Призрак Тюлифанского аббатства - Тримейн Питер. Страница 3
По словам моего приятеля, первый владелец Тюлифана даже не был его прямым предком. Прадед Филимора купил аббатство, когда прежний хозяин, страшась неотвратимого расставания с жизнью в день своего пятидесятилетия, решил продать имение и переселиться в более здоровый климат Англии. Эта уловка со сменой владельца, однако, не помогла прадеду Джека, генералу Филимору: когда ему исполнилось пятьдесят, он упал с лошади и сломал шею. Деда Джека, всеми уважаемого судью, застрелили, и тоже в день пятидесятилетия. Местный инспектор Ирландской королевской полиции предположил, что эта безвременная кончина объясняется скорее его профессией, нежели какими-то сверхъестественными причинами. Судьи и полицейские часто заканчивают свою карьеру таким образом в стране, где народ считает их пособниками колониальной оккупации.
— Могу предположить, что вашему отцу, полковнику Джеймсу Филимору, вот-вот исполнится пятьдесят лет, отсюда и его тревога? — спросил я, пока поезд катил по окрестностям Типперэри к границе графства Керри.
Филимор медленно кивнул.
— Сестра писала, что слышала, как призрак рыдает по ночам. Она утверждает, что отец даже видел этот призрак — плачущего мальчика на верху башни.
Я невольно приподнял бровь.
— И видели, и слышали? — переспросил я. — Сразу два свидетеля? Что ж, могу заверить вас: в этом мире не существует ничего, чему нельзя найти рационального научного объяснения.
— В этом мире, — пробормотал Филимор. — А в том?
— Если ваши родственники верят в проклятие, почему они не уедут из Тюлифана? — спросил я. — Разве не лучше было бы оставить имение, коль скоро вы уверены, что проклятие обладает такой силой?
— Мой отец очень упрям, Холмс. Он вложил в аббатство все свои деньги, до последнего пенни, не считая дома в Дублине. Будь я на его месте, продал бы имение соседу и уехал из проклятого дома.
— Соседу? В смысле, Мориарти? А почему именно ему?
— Он предлагал отцу купить аббатство и таким образом разрешить все затруднения.
— Весьма великодушно с его стороны, — заметил я. — По-видимому, его проклятие не пугает?
— Он считает, что проклятие преследует только англо-ирландские семьи вроде нас, а ему, чистокровному ирландцу, кельту из кельтов, так сказать, оно вреда не причинит.
Полковник Филимор прислал коляску на вокзал Килларни, чтобы отвезти нас в Тюлифанское аббатство. Старый полковник явно пребывал не в лучшем расположении духа, когда встретил нас у себя в библиотеке. Я заметил, что протянутая им для рукопожатия кисть слегка дрожит.
— Друг Джека, а? Да, я вас помню. Вы из голуэйских Холмсов, а? Майкрофт Холмс — ваш брат? Служит у лорда Хартингтона, а? У первого заместителя министра финансов, а?
У него была раздражающая манера прибавлять «а» едва ли не к каждой своей телеграфной фразе.
Тут и Агнесса Филимор вышла поздороваться с нами. Господи, Ватсон, как же я был молод и горяч в те дни. Даже и теперь, когда устремляю в прошлое взгляд более критический и холодный, я не могу не признать, что она обладала ослепительной красотой. Девушка протянула мне руку, но я сразу заметил, что в ее улыбке уже нет теплоты и дружелюбия, которые, как когда-то казалось, предназначались мне одному. Может быть, Агнесса стала взрослой женщиной, пока я с мальчишеской страстью грезил о ее прежнем образе? В то время я не мог допустить и мысли о том, что страсть была лишь с моей стороны. Желторотый юнец, что еще можно сказать.
Ужин проходил в мрачной атмосфере. Мне было тяжело примириться с жестокой правдой жизни; полковник Филимор не испытывал радости по вине проклятия, висевшего над его домом. Мы уже почти покончили с десертом, как вдруг Агнесса замерла, не донеся вилку до рта. Затем полковник Филимор с грохотом уронил ложку на тарелку и издал жалобный стон.
В наступившем молчании звук был слышен отчетливо. Это был детский плач. Он, словно эхо, разносился по всем комнатам. Даже Джек Филимор растерялся.
Я отодвинул стул и встал, стараясь определить, откуда исходит звук.
— Что находится прямо под этой комнатой? — спросил я.
Полковник сидел весь белый и от потрясения не мог отвечать.
Я обернулся к Джеку. Он несколько нервно отозвался:
— Винные погреба, Холмс.
— Так идемте! — Я схватил со стола канделябр и без промедления направился к выходу.
Когда я подошел к двери, Агнесса дважды топнула ногой, словно бы в волнении.
— Нет, мистер Холмс! — крикнула она. — Против потустороннего существа вы ничего не сможете сделать!
Я задержался в дверях и улыбнулся ей.
— Не думаю, что это потустороннее существо, мисс Филимор.
Джек Филимор показал мне погреб, мы обыскали его самым тщательным образом и ничего не нашли.
— А что вы рассчитывали найти? — спросил Филимор, увидев мое разочарование, когда мы вернулись в столовую.
— Мальчика, живого мальчика из плоти и крови, а не призрака, — твердо ответил я.
— Если бы. — Агнесса не скрывала своего удовлетворения тем, что у меня не нашлось никакого рационального объяснения. — Думаете, я не приказывала обыскать этот дом, и не один раз? Отец уже на грани безумия. Мне кажется, самообладание начинает ему изменять. Я боюсь, как бы он не сделал с собой что-нибудь.
— А послезавтра ему исполняется пятьдесят лет, — серьезно добавил Филимор.
Мы стояли у входа в столовую, когда Мелоун, пожилой дворецкий, заслышал звон колокольчика у входной двери и пошел открывать.
— Профессор Мориарти, — доложил он.
Мориарти был высок и худ, у него был большой бледный куполообразный лоб и глубоко посаженные глаза. Все лицо выдавалось вперед, и еще у него была странная привычка медленно покачивать головой из стороны в сторону, — мне, тогда еще по-юношески резкому в своих суждениях, в этом почудилось что-то змеиное. Теперь, вспоминая его, я сказал бы, что Мориарти был по-своему красив и довольно изящен. Он был еще молод для профессора и несомненно обладал острым умом и развитым интеллектом.
Агнесса встретила его радушно, Филимор же держался отчужденно. Что касается меня самого, я старался ничем не выдать своего дурного настроения. Мориарти присел с нами за стол, чтобы выпить кофе с бренди, и выразил полковнику сочувствие по поводу его нездоровья.
— Мое предложение все еще в силе, дорогой сэр, — сказал он. — Лучше бы избавиться от аббатства и от проклятия разом. Тем более что вы, разумеется, не потеряете его вовсе. Ведь мы с Агнессой поженимся, и вы всегда будете здесь желанным гостем.
Полковник Филимор буквально зарычал. Негромкий раскатистый звук родился где-то глубоко в горле — так рычит загнанный зверь, когда ему приходится отбиваться.
— Я намерен идти до конца. Чтоб какой-то призрак выжил меня из собственного дома — не бывать этому! Сам Акбар-хан со своими горластыми афганцами не смог выбить меня из Пейварского ущелья. Нет, сэр. Я намерен остаться и встретить свое пятидесятилетие здесь.
— Напрасно ты не хочешь даже подумать над предложением Джеймса, отец, — укоризненно сказала Агнесса. — Все это плохо сказывается на твоих нервах. Лучше бы избавиться от имения и переехать в Дублин.
— Чепуха! — огрызнулся отец. — Я пойду до конца. И слушать больше ничего не желаю.
Мы рано легли спать в тот вечер, и, признаюсь, я некоторое время размышлял над своими чувствами к Агнессе, прежде чем забыться полусном.
Меня разбудил плач. Я накинул халат и бросился к окну, сквозь которое лила мягкий свет белая полная луна. Плач был похож на завывания баньши. Кажется, он доносился откуда-то сверху. Я поспешно вышел из комнаты и в коридоре столкнулся с Джеком Филимором, тоже одетым в халат. Лицо у него было мертвенно-бледное.
— Скажите мне, что я сплю, Холмс! — воскликнул он.
— Нет, если только нам не снится один и тот же сон, — коротко ответил я. — У вас есть револьвер?
Он взглянул на меня испуганно.
— Чем нам поможет револьвер, по-вашему? — спросил он.
— Возможно, окажется действенным средством против духов, вампиров и привидений, — скупо улыбнулся я.