Узы тьмы (ЛП) - Макмастер Бек. Страница 23
Озаренный серым дневным светом, ее сын смотрел из окна на парк и машинально вертел в руках касторовую шляпу. Камзол и штаны безукоризненны и богато украшены. Себастьян походил на залихватского щеголя, но его отличал внутренний стержень, а не то, что Моргана дала ему богатой одеждой, хорошей обувью и бесконечными часами обучения. Он унаследовал от отца надменно вздернутый подбородок и сурово поджатые губы — признаки нетерпимости к слабостям других людей.
Единственный изъян заключался в отсутствие галстука и полурасстегнутой рубашке, в вороте которой виднелся золотой ошейник. Иногда Моргана подозревала, что сын специально демонстрирует ей это украшение, будто говоря: «Пусть ты меня им контролируешь, матушка, но я никогда не забуду, что ты со мной сотворила, и не прощу».
— У меня было важное дело, — ответил Себастьян.
Наверняка чтение книг в библиотеке, прогулка за дом или уход за его драгоценными чертовыми розами.
— Себастьян, события развиваются быстро. Мы воплощаем наш замысел. Если ты заставишь меня ждать еще раз…
Он холодно посмотрел на нее. Ртутный цвет глаз сын тоже взял от Дрейка, а вот хищное выражение — нет. Ее бывший муж никогда не был таким опасным, он воплощал собой тепло и страсть, а вот Себастьян походил на чистый лед.
— И что? Поставишь на колени с помощью ошейника? — Похлопывая шляпой по ноге, он шагнул к Моргане и улыбнулся, но выражение глаз не изменилось. — И сколько, как думаешь, это колечко на пальце защитит тебя? Сколько я пробуду твоим рабом?
Она думала об этом почти каждый день с его двенадцатилетия, когда у Себастьяна впервые проявились способности, а колдовская сила вызывала грозовые тучи на горизонте. Моргана никогда не видела ничего похожего, хотя давно знала, что украденный у Верховного отпрыск будет опасным и практически неуправляемым.
В конце концов, предыдущая Кассандра, леди Ретберн, предсказала такое развитие событий, нося под сердцем бастарда Дрейка.
Этот день навсегда остался в памяти Морганы. На чаепитии все члены Ордена злорадно наблюдали, как две дамы Верховного маневрируют у стола с маленькими сэндвичами, медовыми пряниками, булочками, вареньем и густыми сливками. Все знали, что Моргана с супругом не в ладах после произошедшего несчастья — отравления его племянника и наследника. То, что она зачала Себастьяна, стало чудом. Моргана обернула бурную ссору себе на пользу, и теперь в ней зрело драгоценное оружие, гарантия против развода, коим ей грозил Дрейк.
Если бы не любовница Дрейка, леди Ретберн, и тот неприятный факт, что она тоже носит его ребенка, Моргане удалось бы склонить мужа в нужную сторону.
Где-то между астрологическими играми и началом чтений она на некоторое время упустила соперницу из виду. А затем они столкнулись. Леди Ретберн фальшиво улыбнулась, приторно пропела «Пардон, мадмуазель» и походя нечаянно коснулась затянутой в перчатку рукой живота Морганы, после чего удивленно округлила глаза и вошла в пророческий транс.
— Этот сын никогда не станет твоим, — громогласно и без акцента заявила орденская Кассандра, слепо глядя в никуда.
А потом вдруг ахнула и отшатнулась, сбив с ног служанку с тарелкой лимонных пирожных и чуть не уронив столик с сэндвичами. Все обратили внимание на происшествие и стали перешептываться за кружевными веерами.
Моргана не смогла больше там оставаться и убежала, прижимая одну руку к оборкам, скрывавшим ее располневшую талию, а другой стискивая носовой платок. Она скрылась от чужих глаз в тихом уголке сада, но от мыслей спрятаться не могла.
«Он никогда не будет моим». Моргана могла и дальше себя обманывать, уверять, что наконец нашла того, кто в любом случае ее полюбит и никогда не предаст, но сомнения терзали душу. Ребенок ведь должен любить мать, разве нет? Но эта надежда пошатнулась, а от пророчества во рту остался неприятный привкус.
И дитя, которое сейчас беспокойно шевелилось в ней, резко толкнулось, будто подтверждая сей вывод.
Времени придумать выход не было. Неделю спустя Дрейк подал на развод. Даже угрозы аборта не остановили его надолго. По закону ребенок принадлежал ему. Орден приговорил Моргану к казни за отравление племянника Дрейка, лишая ее возможности увидеть, как растет сын, и пресекая попытки склонить его на свою сторону.
Единственный выход — бежать из Британии, и она со злорадным удовольствием пересекла Английский канал, зная, что Дрейк уже получил ее послание с окровавленными останками в тряпице.
«Вот твой сын. Скажи своей любовнице, что ее предсказание сбылось: я никогда не буду владеть им, но и тебе он не достанется».
Разумеется, Моргана солгала, но в те дни только мысли о причиненной Дрейку боли помогали ей улыбаться. Никто не смеет ее выкидывать. Хватит мужчинам портить ей жизнь кулаками и лживыми обещаниями. Больше она не будет им доверять.
Даже собственному сыну.
— Если попытаешься снять ошейник, Себастьян, то ощутишь такую боль, которую даже я не смогла бы причинить тебе за неповиновение. Мне говорили, что избавиться от него… практически невозможно.
Лишь трепет крыльев носа выдал его волнение.
— Поживем — увидим. Помнишь, ты рассказывала мне о своем дядюшке? О том, как он наконец доигрался, запирая тебя в тот ящик? Интересная сказка на ночь для семилетнего мальчика, но я ее не забыл, как и многие другие. В этой истории есть занятная мораль. Я тут подумал: как скоро для меня наступит тот момент, когда боль станет лишь мелким недоразумением, а желание убрать эту… штуку, — Себастьян дотронулся до шеи, — всепоглощающим? И будешь ли ты столь же самоуверенна тогда?
Моргана слегка улыбнулась, хотя по спине поползли капельки пота.
— Так пусть это послужит еще одним уроком: надо держать козыри в рукаве, Себастьян. Ты ошибаешься, если думаешь, будто я управляю тобой лишь через ошейник.
— И как же еще? — Колдовская сила в нем рвалась на свободу. Воздух похолодел, когда Себастьян стал втягивать в себя энергию. — Я сильнее тебя.
«Сильнее — да, но хитрости тебе не достает».
— О, я не стану противостоять тебе колдовством, Себастьян. Я знаю, на что ты способен и как силен. А еще тот городок в Провансе точно знает, что ты умеешь.
Моргана улыбнулась, когда сын неуверенно нахмурился, и шагнула ему навстречу. Ее не мучили угрызения совести. Люди умирают, дома рушатся. Иногда земля сама себя разрывает. Такова жизнь, и Моргане совсем не было жалко чужаков. Никто никогда ее не жалел. Но в Себастьяне слишком много от отца. Нельзя об этом забывать. Она прекрасно знала его натуру. Если он сорвался на экспрессию и уничтожил столько людей из-за одной смерти какой-то жалкой служанки, которую едва замечал, не то что любил (девчонка погибла под колесами экипажа могущественного союзника Морганы), то что же сделает, когда угроза нависнет над тем, кто ему небезразличен?
У Морганы изо рта вырвался пар. Воздух стал ледяным, дыхание застревало в легких, но она сделала еще шаг и потянулась к вороту сына.
— Если ты освободишься, Себастьян, я не стану с тобой сражаться. Я позволю тебе уничтожить меня, даже не попытавшись создать заклинание. — Она застегнула последнюю пуговицу, убирая ужасный ошейник с глаз, и отступила, нежно погладив сына по щеке. — Но я прихвачу с собой всех. Девчонку, что плачет в соседней комнате… — Себастьян резко повернулся в ту сторону, но мать схватила его за подбородок, обращая внимание не себя. — Дворецкого, горничных, грумов… Ту старую гарпию по соседству, к которой ты привязался… Я не стану бороться с твоими способностями, Себастьян, а усилю эффект. Представь, сколько лондонцев я заберу с собой, воспользовавшись твоей силой? Представь, скольких ты убьешь? Я уж позабочусь, чтобы ты выжил, мой драгоценный. Ты останешься среди развалин, будешь слышать крики раздавленных детей и матерей, оплакивающих своих чад. Запах крови и смерти — вот, что ты подаришь этому миру.
Моргана впервые увидела такие сильные чувства в его глазах. Себастьян жил в страхе, который она ему живописала. А неумолчное чувство вины делало воспоминание еще ярче.