они тебя не пощадят. Прямо позади тебя огромный орех, а у того ореха толстая ветка всего футах в двенадцати над землей. Тебе нужно как угодно влезть на эту ветку, а уж с нее в два счета взберешься выше. Прижмись к стволу и молчи мышью. Там крона что юбка испанской дамы, тебя вовек не углядят. Я тоже схоронюсь и попробую это шакалье вперед малость пропустить и первым им в спину ударить, чтоб вернее. Заодно, глядишь, узнаю, кто Кампано пеплом положил. И еще. Если я погибну, возьми моего вороного – он казенный, любого всадника слушается – да вели ему идти в Пикколу, это первая деревенька у опушки, конь ее знает. Там тебе на постоялом дворе в Венецию путь всякий укажет, да и хозяйка там, говорят, добрая старушка, подсобит, чем сможет.

…Так было нельзя. Это было несправедливо, отвратительно, невыносимо. Но Пеппо молчал, чувствуя, как впиваются в плечо жесткие пальцы, слушая торопливые указания и понимая с беспощадной ясностью, что иначе тоже нельзя. Что ему придется просто прятаться в укрытии, пока Годелот будет драться за его шкуру, и беречь свою жизнь уже хотя бы из благодарности к этому случайному в его глупой судьбе человеку, рискующему из-за него головой.

Он хотел что-то сказать, но лишь кивнул, сглатывая подступившие к горлу злые слезы. Уже отчетливо слышен был топот копыт, время уходило, утекало, неслось все быстрее. И Пеппо позволил Годелоту подвести каурого к ореху, вскочил обеими ногами на седло, оттолкнулся от упругой конской спины и подпрыгнул вверх, в пустоту, выбрасывая руки вперед. На несколько бесконечно долгих мгновений тьма стала бездной, не имеющей ни верха, ни низа, когда ладонь левой руки больно встретилась с шершавой корой, оскальзываясь, а правая охватила толстую ветку. Пеппо подтянулся, взбираясь на воздушный помост, а потом снова вскинул руки, нащупывая путь вверх, под прикрытие густой листвы…

Годелот схватил обеих лошадей под уздцы и метнулся с тропы вниз, в овраг с причудливо изломанными краями, где выполосканные дождями корни деревьев неопрятными космами нависали над склонами. Кое-как укрыв животных от постороннего глаза, он велел вороному стоять смирно, каурому же попросту накинул на голову колет, чтоб конь не испугался. Сам же перехватил мушкет и открыл пороховницу. У него было не больше нескольких минут. Еще полчаса назад Годелот клял себя за то, что из опасений неопытного вояки вез мушкет незаряженным: он не раз видел, как разрывает ствол оружия досланная по забывчивости вторая пуля, и опасался оказаться разгильдяем. Но сейчас он был рад этой предосторожности. Засыпав порох на полку и в дуло, Годелот оторвал узкую полосу от камизы, крепко завернул в нее горсть мелких камешков и протолкнул шомполом этот импровизированный заряд в ствол аркебузы. Ну же, времени почти не осталось. А если он не успеет поджечь фитиль, то все приготовления окажутся напрасными.

О сухом мхе в сыром подлеске нечего было и мечтать. Годелот подскочил к стволу торчащей неподалеку чахлой ели и начал стремительно срывать лепестки смолистой коры, обламывая ногти, в кровь раздирая пальцы и слыша, как совсем неподалеку трещат сучья под быстрыми ногами лошадей. Еще немного… Ему нужен всего один язычок огня.

Стук кресала показался шотландцу громким, как выстрел, но комочек коры, топорщащийся на пне, не занялся. Еще раз. Руки дрожали от спешки и волнения. Еще. Годелот готов был взвыть от злости. Яростно ударив по кремню, он высек целый сноп искр и склонился над трутом, раздувая жалкий огонек и одновременно поднося фитиль к дымящемуся комку. Насмешливо затрещав, фитиль неохотно затлел.

– Да черт бы вас подрал… – пробормотал Годелот, торопливо затоптал огонек и бросился назад к тропе. Лег на откос оврага между корней ореха, торчащих из влажной земли, словно корявые пальцы. Опирая на них тяжелый мушкет, он беззвучно молился: план был шаток, и шотландцу отчаянно хотелось, чтобы все скорее началось и этому мучительному ожиданию пришел бы конец.

И вот рокот превратился в отчетливый перестук копыт, и из-за поворота тропы показались четверо всадников. Двое держали у седел аркебузы, еще двое были вооружены арбалетами. Простые кирасы без гербов, невзрачные серые плащи. Один, смуглый, с обезображенным оспой лицом, вглядывался в засыпанную прелой листвой тропу, придерживая коня: