Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата. Страница 10

– Вам что-нибудь угодно, сэр?

– Да. Если бы вам назвали Хангерфордский мост, куда бы вы пошли?

– Куда бы я пошла? – Миссис Уаррит задумалась. – Вы имеете в виду, если бы я хотела туда пойти?

– Да, представим себе, что именно так стоит вопрос.

– Ну что ж… Наверное, я пошла бы к Хангерфордскому мосту, а что?

– Вы имеете в виду Хангерфорд в Беркшире?

– Где это?

– В восьми милях за Ньюбери.

– Я слышала о Ньюбери. В прошлом году мой старик там поставил на одну лошадь и не прогадал.

– Так что, вы отправились бы в Хангерфорд близ Ньюбери?

– Ну конечно нет, – сказала миссис Уаррит. – Зачем так далеко? Я бы пошла к Хангерфордскому мосту, естественно.

– Вы хотите сказать…

– Ну, к тому, что рядом с вокзалом Черинг-Кросс, вы же знаете. Мост через Темзу.

– Да, – сказал сэр Стэффорд Най. – Точно, я знаю, где это. Благодарю вас, миссис Уаррит.

Это было похоже на игру в орлянку. Объявление в лондонской утренней газете означало железнодорожный Хангерфордский мост в Лондоне. По-видимому, это и имело в виду лицо, поместившее объявление, хотя в том, что объявление дала именно интересующая сэра Стэффорда дама, он совершенно не был уверен. Ее мысли, насколько он мог судить по краткому общению с ней, были весьма оригинальны и необычны. Он ожидал другого ответа, более определенного. Но другого не существует. Кроме того, возможно, имеются и другие Хангерфорды, в других частях Англии, и там, вероятно, тоже есть мосты. Ну что ж, так или иначе, сегодня все прояснится.

Был холодный ветреный вечер с моросящим дождем. Сэр Стэффорд Най брел, подняв воротник своего непромокаемого плаща. Прежде ему уже случалось бывать на Хангерфордском мосту, и этот мост никогда не казался сэру Стэффорду местом, подходящим для прогулок. По мосту сновали потоки людей: запахнув потуже плащи и надвинув на лоб шляпы, все они спешили как можно скорее добраться до дому, подальше от ветра и дождя. Сэр Стэффорд Най подумал, что в этой толпе бегущих людей весьма затруднительно разглядеть кого-либо. Неподходящий момент для рандеву. Может быть, в газетном объявлении речь шла о Хангерфордском мосту в Беркшире? Во всяком случае, все это казалось очень странным.

Он шел вперед, не убыстряя и не замедляя шага, никого не обгоняя и уступая дорогу идущим навстречу. Он шел достаточно быстро, чтобы его не обгоняли идущие сзади, хотя при желании они могли бы это сделать. Наверное, это шутка, думал Стэффорд Най. И шутка не в его вкусе.

Вообще-то, если подумать, она и не в ее вкусе. Навстречу ему, тяжело ступая, шла женщина в плаще; она наткнулась на него, поскользнулась и рухнула на колени. Он помог ей подняться:

– Все в порядке?

– Да, благодарю вас.

Женщина поспешила дальше, успев что-то сунуть в руку Стэффорду Наю. Незнакомка исчезла, смешавшись с толпой. Стэффорд Най пошел своей дорогой: он все равно не сумел бы ее догнать, к тому же она явно этого не желала. Он ускорил шаг, крепко сжимая в руке нечто, врученное ему женщиной, и наконец добрался до другого конца моста в Суррее.

Там он зашел в маленькое кафе и, присев за столик, заказал кофе. Потом разжал ладонь и увидел небольшой конверт из непромокаемой бумаги, а в нем еще один, простенький белый конверт. Он вскрыл его и обнаружил билет.

Билет на завтрашний вечерний концерт в «Фестиваль-Холле».

Глава 5

Вагнеровский мотив

Сэр Стэффорд Най устроился поудобнее в своем кресле, слушая барабанную дробь Нибелунгов, с которой начался концерт.

Хотя он любил Вагнера, «Зигфрид» ни в коей мере не был его любимым произведением из цикла «Кольцо Нибелунгов», предпочтение он отдавал «Золоту Рейна» и «Гибели богов». Ария Юного Зигфрида, внимающего пению птиц, почему-то всегда его раздражала, вместо того чтобы наполнять блаженством. Может быть, все дело в том, что в юности он слушал ее в мюнхенской опере в исполнении величественного тенора, к сожалению, более чем величественных пропорций, а он тогда был еще слишком молод, чтобы наслаждаться музыкой, абстрагируясь от облика Юного Зигфрида, которого лишь с большой натяжкой можно было назвать юным. Вид толстого тенора, катающегося по земле в пароксизме ребяческого веселья, вызывал у него отвращение. От песен птиц и шелеста леса он тоже не был в восторге. Нет, лучше слушать «Рейнских дев», хотя тогда, в Мюнхене, даже рейнские девы имели пышные формы, но это было не так противно. Уносимый мелодическим водным потоком и веселой песней, он не позволял себе отвлекаться от музыки.

Время от времени он непринужденно оглядывался вокруг. Он пришел довольно рано. Зал, как всегда, был переполнен. Наступил антракт. Сэр Стэффорд поднялся и посмотрел по сторонам: кресло рядом с ним оставалось свободным. Кто-то купил билет, но не пришел. Интересно, он прав в своем предположении или же его гипотетический сосед просто опоздал и его не пустили в зал: такое все еще практиковалось на концертах, где исполняли Вагнера.

Он вышел, прошелся по фойе, выпил чашку кофе, выкурил сигарету, а когда раздался звонок к началу второго отделения, вернулся в зал. На этот раз, пробираясь между рядами к своему месту, он увидел, что соседнее кресло занято, и его вновь охватило волнение. Добравшись до своего места, он сел. Да, это была та самая женщина из зала ожидания Франкфуртского аэропорта. Она сидела, устремив взгляд вперед. Профиль ее был в точности таким, каким он ему запомнился: четким и безупречным. Она чуть повернула голову, ее взгляд равнодушно скользнул по нему, и это «неузнавание» его было столь категоричным, что никаких слов уже и не требовалось. Это было свидание, которое нельзя было афишировать, по крайней мере теперь. Свет стал гаснуть, женщина повернулась:

– Простите, можно взглянуть на вашу программку? Боюсь, что свою я обронила где-то в проходе.

– Конечно.

Он передал ей программу, она взяла ее, развернула и стала читать. Свет стал еще тусклее. Второе отделение началось с увертюры к «Лоэнгрину». В конце ее женщина вернула программу со словами:

– Большое вам спасибо, вы очень добры.

Следующим номером исполнялись «Шорохи леса» из «Зигфрида»: он сверился с программой, которую ему вернули, и вдруг заметил внизу страницы какую-то бледную карандашную приписку. Он не стал пытаться прочесть ее немедленно, к тому же в зале было довольно темно. Он просто свернул программу и держал ее в руке. Он был совершенно уверен, что сам в программе ничего не писал. Скорее всего, решил он, у нее тоже была программа, которую она держала в сумочке; видимо, она в ней заранее что-то для него написала. От всего этого опять повеяло таинственностью и опасностью: та встреча на Хангерфордском мосту, конверт с билетом, сунутый ему в руку, а теперь эта женщина, молча сидящая рядом. Раз или два он окинул ее быстрым, небрежным взглядом, которым обычно удостаивают случайного соседа. Она сидела откинувшись на спинку кресла; на ней было строгое платье из черного крепа, на шее – старинное ожерелье. Темные волосы коротко подстрижены и уложены. Она не смотрела в его сторону, не отвечала на его взгляды. Он подумал, уж не находится ли в зале «Фестиваль-Холла» некто, следящий за ними: не переглядываются ли они, не разговаривают ли? Не исключено, что этот «некто» совсем рядом. Она ответила на его объявление в газете, и этого с него достаточно. Его любопытство не было удовлетворено, но теперь он, по крайней мере, знал, что Дафна Теодофанос, она же Мэри-Энн, здесь, в Лондоне, и, значит, есть возможность когда-нибудь узнать побольше о том, что тут затевается. Но план этой «операции» разрабатывает она, а он должен следовать ее указаниям. Он подчинился ей в аэропорту, подчинится и теперь, к тому же он должен признать, что жизнь внезапно стала интереснее. Да, лучше так, чем сидеть на скучных политических совещаниях. Действительно ли на днях его пыталась сбить машина? Скорее всего, так. И даже не один раз, а дважды. Было нетрудно поверить в то, что за ним охотятся: теперь так много лихачей за рулем, что легко можно усмотреть злой умысел там, где его и нет. Он свернул программку и больше в нее не заглядывал. Музыка закончилась, и сидящая рядом женщина заговорила, не взглянув в его сторону и вроде бы ни к кому не обращаясь.