И аз воздам - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 40

Нальчик бурлил и кипел. За неделю, что Брехт с гусарами отсутствовал, маленький аул превратился в огромный стан. Людей, в прямом смысле этого слова, были тысячи. Кабардинец Зубер Шогенцуков выехал на средненькой паршивости лошадке навстречу генералу Витгенштейну, чтобы похвастать, что он достойно выполнил поручение.

– Что скажешь, граф? Достаточно я аскерчи привел? – и сияет, как тот самый новехонький рубль с уродским римскоподобным Александром Палычем.

– Тебя нужно чуть подучить, и ты сможешь со временем тут правительство возглавить, – снизив голос до шепота, чтобы никто не услышал, похвалил Зубера Брехт. Узнают о предсказанном будущем этого голодранца и закопают живьем.

Вон те товарищи и закопают. Эта группа в дорогих одеждах, а самое главное, с безумно красивыми и, должно быть, такими дорогими лошадьми, стояла чуть отдельно, и против находящегося в зените солнца из-под руки наблюдала за въезжающими в полукруг, образованный всадниками и пешими черкесами и кабардинцами, гусарами голубыми. А чего, гусары мариупольские надели парадные ментики и доломаны, почистили, как и завещал Лермонтов, кивера и смотрелись вполне себе представительно. Вообще, генералам полагалась другая форма, вместо кивера у Витгенштейна должна на макушке треуголка красоваться, как у Джека Воробья. Только через два года российская армия пойдет по стопам европейцев и сменит треуголки на двууголки или бико́рны. Треуголки для генералов сейчас с белой выпушкой по краю. Но Брехт решил не выпендриваться и в дорогу взял обычный гусарский кивер. И оделся в цвета полка. Отлично помнил, что финские «кукушки» в первую очередь выбивали командиров, по белой шапке их определяя. Ничем не дурнее горцы финнов и по командиру и аж по целому генералу обязательно найдутся желающие пальнуть из своих длинноствольных карамультуков. Чего Бога гневить? С какой целью выделяться? Нет, Брехт хотел домой живым вернуться. Там дел полно, там жена с детьми. Конезаводик, опять же.

– Пщы? – так же тихо спросил Петр Христианович у Зубера, чуть мотнув головой в сторону парадных дядек. Даже в жару июльскую вырядившихся в бурки белого цвета.

– Ворки и пщы. Самые знатные и богатые, – подтвердил кабардинец.

Брехт потрусил к ним. Ну, разные у них лошади, он хоть и купил в Москве на рынке что-то близкое к орловскому рысаку, но до этих аргамаков его жеребцу далеко. Особенно красивы рыжие и вороные. Лошади, кстати, не сильно высокие, в холке чуть больше полутора метров. Скрещивать даже вон того довольно высокого вороного жеребца, на котором сидит пожилой черкес с бородой раскидистой, с его шайрами или даже фризами не стоит. Если выводить огромных лошадей для артиллерии, то кровь этих хоть и красивых, но невысоких лошадок все загубит. Вроде буденновская порода лошадей выведена на основе вот этих аргамаков. Пусть Буденный и выводит.

– Зубер, скажи, что генерал и граф Витгенштейн, прибывший сюда по повелению императора, приветствует этих отважных воинов, что собрались здесь. – Брехт поднял руку, призывая к тишине. Не вышло. Дисциплины горцы не обучены, гул, как стоял, так и продолжал стоять. Пришлось, самому сначала гаркнуть: – Орлы!

Примолкли, и Зубер перевел приветствие.

Народ сдержанно загудел.

– Император Александр, новый государь России, послал меня к вам, потому что хочет иметь у себя охрану из лучших воинов. А лучшие воины это вы. Но ему нужно всего двадцать воинов черкесов или кабардинцев. Как же узнать, кто из вас лучшие воины? Еще я хочу десять, тоже самых лучших воинов, позвать в свой полк, что расквартирован в Москве. Будете красоваться вот в такой синей форме. И будете получать сто рублей серебром ежемесячно. Служить будете два года, потом кто захочет, поедет домой, а я приеду сюда и проведу следующее испытание. В чем же оно будет заключаться? – Брехт подождал, пока Зубер переведет, рассматривая горцев, ну вроде пока никто не плевался и за кинжалы на поясе не хватался.

– И в чем же будут эти испытания? – из группы пщей и ворков выехал один довольно молодой воин, наверное, достаточно знатен, раз ему доверили говорить и не убили тут же за дерзость, как вылез поперед аксакалов. Говорил черкес на сносном русском.

– Будет два испытания. Первое – меткая стрельба. Все стреляем, и я с вами, из своего ружья с расстояния в триста шагов, кто не попадает, отходит в сторону. А попавшие стреляют по тем же мишеням уже с четырех сотен шагов. Не попавшие опять отходят. Те, кто останутся, стреляют с пяти сотен шагов. Кто попадет и на этот раз, тот стреляет с этого же расстояния, но мишень будет в два раза меньше.

– Не всякое ружье бьет на пятьсот шагов, – опять выехал молодой.

– Ну, попросите ружье у того, у кого оно бьет на эту дистанцию. Но сразу замечу, что если у тебя нет такого ружья, то вряд ли ты сможешь попасть из чужого. Всему надо учиться. Прав ли я, уважаемый аскерчи?

– Прав, урус. Что будет дальше?

А чего дальше? Нужно тридцать снайперов и вряд ли среди даже этой тысячи воинов окажется столько воинов, которые с пятисот метров попадут в небольшую мишень. Но сюрприз есть.

– Если выявится несколько человек, которые попали в маленькую мишень, то еще уменьшим мишень. Победителю я вручу серебряный пробный рубль с изображением императора Александра. Их нет еще, и не будет у русских. Император Александр запретил чеканить деньги со своим изображением. Их всего два десятка экземпляров. Кроме этого рубля, который по существу является медалью, я выплачу победителю тысячу руб-лей ассигнациями. И не улюлюкайте, на тысячу рублей бумажных в России можно купить сорок девок в холопки. Это очень большие деньги.

– Сорок девушек рабынь? – вновь вылез этот молодой, наверное, кроме него русский никто не знает, хотя сомнительно. Может, это один из самых главных князей – пщей.

– Сорок. Только не рабынь, а холопок. Она работать на тебя будет.

– Ты говорил, генерал, про два испытания, и глашатаи говорили про борьбу. О ней расскажи.

Брехт выждал, народ опять загалдел и стал поближе подвигаться. Лошади толкались, ржали, люди покрикивали на чужих лошадей, на хозяев этих чужих лошадей. Пришлось ему опять рыкнуть про орлов. Не сразу, но опять отступили и прекратили шуметь.

– Все просто, как бином Ньютона…

– Что это?

– Англичанин один, счетовод. В общем, просто все, разбиваются все желающие побороться на пары и проводят схватку. Потом победители снова с победителями. И так, пока не останется два человека. Между ними два поединка, чтобы не было случайностей. И третья схватка, если будет ничья. Я борюсь с самого начала с тем, кто выпадет мне по жребию.

А как проводить жребий, если у них нет письменности?

– Жребий? – уловил непонятное слово молодой пщы.

– Я запишу ваши имена на бумажку, и будут самые уважаемые люди вытягивать из папахи и определять пары. – Брехт тыкнул пальцем в папаху на голове одного из отдельно сидящих на аргамаках аксакалов. – И главное. Десять человек самых сильных добавятся к тем, кто попадет в лучшие стрелки, и если сам захочет, то в личную гвардию императора Александра Павловича. Десять лучших стрелков и десять лучших къарыулу. Если есть вопросы, задавайте.

– Что получит последний богатырь? – Это фильм такой. Смешно.

– То же самое – тысячу рублей и один рубль с ликом императора.

– Мы поговорим, вы пока вон туда к шатру с воинами своими отойдите, – указал все тот же молодой пщы.

– Кто это, Зубер? – отъехав к указанному шатру, спросил у переводчика Петр Христианович.

– Марат Карамурзин. Глава не очень большого, но древнего рода. У нас издревле высший совет князей и дворян выбирает верховного князя – Пщышхуэ. Он обязательно должен быть иналидом – потомком Инала. Сейчас этот молодой князь и выбран Пщышхуэ. Это не император, как у вас, но от него многое зависит. И он один из лучших къарыулу и один из лучших охотников.

Ну, дайте место для драки.

– Как думаешь, Зубер, что мне лучше сделать, проиграть или выиграть у Марата? Ну, чтобы моя задумка осуществилась?