Проживи мою жизнь - Блик Терри. Страница 17
Внезапно дверь снова отворилась, и на пороге возникла Метлякова. Директор недоумённо двинула бровью:
– Мы не закончили?
Ирина, ничуть не смущаясь от холодного тона, подошла ближе, опёрлась двумя руками на высокую спинку стула напротив начальницы и улыбнулась:
– Майя, а ты распорядилась? Билеты, гостиница, как и кто встречает?
Та отрицательно мотнула головой. Зам снова улыбнулась:
– Как всегда, да? Я всё закажу. Бизнес-класс, люкс, мерседес-броневичок – всё как обычно?
Не дожидаясь ответа, вышла и прикрыла за собой дверь.
Просматривая и подписывая документы, Майя время от времени бросала взгляд на двигавшуюся по городу яркую точку и ловила себя на том, что ей понравилось вглядываться в Дианины глаза. Они словно синеющая морская даль, которую наполняли искренность и радость, как наполняет ветер треугольный парус яхты, идущей на полном ходу. Смутилась от странной аналогии, в голове снова мелькнула мысль о том, что надо бы выйти в море этим летом хоть раз, а то тоска заест.
И то ли от насыщенных самыми разными эмоциями, летящих огневыми искрами дней, то ли от постоянного вспархивания в позвоночнике тонких крыльев, то ли от неожиданно сильной, как в детстве, обиды на отца за его сомнения и недоверие, Майя вдруг ощутила острое, обжигающее желание телесной близости. Захотелось позвонить Максу, как раз должен был вернуться из Европы. Он был её любовником уже больше трёх лет, да только в последние месяцы встречались редко, в основном, просто в городе, вместе обедали и снова разбегались по своим делам. Надо бы по возвращении как-нибудь поужинать, что ли, утихомирить эту глушащую тоску по тёплым человеческим объятиям? Вот же как получается: всецело отдаёшься работе и из-за дикого режима, постоянной принадлежности только семейному делу возникает проблема даже с попыткой наладить личную жизнь, не говоря уже о серьёзных отношениях…
И пока не села в такси до аэропорта, в голове вспыхивали и гасли мысли об отце и Максе, Диане и Марте, и снова, и снова – по кругу, по кругу…
Кортина
Осколки лунного щита, вдребезги разбитого кинжалом летящего облака, сыпались на маслянистую ночную воду Невы. Она летела вдоль мокрого парапета, стиснув зубы до крошева, как в неизбежность, безумно и неизбежно доверяя, вслепую, кожей, взглядом, до онемения кончиков пальцев. Невесомый дождь, пугливый и встревоженный, тянул свои тонкие кисти, делал робкие попытки обнять и тут же отскакивал назад, чувствуя иссушающий жар бегущего тела.
Прозрачные окна и плещущие огни встречных и догоняющих автомобилей становились сценой для танго теней, где она, выплёскивая легко и безрассудно прожитый день, расчерчивала поребрик для стука её каблуков, стука, так нежданно и так идеально совпадающего с биением сердца, крошащегося в фейерверки и сыпавшегося в ночной волшебный фонарь.
И рвалась измученная каменной усталостью спина из-под смычка грозовой весны, и дождь становился наглее и пронзительней, и вот уже отвешивает полновесные пощёчины, пытаясь не дать ей уйти в безумие словесной пустоты объяснений и потерь… Бессильный бред отчаяния – закладка в книге пасмурного дня, построчный шорох жуткого молчания и разговор измученного сна…
Танда 5
Майя вскинулась на широченной гостиничной кровати, сбрасывая с себя, словно сеть, неожиданный сон, бросила взгляд на часы: «Половина пятого, самое время… Никогда раньше не видела ничего подобного: цвет, вкус, запах, всё настоящее… Это только Марта часто по ночам кино смотрела и по утрам рассказывала. Всегда думала, что девчонка просто фантазирует, сочиняет, что так не бывает. Оказывается, бывает. Кажется, я бежала к Диане? Бред! Абсурд!».
Нагая, взбудораженная, прошлёпала босыми ногами к огромному окну, словно из дома и не уезжала. Двадцатый этаж, электрическим хамелеоном переливается раскинувшийся под ногами Екатеринбург, и далеко внизу мерцает река со смешным названием Исеть. Потянулась длинным гибким телом, прогнулась спиной, встряхнулась. До утра ещё долго, но теперь не уснёшь.
Прошла по толстому бежевому ковру, подхватила со стола планшет, длинными пальцами набрала коды, проверила: «Фиат» Дианы стоял во дворе. Значит, она дома. Кивнула в такт своим мыслям, надела бикини, толстый белый гостиничный халат, вышла из номера и направилась в бассейн, благо он находился на том же этаже. В такую рань в тёплой подсвеченной голубой воде никого не было.
Майя скинула халат на большое плетёное кресло, стоявшее у воды, и бросилась рыбкой с бортика, войдя практически без всплеска и вынырнув у противоположного края. Минут двадцать Верлен размашисто рассекала воду, перебирая детали прошедшего беспокойного дня, вечера, проведённого в смятении, отодвигая от себя смутный образ тангеры и пытаясь придать хоть какое-то подобие порядка сознанию, встревоженному непрошенными ночными образами сна.
Ещё перед вылетом, в зале ожидания, взялась за телефон: нужно же позвонить, предупредить, что на какое-то время уедет из города, но как только вернётся, обязательно встретятся. Уже выбрала номер телефона и почти нажала кнопку вызова, но внезапная, необъяснимая робость остановила её. Не хотелось разговаривать так, на бегу, под неумолчный гул объявлений о посадках, прилётах и багаже. Выбрала нейтральный вариант – короткое сообщение: «Уехала в командировку, вернусь, позвоню. Спасибо за вечер, обязательно повторим».
Вывела на экран программу слежения, убедилась, что объект двигается по обычному маршруту – от дома к школе танго. Эта яркая точка бегает по карте, и почему-то хочется представлять, как в ветровое стекло смотрит та, что за рулём, как от брызжущего света опускает защитным крылом на пронзительную синь непроницаемые очки, как безостановочно тренькает телефон, и каждый – каждый, кто дозвонился – хочет поменять маршрут движения этой точки, чтобы она двигалась только по направлению к нему, а водитель смеётся и, умело сопротивляясь течениям и просьбам, выруливает в нужную только ей одной сторону…
Майя вздохнула, удивляясь странным мыслям. Эти несколько недель, с тех пор, как стала пристально наблюдать за Орловой, ещё только решая, стоит ли встречаться лично, её так и тянет – просчитывать? нет, просто придумывать мельчайшие детали мозаики и складывать из неё новую фигурку, картинку, абстракцию – что получится. И совершенно не хочется задавать себе вопрос: что за придурь такая началась, что за колотьё в том месте, где должно быть сердце, биения которого она раньше и не слышала, и не обращала на него внимания?
Из мыслей выдернул голос в динамиках, объявивший посадку для пассажиров бизнес-класса, вылетающих в Екатеринбург.
Майя и Шамблен приземлились в аэропорту Кольцово точно по расписанию, в половине десятого вечера. Весь полёт оба упорно делали вид, что занимаются своими делами: условия бизнес-класса позволяли не биться локтями и не заглядывать друг другу в компьютеры. Анри был явно раздражён и потому преувеличенно сосредоточен, Верлен же просто не хотела с ним разговаривать. Сначала нужно разобраться, что же всё-таки происходит в обычно благополучном и спокойном уральском филиале.
Во встречавшем автомобиле они расселись по разным углам и в абсолютном молчании, впрочем, нисколько не тяготившем Майю, доехали до гостиницы, получили ключи и только когда поднялись в лифте к апартаментам, Верлен сдержанно спросила Анри о планах на поздний вечер.
– Ничего особенного. Посижу в номере, покручу файлы, попробую понять, в ком я ошибся.
Это откровенное признание Шамблена в своей прямой ошибке в подборе и расстановке персонала, вдруг ослабило напряжение, душившее девушку: может быть, её правая рука ни в чём не замешан, просто так сложились обстоятельства? Может быть, кто-то ведёт свою игру и предлагает ей крупную фигуру в виде очевидной жертвы, чтобы усыпить бдительность? Возможно всё. Даже безумные идеи. Тем более, когда нет ни данных, ни фактов – ничего, за что можно уцепиться. Нет, так дело не пойдёт.